Сколько они так ехали, разгоняя толпу беженцев и сокрушая их пожитки — милю, две, пять? Затем и народ с дороги куда-то пропал. И как назло, ни одного целого указателя — пару раз попались, так один был замазан краской, а второй и вовсе поломан! Время было позднее, уже начинало темнеть. Но местность вокруг вроде была похожа на один из участков карты, выпуска еще сорок пятого года. Кажется, сориентировались — если прибавим газ, то опоздаем несильно, и есть шанс отделаться лишь словесным взысканием. Поспешим!
Какую-то будку со шлагбаумом снесли походя. Вроде бы, там в сторону бежали какие-то в форме — плевать! Нам надо тут пройти — и интересы американской армии, превыше всего. Дорога снова вильнула в сторону, не так как должна быть на карте. Подумав, майор решил ехать до первого населенного пункта — а там, хоть пистолетом угрожая, узнать название и сориентироваться. И валить все на штабных умников, не озаботившихся сравнить местность с тем, что было изображено пять лет назад.
Дорога шла через поле, далеко впереди виднелись огни какой-то деревни, а справа, меньше чем в полумиле, тянулась лесополоса. И впереди, развернувшись поперек, стояла машина — полицейская, с мигалкой. И всего один человек рядом — в руке не оружие, а жезл. Вот только даже в сумерках можно было различить, что окраска машины отличается от принятой во Франции черно-белой. Что за черт — неужели... Майор выругался и приказал водителю — стой!
Йозефу Линдену было страшно — встать на пути несущейся танковой колонны, а вдруг раздавит, и не заметит? Но статус германского полицейского обязывал — и привычка, что в Германии на неподчинение полиции решались лишь самые отъявленные мерзавцы. Известие с таможенного поста на старой дороге (по ней почти не ездили сейчас, как в десяти километрах к северу проложили шоссе) пришло полчаса назад. И за это время унтер-офицер Линден успел сделать многое... и отправить своего напарника, Клауса, с поручением, мальчишка справится, да и черт знает этих чужаков, а вдруг и вправду будут стрелять? Но полицейский прежде всего обязан выполнить свой долг! Он на своем посту оставался, даже когда русские сюда вошли — и ничего ведь, не только не расстреляли, но даже и на службе оставили?
-Стоять, именем закона! Кто вы и что делаете на территории Германии?
Майор разобрал лишь лающую немецкую речь — уж ее с французской не спутать никак! Кажется, мы в полном дерьме, парни. Если войны пока нет. А впрочем, кто докажет что мы тут были? Сейчас развернемся и назад, уж все повороты и развилки я запомнил! И в том, французском городке молчунов, повторим задуманное — если они нам не помогут, я там всех самых главных арестую, и буду трясти, чтоб еще и проводников дал! А вот с этим — прости, дойче полицай, но тебе не повезло оказаться не в то время и не в том месте! Когда честь Армии США никак не позволяет уходить, подобно схваченному за руку воришке!
"Паттон", дав полный газ, наехал на полицейскую машину. И развернулся, гусеницами мешая там все с землей. Полицейский отскочить не успел. Ничего личного — не следовало тебе нас тормозить. А сейчас мы развернемся и уйдем, окей?
И тут 100-миллиметровый бронебойный снаряд врезался в борт, позади башни. Лесополоса справа озарилась вспышками выстрелов, не меньше десятка! С шестисот-семисот ярдов, по бортам остановившейся колонны! И больше половины из первого же залпа, попали в цель!
Попадание в моторный отсек — и "паттон" вспыхнул как свечка. Майор сполз в башню — контуженный, или раненый. А Джо вылетел из люка как пробка из бутылки шампанского, выброшенный неведомой силой. Затем наружу выпрыгнул сержант Боб с ловкостью циркового акробата, скатился в кювет (бывший, по счастью, слева от дороги) и пригибаясь, побежал назад, к хвосту колонны. Рвались снаряды, горели танки — а сержант с "пурпурным сердцем" бежал, спасая свою жизнь — помня, как он получил эту награду (в армии США положенную за ранение в бою), ну хоть в танке не сгорю! "Паттон", при всей рекламе, оказался дерьмом — горит так же хорошо, как "шерманы" от снарядов "пантер"!
Один из грузовиков горел, остальные были целые — стояли, не зная что им делать. Сержант заскочил на подножку, крикнул — разворачивайся, гони! Сидевший рядом с шофером капрал из тыловых стал возражать, не было приказа, и как тут ребята? Сержант не стал спорить, а просто ударил его кулаком в голову, вышвырнул из кабины, сам сел на его место, и прорычал водителю — гони назад! Если хочешь жить.
Сержант Боб Купер и водитель, рядовой Харт, были единственными из 66го батальона, кому повезло вернуться.
Полицейский Линден действовал точно по инструкции. Получив известия о нарушении границы, он первым делом позвонил в ближайшую воинскую часть. Таковой оказался резервный полк Фольксармее, вернее, одна из его пехотных рот и одна из танковых рот, размещенных рядом — и по счастливой случайности, также отмобилизованная и выведенная к границе в "угрожаемый период". Информация пошла и выше, и военному, и полицейскому начальству, и трещали телефоны, и приходили в движение войска — но вот остановить агрессора немедленно могли лишь рота танков, десять старых Т-54, полученные от русских, и неполная рота пехоты, имеющая по штату пулеметы и гранатометы РПГ-44. Зато резервисты отлично знали местность возле своего дома. Старшие возраста, согласно закону — и за прицелами сидели те, кто отвоевал в танке, в том числе и на Остфронте, а не безусые новобранцы.
Позиция, которую успели выбрать и занять, была не из лучших. Но нельзя было позволить американцам ворваться в городок Ферстнер, лежащий прямо на их пути. И надо было продержаться совсем недолго — война это или провокация, но части русских и Фольксармее уже шли на помощь. Десять стволов против пятидесяти — если бы американцы решительно атаковали в первую же минуту, еще неизвестно, чем бы кончился бой! Хотя — оказалось, что у янки нет пехоты! А без нее, преодолевать лесополосу, в которой засели стрелки с РПГ, танкам ну очень опасно. И все же — умирать никому не хотелось. Если бы американцы послушались полицейского, развернулись и ушли — по ним бы никто не стрелял. Ну может быть, успели бы перехватить у самой границы. Но американский майор сам подписал приговор и себе, и своим людям.
Первые два залпа были как в полигонных условиях. Повезло, что выбитыми оказались именно "паттоны", одиннадцать из двадцати одного, даже не успев вступить в бой. Все же у американцев еще оставался последний шанс, немедленно отступить — да, по обстреливаемой дороге, и были бы потери, но больше половины батальона бы спаслись! Но не было в эфире голоса командира, никто не управлял боем в первую минуту. Действия янки были в общем верны, если принять наступательную тактику — вторая рота вместе с остатками первой затеяла перестрелку, пытаясь сковать противника, в то время как легковооруженные и слабобронированные, но резвые "бульдоги" третьей роты рванули по полю в обход. Их встретил огнем левофланговый взвод, и еще гранатометчики, успевшие перебежать под огнем на левый фланг обороны.
И тут со стороны Ферстнера показались советские Т-55, батальон с мотопехотой, совершившие спешный марш в помощь немецким товарищам. Развернулись по полю, и зашли американцам в тыл, ударили в корму и по бортам — гвардейские экипажи стреляли убийственно метко, даже в темноте, из стабилизированных 105-мм пушек с ночными прицелами. Американцы, охваченные уже с трех сторон, оказались в безнадежном положении, не отступить, и даже в плен не сдаться, как это сделать в танковом бою? Последними сгорели остатки третьей роты, четыре "бульдога" были подбиты гранатометчиками уже возле лесополосы.
Немцы потеряли четыре танка и двадцать шесть человек убитыми, считая и пехоту, раненых было свыше сорока. Советские отделались перебитой гусеницей на одном Т-55. Американцы потеряли все танки и машины, кроме одной, удравшей в самом начале боя. Было и пятнадцать пленных, из экипажей подбитых танков, и пойманные тыловики из грузовиков.
-Ну вот, повоевали! — сказал советский комбат немецкому гауптману-резервисту — ну что, теперь "дружба-фройдшафт"? Дай пять, немчура!
И протянул руку. Немец пожал — зная, что у русских это не только приветствие, но и признание дружбы.
-Однако не похоже, что они шли воевать — заметил гауптман — без пехоты, без разведки, без дозора, походной колонной. Даже для самоуверенных янки это слишком. А пленные говорят, что имели приказ лишь на перебазирование. И что просто заблудились.
-А это уже те кому надо разберутся — ответил комбат — пока что, первый бой мы выиграли. Хорошо б и завтра так же.
-Думаете, товарищ, будет война?
-А куда деться? — сказал комбат — если уж пошла такая пьянка, танки десятками горят, ну прямо как на Одере! Тьфу — ты уж прости, камрад.
-Я тоже был на Одере — произнес гауптман — был ранен у Цедена. Седьмой танковый корпус, 24я танковая дивизия. Не СС.
-Ну а я как был тогда в Первой, у Катукова, так и сейчас там — ответил комбат — и что до прошлого, то у нас говорят, "за честную драку не судят". Так что давай вместе думать, как действовать, если завтра пиндосы продолжат, с утра.
Гауптман слова не понял. Комбат пояснил.
-Было дело, пересекался я с одним из осназа, так он американцев именно так называл, "пиндосы". С презрением — видать, это оскорбление у них такое. Наверное, сильно его достали — он тогда уже намекал, что мы с ними сцепимся, долгого мира не будет. Прав ведь оказался — интересно, где он сейчас?
Однако же, в ушедшем наверх подробном рапорте, написанном совместно и советской и немецкой стороной, факт что американцы шли, совсем не готовые к бою, был отражен. Что в дальнейшем внесло лепту в мирное урегулирование инцидента. Хотя в ту ночь в войсках Первой Танковой армии, и немецких дивизий на ближайшем участке границы (дальше информация на "низовом" уровне не успела дойти) были убеждены, что завтра начнется война.
Полицейский Клаус Фукс был награжден советской медалью "За боевые заслуги". За то, что по приказу Линдена, реквизировав велосипед, встретил подходившие русские танки, и дальше ехал на броне командирского Т-55, указывая дорогу. В то же время из жалования Фукса была вычтена стоимость велосипеда, попавшего под гусеницу танка — за что владельцу было уплачено из муниципальных средств. Начальник участка герр Краузе по-отечески разъяснил молодому полицейскому, что война войной — но чужое имущество надлежало не бросать на дороге, а прислонить к забору, где оно было бы в сохранности.
На той стороне ночь и следующий день также были беспокойными. Сначала в штаб Седьмого армейского корпуса США доложили о слышной с той стороны границы стрельбе, похожей на шум боя. Затем в американскую комендатуру наконец заявился сержант Купер, и стал кричать, что его батальон уничтожен русскими. Войска подняли по боевой тревоге, и стали звонить на место дислокации батальона, как прежнее, так и новое по плану. Получили ответ о полной тишине и спокойствии. Французы же сохраняли полнейшее молчание и на сотрудничество не шли. Наконец, еще раз допросив Купера и проанализировав карту, поняли, что произошло. После чего уже командование корпуса охватила паника — в отличие от каких-то майоров, высшие чины хорошо представляли, что будет с тремя вверенными им дивизиями, оказавшимися перед десятью русскими и немецкими, если разведка не врет. Штаб армии связался с Вашингтоном, там настоятельно указали решить дело миром.
И проклятые немцы еще и успели первыми выставить дипломатический протест! На каком основании войска США вторглись на территорию ГДР, и совершили акт неспровоцированной агрессии, убивая граждан ГДР, включая гражданское население (строго говоря, мобилизованных резервистов можно назвать и гражданскими людьми) и нанося ущерб собственности?
Еще, в утренних газетах появились показания пленного янки, сержанта Джо Портера. Который не стесняясь заявлял, что, находясь в танке вместе с командиром батальона, майором Бойдом, видел, что тот с утра был пьян, и сам не знал, куда ведет вверенную ему часть. А когда понял, что заехал в Германию, то приказал — ребята, надерем им всем задницы, чтоб помнили навек! И не видел, что немцы держат нас на прицеле.
Так что, на следующий день границу возле города Фестнер пересекли не американские войска, жаждущие мщения, а джип с белым флагом. Представитель американского командования, прибывший чтобы узнать о судьбе военнослужащих армии США (войны ведь пока нет — значит пленными их считать нельзя?), увидел лишь дорогу, заставленную горелым железом, и на ее фоне, с полсотни усталых, но гордых победой немцев, с шестью исправными танками. И советские Т-55 без единой царапины — "подошли после, все было кончено без нас". А ваших всех мы уже похоронили, вот акт — а то негуманно, падалью валяться! Что до оставшихся в живых, то они могут быть освобождены лишь после полного урегулирования конфликта.
Скажем еще, что сержант Портер, после репатриирования заявил, будто его слова о пьянстве майора Бойда были продиктованы страшным русским следователем СМЕРШ. А теперь же он желает восстановить честь американской армии! Правдивости этого высказывания сильно повредил тот факт, что Портер сделал его после беседы в военной полиции — то есть повторно заявил то, что нужно заинтересованной стороне. Оттого, вопрос был ли майор Бойд пьян или нет, и была ли это случайность, или намеренная провокация, и если да, то чья — так и осталось предметом спора историков, а также вдохновением для писателей и сценаристов. В СССР и ГДР доминирует версия, что инцидент у Фестнера был именно провокацией американской военщины, желающей найти благопристойный предлог для начала боевых действий, и чтобы агрессором выглядела именно советская сторона. В то же время некоторые американские историки, как например профессор Салливан, считают, что инициатором были французские патриоты из спецслужб, ради освобождения от "американской оккупации", как нередко называли нахождение Армии США на французской территории левые политические силы, прежде всего ФКП.
От "инквизиции" — в штаб ГСВГ. С визой министра обороны маршала Василевского.
Не оглашать участие в бою советских войск. Отличившихся наградить, но без огласки. Политорганам разъяснить личному составу: для американцев будет позорнее потерпеть поражение от немцев а не от нас.
"Правда", 16 сентября 1950. Новая провокация американской военщины.
Вчера, 15 сентября, танковая колонна Армии США пересекла границу ГДР в районе городка Фестнер, округ Лотарингия. В бою с частями Фолькармее, агрессор был частично уничтожен, частично отступил. Есть жертвы среди военнослужащих Фольксармее и гражданского населения, нанесен ущерб городскому хозяйству. Послу США вручена нота и заявлен решительный протест.
(действительно — все только правда. Так как один грузовик с двумя американцами успел удрать, то можно считать это за "частичное отступление". Как уже было сказано, резервисты могли с натяжкой быть причислены к гражданскому населению, а полицейский Линден тем более не находился на военной службе, и раздавленный танком полицейский автомобиль числился в муниципальной собственности. Ну а что было изустно сказано американскому послу, то не могло быть напечатано исходя из приличия — немецкая брань по выразительности не уступает русской. Если же отфильтровать выражения — то в Фольксармее уже давно охота расплатиться с вами за удар в спину в сорок четвертом. И на этот раз мы назад оглядываться не будем — с нами русские и Бог!).
