Связующие нити

— Вельтон, выброси всё, пожалуйста, на помойку подальше отсюда. Я Пулю попросил остаться с ней до утра, приготовить что-нибудь вкусное, навести беспорядка побольше... Гретт, я точно могу тебя оставить, ты в порядке?

— Иди, у меня всё нормально.

Трис ушёл, а Вельтон запихал в мусорный мешок вещи Дины.

— У неё сорок шестой размер. Нужно будет купить ей хорошее лёгкое пальтецо.

Взрыв

Воскресным утром мы ехали с Тристаном домой, он в одной рубашке и пиджаке, а я в его ветровке. Было достаточно холодно, и я настояла на том, чтобы поймать машину, а не ждать автобуса или тем более идти пешком. По дороге он рассказал мне, что дома у Дины Пуля сразу же взялась за дело с такой энергией, что могла перебудить всех соседей. Она попросила Дину переодеться в домашнее, а Тристан, когда уходил, выкинул в мусорку и лучшее платье, и новые туфли, потому что не хотел, чтобы девушка хоть как-то вернулась к мысли о самоубийстве, пока идет поиск. Я согласилась с ним, что это может помочь, и пусть она походит в плохом и старом, а без куртки я перебьюсь денёк. Трис не нашёл другой верхней одежды в шкафу, а Дине ведь в чём-то завтра нужно прийти. Пуля решила остаться с ней на всё воскресение.

Днём мы поужинали рано, и я сразу легла спать. Мне хотелось отдохнуть, и ни о чём не думать, а проспала я так долго, что Трису пришлось будить меня в начале одиннадцатого уже к приготовленному завтраку и отпаивать кофе. Мы не обсуждали больше посетительницу, старались говорить о других вещах, не зная чего ждать от нынешней ночи. Ведь Пуля должна была писать историю...

Как ни странно, к началу работы не было ни её, ни Дины, а вернувшимся с выходного Зарине и Нилу мы только и смогли сказать — вчера у нас была такая гостья, такая гостья, что всех здесь на уши поставила. Вельтон рассказал про мой обморок, но папку с рисунками показывать не стал. Зарина расстроилась, что пропустила посетителя, стала причитать, что тут и без неё прекрасно справляются, но потом пришла к выводу, что будь здесь она, никаких эксцессов с девушкой бы не произошло. Наша троица в остальном хранила заговорческую тайну, дожидаясь прихода Пули и Дины.

Но они не появились и к часу, и к двум, и к трём. Я нервничала больше всех, особенно за исход дела, и не выдержала, чтобы не попроситься пойти за обедом вместе с Нилом.

— Трис, отпускаешь её со мной? Обещаю, что в двери никакие заходить не будем, и пропадать днями тоже, — Нил засмеялся, а мрачное лицо Тристана не выражало ничего хорошего, но как он мог запретить идти в магазин?

— Идите.

Он составил список, на Пулю мы прикинули обед наугад, и выбрались на улицу. Я вцепилась Нилу в рукав.

— Нил, умоляю, ты должен очень серьёзно отнестись к этому делу!

— А-а-а, может, ты, наконец, объяснишь, что там у вас вчера стряслось, и кто та загадочная дама, что приходила?

— Да, Нил, это совсем девчонка, и такого отчаянья я ещё ни у кого не видела. Она порвала с одним молодым человеком, только потому, что считает себя некрасивой. У неё ожоги на теле, она не сближается ни с кем, она готова была умереть! Нил, ты понимаешь, что если тот парень увидит в деле всё... прежде чем ты отдашь ему папку с историей и картинками, такие слова бы сказать... нужные!

— Какие?

— Если бы я знала! Но я прошу тебя подумать.

— Боишься, что провалю задание?

— Ты найдёшь дверь, я уверенна, но в этом деле нельзя всего лишь дать ознакомиться с делом, а потом спросить: вы согласны? Если бы этих иллюстраций не было, то она бы сама рассказала, а так выйдет, что он может испугаться.

— А что я-то сделать могу? Если он испугается, значит испугается и тогда, когда она скажет... а по мне, так девчонка твоя дура.

— Пообещай мне, что прежде поговоришь?

— И на два дня из-за этого исчезну?

— Боже мой, надеюсь, что нет! Мне так хочется пойти с тобой, так хочется посмотреть на него и сказать нечто важное... о настоящем чувстве, о настоящей красоте.

— Эта чухня никому не нужна.

— Нил!

— Правда. Если люди знают, что это такое, им ничего объяснять не нужно, а если нет, то никакие слова со стороны не помогут. Зря только воздух сотрясать. Вельтон потому дело не показывает, — так страшно, да?

— Это не страшно, это больно.

— Хорошо, обещаю тебе особый подход. Всё равно итог не зависит ни от тебя, ни от меня, ни от кого в агентстве. Сколько ей лет?

— Двадцать, или около того.

— А ему?

— Не знаю.

— Он кто вообще, как они познакомились?

— Не знаю я кто он, они и не знакомы вовсе, по-настоящему.

Нил вздохнул:

— И как тогда можно работать? А в чём суть?

— Прочитаешь. Пуля её приведёт, и будет готова вся история.

— Ты чего в пальто сегодня?

— Да так, ночью холодно...

Когда мы вернулись с обедом, в каморке Летописца стучала печатная машинка, а Вельтон приложил палец к губам:

— Она здесь. Ни слёз, ни криков пока не слышно.

— А как она?

— Ха-ха... волосы перекрасила.

Ещё с полчаса мы все сидели голодные, отложив обеденный перерыв на позднее время, когда посетительница уйдёт. Наконец, Дина с понурым и бескровным лицом вышла вслед за Пулей.

— Спасибо, — она протянула мне мою куртку и направилась к вешалке. — И вам спасибо, всем спасибо.

От подарка Вельтона Дина не отказалась, надела обновку — короткое красивое пальто зелёного цвета. К её новому бледно-золотистому цвету волос оно очень шло.

— До свидания.

— Вас проводить? — предложил Нил, но Дина замотала головой, ещё раз обвела взглядом комнату и ушла.

Все кинулись к Пуле, но она вцепилась в листы, прижимая их груди, и громко зашептала:

— Я ещё никогда, никогда за всю свою жизнь не писала таких потрясающих историй! Это лишь диалог... подожди, Вельтон! — она отмахнулась от его попытки взять рукопись. — Я сама прочитаю. Здесь есть такие слова, я в слезах вся писала, послушайте:

"...мой мир рухнул. Как я могла так забыться? Как я могла так забыть о том, кто я, и чего я никогда не буду достойна? Теперь весь мой мир сгорел также, как когда-то сгорел мой дом, от одной его фразы: "я хочу увидеть тебя". И что-то железное схватило меня за горло. Я на одном выдохе отсекла всё:

— Не звони мне больше. Никогда. Прощай"...

От грохота я подскочила на месте, Пуля оборвалась и округлила глаза, и я, и Трис, и Зарина с Вельтоном, как один обернулись на шум. Наша дверь была настежь распахнута, и никто ничего не понимал, пока Тристан внезапно не схватился за голову, запустив обе пятерни себе в волосы, и не воскликнул:

— Этого не может быть!

Я посмотрела на Триса, на Пулю, — у той глаза ещё больше расширились, она закрыла пол-лица своими листами и тоненько запищала:

— Ни-и-и-льс...

— Это Нил что ли сбежал?

И тут моё сердце куда-то упало и пальцы похолодели оттого, что до меня всё дошло. Пуля завизжала совсем, а Зарина, не знавшая полностью всей истории, топнула ногой:

— С ума все посходили что ли? Что произошло?!

— Он это, понимаешь!

Я только качнулась в сторону окна, а остальные бросились, но Тристан метнулся первым, и распростёр руки так, словно защищал баррикаду:

— Нет-нет, нельзя! Стойте! Послушайте, — он нервно засмеялся, — вам не стыдно? Оставьте... оставьте это им.

Пуля стала плакать, Зарина за ней следом, они даже обнялись и стали тихо лить слёзы от радости друг у друга на плече, а Вельтон глубоко и обреченно выдохнул:

— Женщины...

У меня так гулко стучало в висках и бухало сердце. Мне стало казаться, что именно там, на улице, секунду назад случился взрыв огромного, как мир счастья, и невидимая взрывная волна накрыла и ночной город, и ночную страну, и встретила будущее солнце далеко на востоке. И меня этим взрывом потрясло, оглушило и вывело из равновесия. Я не могла заплакать, но меня до слёз переполняло чувство чужой взаимной любви, и чужого счастья.

— Вельтон, где дело? — внезапно спросил Трис.

— Вот оно.

— Пуля, давай рукопись!

Он схватил и то и другое и исчез в проёме двери. Я пошла за ним, а, увидев, что он выходит на крышу, поспешила его догнать.

— Трис...

На крыше было холодно. Он остановился у дальнего края, у той части Здания, которая выходила во внутренний двор, и стал рвать и мои рисунки, и работу Летописца. Клочки улетали вниз и в бок, подхваченные ветром, и в темноте растворялись, как в омуте. Ничего нельзя было не восстановить, не вернуть, не увидеть и не прочитать. Тристан правильно сделал, — нужно целиком и полностью оставить это только двум людям, и никому больше.

— Иди назад, здесь холодно! — он заметил, что я стою рядом.

— Нет, я с тобой.

Ностальгия

Конечно же, Нил не вернулся этой ночью в агентство. Его никто и не ждал. Утром мы все разошлись, Тристан меня не провожал, и я одна шла к своей мастерской через парк, и чувствовала, как в моей душе расцветает что-то прекрасное. Мне казалось, что я лечу, что во мне убавилось веса и ноги мои окрылённые, несут меня легко, не касаясь мостовой. Я заметила, что я не могу оторвать глаза от неба, я с трудом переводила взгляд на светофор, когда нужно было переходить дорогу, а потом возвращалась к розовому звенящему воздуху и чувствовала за этой пеленой сияние скрытых звезд.

Я подошла близко к зверю, распласталась на нем всей грудью, обхватив руками необъятную каменную гриву, и стояла так, прилипнув к скульптуре, пока не продрогла от идущего ото льва холода.

Я побежала наверх по лестнице, сразу распахнула все окна в мастерской, и несколько минут смотрела на просыпающийся город с высоты, прислушивалась к звукам и вдыхала весну.

Как можно было сейчас работать? Как можно было спуститься на эту землю оттуда, куда меня этой невероятной взрывной волной забросило? Нет! Не хочу я рыться в книгах, смотреть на чужие картины! Не хочу, чтобы кто-то сейчас приходил, шумел, разговаривал... и почему же я не студентка, которая может легко не прийти на занятие, а учитель, который не смеет опоздать на урок?

— Здравствуйте, леди Гретт.

— Здравствуйте...

Группа заметила мое состояние, я ловила краем уха смешки за свою застопоренность в словах, или глухоту к вопросам. Слишком задумавшись, я очнулась от услышанного разговора, конец которого мне удалось поймать только обрывком:

— А Гретти сегодня летящая...

Они называют меня Гретти?! Это я-то?! Меня так только мама называла, когда я маленькой была.

Родители, когда я приехала к ним, расспрашивали меня как обычно о моём житье, советовались по поводу праздника их годовщины, и я, чуть в более приподнятом настроении, чем обычно, включилась к ним в беседу, уплетая мамину фирменную горячую запеканку. А после пошла к Гелене.

— Влюбилась? — старуха с самой калитки пробуравила меня взглядом.

— Нет.

— Ну, всё равно заходи...

Я совсем немного знала Нила, а Дину и того меньше — день. Но Гелене рассказала, что один мой старый друг нашёл после долгой разлуки свою девушку, и оттого так счастливы и они, и я вместе с ними.

— А твой Тристан?

— Естественно тоже!

— Не только, не только.

— Что не только?

— Ничего. Сейчас будет чай.

Больше Гелена ни о чем не расспрашивала, а я стала рассказывать о тоске на работе.

Дома к ужину Трис не пришёл. Я ждала его до четырёх, потом поела сама и легла спать, всё прислушиваясь к тихой прихожей и ожидая его прихода. Я даже не отключила телефон, глупо рассчитывая, что он может позвонить. Но он никогда не позвонит, как не пришло бы ему в голову звонить домой ночью нормальным людям. Но потом я так и уснула со свербящим в голове "не только".

Спала я чутко, — на мягкий звук защёлки я проснулась быстрее, чем на звонок будильника. Он показывал без четверти десять, я вышла в прихожую босиком и в своих "ночных" футболке и шортах, лишь бы Трис не успел, разувшись, скрыться у себя в комнате.

— Я думала, ты сегодня совсем дома не появишься... — я зевнула. — Не спал?

— Нет. Я бы сразу в агентство пошёл, но вспомнил, что тебя не предупредил. Не оставлять же тебя без завтрака.

— Ты забежал завтрак приготовить? Я бы твой не съеденный ужин доела.

— А что ты приготовила?

— Томатный суп.

— Хорошо, что я пропустил.

— Трис, а что если сегодня в наше кафе сходить? Мы давно никуда не выбирались, всё дома и дома?

— Тогда умывайся, я подожду тебя.

— Сейчас, — я поспешила в ванную, а Трис сел ждать на стул под телефонной будкой.

То было наше кафе в полуподвальном помещении, где мы часто проводили время в первый год знакомства, только сейчас мы всё реже и реже его посещали, все больше по какому-то поводу. Оно работало допоздна. Когда мы переживали семейное безденежье, то пришлось забыть все места, куда мы могли выбираться по выходным, а после это вошло в привычку. Поэтому, когда мы пришли сюда сегодня, без особого случая, мне даже заностальгировалось по прежним временам. И Тристан вспомнил:

— А как давно мы в кино не были! И на прокат давно кассеты не брали. Надо будет возобновить традицию.

— Согласна.

Мне хотелось спросить его, виделся ли он с Нилом, что там у них с Диной и как, но не стала. Изучала меню, заказала себе большую чашку какао, порцию торта на десерт, а на сам завтрак в качестве основного блюда мы с Тристаном сошлись на одном выборе и заказали пиццу.

Неужели я когда-нибудь могла подумать, что не смогу спросить Триса о чём-то? Я могла его не спрашивать, потому что мне было всё равно, где он был, к примеру, это было его дело, это была его жизнь. Но сейчас я очень хотела его спрашивать, и не только об этом. И не только о Ниле. Я ещё хотела его спросить о чувствах, — что он почувствовал вчера? И никогда я не думала, что найдётся подобное, о чём я не смогу ему сказать, — ведь это мой Тристан.

Мы ждали заказа, а я складывала и раскладывала салфетку, изредка поглядывая на него. Я задумалась, и он тоже, и потом только я заметила, что мы оба давно и долго молчим, а такого тоже не случалось с незапамятных времён.

— А помнишь, — я вдруг услышала голос Тристана, нарушавшего тишину, — как в этом кафе я сказал, что не люблю тебя, а ты от радости бросилась мне на шею?

Пульхерия

Пуля на работе была не в настроении. Она сидела за своим столом подавленная и вместо рецептов на листочках рисовала колючие каракули. Нил не появился к началу двенадцати, и после того, как пробило три, было понятным, что он прогуливает, а не опаздывает. Вельтон по этому поводу выразил своё беспокойство, потому что работать-то нужно, а Тристан переубеждал его, что агентству это нисколько не повредит.

Пулю прорвало тогда, когда Трис ушёл в магазин в обеденный перерыв:

— Я не хочу критиковать ничьей работы, но как он посмел так поступить? Вельтон, хоть ты скажи, что это неправильно — уничтожать дело!

— Это уже было не делом.

— А если я порву его чертежи с мостами, как он на это посмотрит?