Представляю, как бы это выглядело со стороны: сидящий на плоском валуне посреди тарийской пустыни полуголый семнадцатилетний землянин, болтающий с бесплотным голосом, склоняясь над окулярами ксенотехнической установки, слегка похожей на небольшой электронный микроскоп.
— Как продвигается твой титанический труд? — спросил меня невидимка на третий день работы, когда я уже заканчивал сборку "ключа". Не психоключа, а простого галакс — маркера, аварийного псионового маячка.
— Почему это вдруг он стал "титаническим''? — проворчал я, чувствуя подвох и не отрываясь от окуляров. Оставалось доделать совсем немного.
— Ну как же! Ведь она почти вся из титана. А что это она должна делать? — поинтересовался Тари.
Я постарался объяснить. Невидимка фыркнул:
— Ну разве для того, чтобы хоть чем-то заняться... Однако ты бы лучше собрал что-то полезное, а не этот передатчик, который все одно никто не услышит.
— Почему это не услышат?! Если хочешь знать, его сигнал тревоги слышен во всем пространственно — временном объеме вселенной, Везде, дружище!
— Да?
— Да. Чего ты там фыркаешь, его сигнал невозможно ничем экранировать.
— Маловато. Ха, "вселенной"! — процедил собеседник с нескрываемым презрением.
Я медленно разогнул усталую спину. Постепенно, по мере понимания только что услышанного, похолодел. Да, если это действительно другая вселенная, тогда понятно, почему я столько времени безмятежно загораю на планете Тария под лучами одноименного светила.
"В таком случае, понятно, почему меня не вытащили отсюда. Я просто недоступен ни Интергалу, ни Дэву — если Дэв пока при памяти. Ни тому не названному Врагу Интергала, с Охотницей которого меня свел случай. Уж кто-то из них обязательно бы попробовал меня использовать. Но стоп! Может быть, меня как раз и используют — по самому тяжелому, галакс — рейдерскому варианту, как там говорил пятнистый? Без инструктажа, без группы поддержки, полностью автономно?" — пронеслось в голове.
— Другая вселенная, — пробормотал я, и оттолкнув от себя свалившийся в песок микровизор, впервые почувствовал себя отрезанным от своего привычного мира. И чем больше я смотрел на окружающий пейзаж, сквозь отчаяние и нахлынувшее глухое одиночество все сильнее проступало: "ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ! Наверно, он врет!"
Я уцепился за мысль как утопающий за соломинку:
— Погоди, а как же твой синтезатор, а язык?
Невидимка ощутимо замялся и наконец выдавил:
— Понимаешь... Когда ты попал сюда, я провел полный информационный зондаж. Конечно, это неприятно, но как бы я узнал, что, собственно, такое ты собой представляешь?
— Мм-да... — пробормотал я, ощущая гадливое содрогание внутренностей. При всей отвратительности, считывание инфо из моей маковки не представляло какой-то особой трудности. Для специалиста. Я ощутил себя голым. Поежился под взглядом Тари и горько спросил:
— Тогда чего было валять дурака с непониманием? Развлекался, что ли?
— Больно надо! — обиделся он, — Ты считаешь, что у нас с тобой так уж похожи разумы? Да если хочешь знать, мне пришлось изготовить интеллектуальный протез — переводчик, чтобы ПОНИМАТЬ сказанное тобой.
Я молчал. Невидимка что-то говорил, успокаивал и объяснял. Его слова не доходили до сознания. В моей жизни хватало унижений и просто "интимных" событий, в которые я никогда никого не посвящал. Теперь все эти сцены хлынули из погребов памяти, я вновь переживал их, ощущая острый стыд, густо сдобренный пониманием своего ничтожества.
— ДА ОЧУХАЕШЬСЯ ТЫ ИЛИ НЕТ, ПАРШИВЫЙ, ЗАКОМПЛЕКСОВАННЫЙ ХОМО!!!
Как будто тяжелое орудие пальнуло. Оказывается, Тари мог и рявкнуть. Я вышел из прострации:
— А?
— Хватит тут курсистку изображать, — сказал он уже своим обычным шелестящим полушепотом, — Лучше смотри. И уж лучше молчи, коли тебе нечего сказать.
Вокруг моего валуна сгустился туман, размыв очертания пустыни. Почти сразу же на его зыбком призрачном экране проступили силуэты, быстро набирая сочные цвета и зримый объем.
Они шли, огибая мой камень. Люди и нелюди, дети, взрослые и совсем престарелые, облаченные в драгоценные одеяния и почти голые, вооруженные невиданными самопалами и безоружные, надменно шествующие и бредущие еле-еле, они на миг заглядывали в мои глаза— и уступали место следующим. В полной тишине призраки шли и шли, мне казалось что им нет конца, этим таким разным, то прекрасным, то никаким, то неописуемо омерзительным ликам. Против воли я вглядывался в каждое лицо, ища тех, кого знал, но напрасно. Потом я устал от этого зрелища, но оно и не думало кончаться, все более странные тени возникали передо мной — и уступали место следующим. Вдруг шествие остановилось. Перед камнем стояли трое. Мальчик земных лет девяти — десяти, в отливающем золотом комбинезоне с двуглавым орлом слева и старорежимной надписью "собственность Российской Империи". При этом он смахивал на землянина не больше, чем я — на фотомодель Наоми Кемпбелл. Малыш галантно поддерживал под локоть девочку явно той же расы, все лицо которой, казалось, состояло из пары огромных, совершенно черных глаз, настолько же неуместных своим выражением безграничных страдания и любви, насколько неуместен был весь ее костюм — дикая комбинация матово блестящих черных шортов и шитого золотым галуном мундира с многочисленными орденами. От нее веяло отчаянной бесшабашной, беззаветной верой, в груди защемило, мне захотелось защитить ее от всего, что может ей угрожать, рука сама собой протянулась, но встретила лишь пустоту. В замешательстве я перевел глаза на третью фигуру, сразу ощутив какое-то стеснение от непривычного расположения двух пар глаз на худом длинном овале почти человеческого лица. На земной манер ей было лет четырнадцать, самое большее — шестнадцать, худощавая фигура юной женщины, уже почти развившаяся, прорисовывалась сквозь ветхие лохмотья. И при этих-то лохмотьях надменно вздернутый подбородок подпирало странное массивное украшение тусклого желтого металла, богато усыпанное драгоценными камнями всех цветов радуги. Драгоценность закрывала всю тонкую длинную шею, плечи и доходила своими подвесками до середины груди девушки. Глядя на нее, я ощутил ее глубокое одиночество, и отозвался сочувствием, странным слиянием отстраненности и близости. Лицо девушки дрогнуло, она словно увидела меня и поняла мои эмоции. Она улыбнулась, положила, скрестив, свои тонкие руки на плечи и поклонилась. Все исчезло, снова передо мной расстилался набивший оскомину пустынный пейзаж.
Невидимка деликатно прокашлялся. Я с трудом перевел дух:
— Эй, Тари, ты чего за наваждение такое тут устроил?
— Хм! Наваждение? Неплохое словечко, да. Как бы объяснить... — Тари явно снова испытывал языковые трудности. Он хмыкал, что-то невнятно ворчал, подбирая понятия. Наконец, изрек:
— Чертовски непросто объяснять в твоей системе мышления. Но попробую. Значит, так. Перед тобой проходили те, с кем ты так или иначе должен встретиться в будущем.
— Независимо от моего желания? То есть допустим, я сделаю что-то такое, после чего никогда не попаду туда, где могу встретить, скажем, вон ту, четырехглазую, тогда как?
— Тебе трудно в это поверить, но что бы ты не делал, ты ее обязательно встретишь. Хочешь ты этого или нет — не играет никакой роли. Будешь ли рыскать по своей Галактике, по моей Вселенной, сидеть дома на Терре или жить здесь — встреча произойдет. Матч состоится в любую погоду, понятно? Поскольку билеты проданы, а деньги за них не возвращаются.
— Но почему ты так уверен? Это что — закон природы такой?
— Можно сказать и так. Я не заглядывал в твое будущее. Я не гадалка и не пророк. То, что ты увидел — результат очень непростого анализа твоего вероятностного комплекса. Ты видел персонажей грядущих событий, которые содержатся в тебе с вероятностью, равной единице. Избежать их появления в твоей судьбе ты не волен. Но это не значит, что твоя жизнь запрограммирована, поскольку твоя воля — свободна.
— Н-да-а, свободна... — уныло протянул я, шаря в кармане. Сигареты кончилось давно, а невидимка поставлять их почему-то не хотел, — Толку от нее, когда я обречен сидеть тут, и даже без курева.
— Ну почему же "обречен"? — мягко прошелестел Тари, — Ты свободен быть здесь или улететь отсюда, свободен курить или не курить свои вонючие сигареты и все такое прочее! Просто ты выбрал глупую линию поведения: "плыть по течению". Это наихудшее из всего возможного, так ведь и в этом я тебе не препятствую!
— Чо-то ты темнишь, — протянул я, сморщив лоб, — Ну возьмем самое простое, сигареты. Если ты не хочешь их синтезировать — где я еще могу их здесь взять? Дама пока что не прилетела, если ты думаешь, что она привезет с собой пару ящиков "SALEM".
Невидимка фыркнул:
— Вряд ли стоит надеяться на нее. Хорошо, придется заняться самым нелюбимым моим занятием — подсказывать.
— Давай — давай, — подбодрил я его.
— "Давай — давай"? — разозлился он, — Сам думать не желаешь, головы хватает только на истерики? Ну ладно. Когда ты собирал свой несуразный психомаркер, я давал детали, инструмент?
— Ну.
— Хуй гну, — грубо ответил он, — А я спрашивал у тебя, зачем тебе посреди пустыни оборудование для псионики? Условия какие тебе ставил вроде: "То и вон это не делай"? Кто тебе мешает собрать, скажем, тот же синтезатор или пси-проектор? Только врожденная тупость.
Я сокрушенно покачал головой. В самом деле, до такой простой мысли я как-то не дошел: сначала ждал, что вытащат, а потом просто растерялся — слишком уж много всего свалилось. Но нет худа без добра: хотел того Тари или нет (скорее всего, хотел), голова начала работать в нужном направлении. Как это сказал Конфуций: "Правильно заданный вопрос уже содержит в себе ответ". Ну что же, начнем подкидывать наш бутерброд. Курево может подождать, а вот насчет свободного выезда из этой пустыни...
— Слышь, прозрачный, при помощи пси-проектора попасть в другую Вселенную можно?
— Еще чего захотел! Конечно, нет. Решил сматывать удочки? — В голове невидимки сквозило неприкрытое веселье. Я немедленно ощетинился:
— Ты сам сказал, я свободен выбирать! И я выбираю путешествие по Вселенным. Хоть мир погляжу. Ну не век же здесь сидеть.
— Стандартен до тошноты, — изрек Тари, — Ни артистизма, ни тебе хорошей импровизации, ничего оригинального. Впрочем, это не самое худшее.
— Дорогой Андрюшенька, вот и пришло время нам поговорить об условиях. Сам понимаешь, я не просто так на тебя два месяца и тонну нервов потратил. Пришла пора оплачивать векселя.
— А если не захочу — "оплачивать"?
— Да кто будет твои желания разбирать, родной ты мой? — откровенно развеселился невидимка, — оплата векселей есть непременное условие твоего путешествия. Бесплатное такое приложение. Тем более, что условия — льготные, не дрейфь. Излагать?
Я вспомнил троицу призраков, свидание с которыми должно состояться в любую погоду, представил перспективу сидеть тут до старости и беспечно махнул рукой:
— Валяй, излагай!
— То-то же. Значит, с самого начала... — откашлялся невидимка.
Вот так меня перевербовали.
В последующие дни мне было не до истерик — такая лавина инфо обрушилась на меня, что самым подходящим понятием было бы слово "рвота". Невидимка изрыгал ее непрерывно, не давая времени запомнить и даже просто понять, загрузив напрямую все мои центры восприятия. Не знаю — сколько времени сознание трепал неистовый напор ощущений, но однажды он иссяк.
Наверно, именно так чувствует себя крохотная рыбешка, занесенная волной цунами из небольшого уютного морского залива в пресное высокогорное озеро. Вода другой солености, в сущности та же, но здесь, в новом месте, живут Другие. И Тари, конечно, тоже был из них. Мало того, я сам стал чем — то вроде него. Это входило в условия, и как я ни протестовал, мой облик неузнаваемо изменился.
Скосив глаза на доступные зрению комплектующие моего нового тела, усмирив желудочные судороги и проворчав что-то нелестное о собственных родителях, я отправился к водоему, ощущая сильную жажду и не меньшее любопытство. Не имея под руками другого зеркала, размахивая чрезмерно рельефными мышцами конечностей, осторожно неся разламывающуюся голову, я убеждал себя не относиться к переделке уж слишком трагически. В конце концов, и предыдущая морда не очень уж нравилась.
Напиться оказалось не в пример легче, чем успокоиться после ЛИЦЕЗРЕНИЯ. Да, старое лицо не являлось эталоном красоты, но уж теперешнее просто поражало своей, мягко выражаясь, нестандартностью. Невидимка сходу отмел все упреки:
— Это на свой лад ты стал ужасен. Чепуха, молодой человек! В любом Космосе всегда можно найти уйму миров, где от твоей наружности все будут без ума.
— Кажется, моя Терра не относится к этому меньшинству.
— Привыкнешь, — отрезал Тари, — Кто у нас бахвалился небывалой гибкостью эйчэс-сол: "человек не свинья, ко всему привыкнет", э? Вот и осваивай на здоровье то, что твой Интергал торжественно именует "сменой кожи". В конце концов что тебе сейчас важнее, красота или безопасность?
— Хм, представляю, каковы тетки в тех местах, где эта рожа может котироваться. Я ж от них с визгом бегать буду!
— Можешь заниматься своим сексом в темноте. Мы будем говорить о делах или обсуждать рекомендации к совокуплению?
Почесав когтистой лапой покрытую густой зеленоватой шерстью шею, подвергнув при этом большой опасности собственное горло, я задумчиво вставил:
— Знаешь, некий терранин Зигмунд Фрейд говаривал, что все сексом начинается и к нему же в конце концов приходит. Я начинаю комплексовать, когда вдруг вижу свою нынешнюю фотокарточку.
— Прекрати кокетничать, ты не барышня! — разозлился невидимка, — Те, кого ты выбрал в параде призраков, запрограммированы любить тебя в самых разных обличьях. То есть им практически все равно. Особенно той, к которой ты потянулся. Только не начинай вякать о морали, о преступности и других извращениях ваших вонючих сознаний. Не держись за отпавшую кожу, не то получишь кучу неприятностей вдобавок к уже имеющимся. Не забывай, что со времени слияния сознаний ты официально стоишь вне закона.
— Для меня в этом, конечно, огромное утешение, — язвительно рек я, — Просто не представляю — отчего это именно мне выпала такая великая честь! Как бы я жил, что бы делал без этого самого!
— Заткнись, — ласково оборвал мои излияния, — И, как говорили в Одессе: "слушай сюда! Это будет проистекать именно отсюда".
Я послушно заткнулся. Тари хмыкнул, выдержал паузу и продолжил:
— В твоей голове явно преобладает кость, иначе давно бы задумался о том, почему из варварского племени терран были выбраны двое для обучения в системе Интергала? Почему именно вы: ты и твой Дэвид? Почему не Эйнштейн, не какой-нибудь Зигмунд Фрейд или там Пифагор? По какому признаку отобрали именно вас? Ведь ты же не думаешь, что выбрали наугад, правда?
Невидимка умел и любил ошарашивать. Я заткнулся и задумался. Тари не мешал. Он ждал моих выводов со своим нечеловеческим терпением.
