— Снурвельд, назад! — крикнул Ильгар, силясь перебороть гулкие раскаты. Его не оставляли воспоминания о Сердце Саяр. Если в дело вступили настоящие божества — жди беды. Он снова закричал: — Уходите оттуда! Бросьте тело!

Ребят не пришлось долго упрашивать. Снурвельд и Марвин поспешили прочь от повозки.

И тогда Ильгар увидел...

Они словно рождались из тумана и дождя. Коренастые воины, облаченные в диковинные латы. Их было семеро. Один двинулся следом за отступающими парнями.

— Кальтер! — скомандовал Ильгар.

Лучник отпустил тетиву. Стрела воткнулась в бок преследователю. Тот покачнулся от удара, но не издал ни звука. Остановился, посмотрел сквозь прорези в странном кожаном шлеме. Потянулся достать из петли на поясе шипастую палицу. Еще две стрелы попали в живот, но враг по-прежнему остался на ногах. Словно потеряв интерес к кучке перепуганных людей, повернулся спиной к жнецам и побрел к соратникам.

Из-за пелены дождя появилось еще человек двадцать. Палицы и топоры в руках, треугольные щиты за спинами. Воины дождя забрали своего мертвеца и растворились в тумане. Последний из них остановился. Наставил изогнутый меч на отступающих жнецов и что-то крикнул. Потом исчез. Ильгар зашипел от боли. Кожу на груди вновь терзал незримый огонь.

Теперь ни о какой приятной прогулке речи не шло.

Ребята были взвинчены: не сыпали остротами, не притрагивались к вину и пиву. Не звучали больше залихватские песни, смолкли хвастливые байки. Многие посматривали на небо, точно опасались, что вот-вот на нем соберутся тучи и хлынет дождь. Трижды далекие раскаты грома заставляли бойцов вздрагивать. Снурвельд рассказал, что мертвец, найденным им, имел мало общего с человеком. Белые волосы, синие глаза без зрачков. Несмотря на глубокую рану на груди, из нее не вытекло ни капли крови. Такие подробности еще сильнее насторожили жнецов.

Нерлин выглядел бледным и испуганным, постоянно озирался, время от времени перебирал поклажу и тихо костерил неизвестных убийц, лишивших его покоя. И он был не одинок в своем страхе. Боясь угодить в засаду, никто из отряда ни на миг не смыкал глаз, а по нужде ходили в кусты по двое, а то и втроем.

На их счастье лето разыгралось в полную силу. Солнце припекало до позднего вечера и даже ночи на продуваемых всеми ветрами равнинах стали жаркими. Небо очистилось от туч, лазурный свод простирался над землей, вселяя в путников уверенность и наполняя сердца радостью. Природа возвращала должок за пасмурные дни, утренние холода и проливные дожди.

Грунтовая дорога сменилась самым настоящим замощенным булыжниками трактом.

— Мы приближаемся к Сайнарии, — весело проговорил Нерлин. — Моей новой родине и самому прекрасному городу во всей Гаргии! Красивые ухоженные женщины, вкусная еда, лучшие вина со всего света, уличные оркестры менестрелей... чтоб им пусто было, горлопанам проклятым! Как же я соскучился по всему этому!

Воины хитро переглядывались и ухмылялись. Посещение города приравнивалось к стоянке лагерем, а значит, дозволялось многое.

— Тоже мне счастье — город. Дрянное место! — пробурчал Барталин, не выпуская из зубов трубку. — Камень всюду. Летом — пыль и духота, весной и осенью — грязь, зимой — слякоть и еще больше грязи! Я скорее в дупле стану жить, где-нибудь в лесной чаще, чем поселюсь в городе.

— Что бы ты понимал, старик, — фыркнул Нерлин. — Ясное дело, до женщин тебе теперь интереса нет — затупился меч. Но вино! Ты хоть представляешь себе аромат белого сухого? Или одуряющий вкус игристых вин, изготовляемых лучшими виноградарями западного Ландгара?

— Сопляк, — усмехнулся Дядька. — Я-то своим "мечом" могу стол приподнять, а что будет с твоим стручком в мои годы? И вин всяких перепробовал больше, чем ты за всю жизнь воды выпил.

Парни загоготали, в Нерлина полетели новые шутки. Торговец обругал всех и остановил кобылку. Привязал повод к телеге, перебрался через борт и улегся на мешки. Заложив руки за голову, уставился в чистое небо. Его не интересовало ничего, кроме скорого возвращения домой.

Ильгар ехал в угрюмой задумчивости. Солнечный свет не рассеял его тревог. Вряд ли эти воины дождя появились в первый и последний раз! Значит, стоит сразу по прибытии доложить обо всем военному преатору. Если к нападению причастны боги — следует быть во всеоружии. Не оказался бы сегодняшний случай преддверием других кровавых событий. Только как объяснить свои опасения, не заговаривая про клеймо на груди?

Город появился на горизонте неожиданно. Просто вынырнул из-за очередного холма, расползся по долине, ощетинился частоколом, наполнил воздух сладковатым запахом дыма. Сайнарию, с ее каменными домами и скудной зеленью, окружали возделанные поля. То тут, то там виднелись бревенчатые дома земледельцев. Рядом — загоны для скота, курятники, добротные амбары. Чуть в стороне вращали лопастями мельницы.

У частокола выстроились телеги и повозки. Всюду сновали рабочие с лопатами и большими плетеными корзинами за спинами.

— Скоро начнут рыть траншеи под постройку, — подал голос Нерлин. Торговец выглядел довольным. — Дни идут, камень дорожает...

Сайнарию, как корона, венчала цитадель круглой формы. Три башенки смотрели в небо медными шпилями, а на самом высоком из них полоскалось знамя Плуга.

До прихода Сеятеля замки и цитадели строили лишь воинственные кланы в горах. Но мудрец на то и мудрец, чтобы перенимать лучшее даже у врагов, и теперь редкий город обходился без собственной крепости. Постройка фортификаций отнимала много сил, безжалостно поглощала ресурсы, зато Армия Жнецов получала возможность продвигаться дальше к Облачному Морю, не опасаясь за тылы. Крупные города, вроде Сайнарии, помогали снабжать воинов столь необходимым провиантом и становились великолепным плацдармом для новых кампаний.

В памяти десятника — а ему, когда он проезжал через эти края первый раз, не исполнилось и тринадцати лет, — остался небольшой городишко. Теперь же все разительно изменилось. Город рос и крепчал, как росла и крепчала мощь Сеятеля...

Отряд встретил вестовой на длинноногом вороном жеребце.

— Военный преатор уже извещен о вашем появлении, — безо всяких приветствий отчеканил юноша в темно-зеленом дорожном костюме особого покроя и мягких сапогах с высоким голенищем. — Вот письмо с приветствием.

Ильгар принял из рук вестового свиток. Осведомленность городских правителей его не удивила — дозорные всегда работали на совесть.

— Я десятник, и мне необходимо увидеть преатора. Дело чрезвычайной важности.

— Я сообщу о вашей просьбе об аудиенции, — пообещал вестовой. — Пока отдыхайте.

— Куда отправляться моим воинам?

— Их расквартируют к полудню, затем отведут в бани и накормят, — юноша попридержал нетерпеливого скакуна, добавил горделиво: — Вы прибыли вовремя — через три дня начнется турнир. На постоялых дворах и в гостиницах почти не осталось места, еще немного — и даже бараки будут переполнены. Многие спешат к началу празднества!

Одежда казалась тесной и неудобной, рубашка пропиталась потом, а ветерок из узкого окошка над головой нес лишь пыль и жар. Ильгар чувствовал себя узником в крохотной приемной, где ему приходилось дожидаться вызова от военного преатора. Кроме него здесь томилось еще трое — пара сотников, прибывших в город рано утром, и толстый, истекающий потом рыжеволосый торговец в пышных одеждах. Ему приходилось хуже всего! Мужчина комкал платки, протирая багровое лицо, и постоянно канючил тонким девчачьим голоском. Воины вели себя тихо, молчали, изредка посматривали на Ильгара, но беседы не заводили.

Десятник нервничал. Разговор с преатором предстоял непростой. Предупредить одного из градоправителей о нависшей угрозе он был обязан. Правда, тогда придется рассказать про клеймо...

Ильгар ослабил слегка ворот рубахи, давая себе возможность вдохнуть поглубже. Ему не нравился этот город. Барталин прав! Шумно, многолюдно, жарко, пыльно. Кругом камень, сухие деревца на перекрестках, из проулков между домами тянуло дерьмом и гнилью. Пожалуй, пока что это было самым ярким впечатлением от города — запах приторных женских духов, перемешавшийся со смрадом канав. Конечно, Ильгар не посетил еще рыночной площади и квартала богачей, где по слухам, есть на что полюбоваться.

— Ну что ж так долго... — в тысячный раз промяукал толстяк, обмахиваясь замусоленным платочком.

Его лепет вернул Ильгара в реальность — душную и неуютную. Захотелось пить, но единственный кувшин с водой давно опустошили.

Вожделенная дверь распахнулась. Скрип петель прозвучал для Ильгара прекрасной флейтой.

— Десятник Ильгар? Преатор Аларий вызывает вас, — коротконогий человечек в алом костюме из тонкой шерсти отошел в сторону, освободив проход.

Кабинет преатора напоминал склад оружейника. Все свободное место занимали подставки с копьями, мечами, алебардами и луками без тетивы. На стенах висели щиты всех форм, панно с кинжалами и стрелами. Камень пола закрывали шкуры бурых медведей. Маленький столик секретаря располагался в стенной нише, совсем рядом с очагом. Сам преатор расположился на возвышении посередине комнаты. Лысый старик, облаченный в старую поношенную стеганку полевого офицера, мало походил на одного из двух градоправителей. Скорее — на капитана передового отряда. Шрамы на лице, левая рука заканчивалась культей. Рабочее место тоже не поражало воображение изысканностью. Грубо сколоченный стол и складной стульчик, какие обычно расставляют в офицерских палатках во время совещаний.

Аларий пристально рассматривал десятника. Будто оценивал. Затем сложил руки на груди, кивнул. Проговорил, сохраняя на лице бесстрастное выражение:

— Надо же. И в резерве теперь встречаются достойные внимания юноши. Это радует... С чем пожаловал, десятник?

Ильгар встал напротив стола и приложил три пальца ко лбу — в знак приветствия, принятого среди жнецов.

— Я принес дурные вести.

— А мне редко приносят радостные, — ухмыльнулся Аларий. Затем вновь нацепил маску бесстрастия. — Докладывай.

— Кто-то разграбил фургон на тракте. Мы не нашли ни тел, ни следов.

— Это... нехорошо, — пробормотал преатор. — Но такое случается. Часто. Не пойму, зачем рассказывать это мне? Оставил бы послание у городских стражей — и делу конец. Отряд следопытов найдет и расправится с разбойниками.

Ильгар помедлил, но все-таки проговорил:

— Не думаю, что это сделали разбойники.

— К чему ты клонишь? — нахмурился Аларий.

— Подозреваю, здесь замешаны боги.

Преатор усмехнулся.

— Сами боги покинули капища и вышли на тракт, чтобы ограбить фургон? Или они отправили для этого свою... армию? Ты пьян? Или одурманен?

Десятник сжал кулаки, готовый припечатать городского правителя решающим доводом, и... не смог.

Смутился. Устыдился.

Он долгие годы хранил свою тайну и не решился раскрыть теперь.

"Предатель..."

Понимая всю глупость поступка, оценивая последствия, Ильгар отчеканил:

— Никак нет!

Он рассказал обо всем, что произошло на тракте. Но про клеймо не проронил ни слова. Зато упирал на то, что люди появились из ниоткуда и бесследно исчезли.

— Поэтому я предположил, что здесь замешаны боги, — закончил десятник.

— Глупец, — махнул рукой Аларий. — С виду — бравый солдат. Одежда чистая, сам опрятный, сапоги блестят. А в башке — дерьмо. Я видел, как дикари прячутся в траве по щиколотку! Принять разбойников за богов... ох, в мое время за такие глупости пороли вожжами перед всем десятком!

— Ошибся. Впредь буду умнее. Разрешите идти?

— Топай отсюда, — преатор пренебрежительно кивнул на дверь. — Единственное, что оправдывает тебя — это проявленная бдительность. Но бдительность — оружие мудрых. Ты пока на мудреца не похож, юноша.

Аларий встал, подошел к секретарю и прямо из-под пера вырвал у него пергамент. Смял, бросил под ноги десятнику.

— Эти записи могут испортить тебе карьеру, но мой совет — сохрани их. На память о моей щедрости.

Ильгар поднял скомканный пергамент и твердым шагом покинул кабинет. С непроницаемым видом пересек приемную, спустился по лестнице, вышел из здания на крыльцо. Внешне он оставался спокоен, но внутри кипел вулкан. Пальцы до белизны в костяшках сжались в кулаки.

— Я не предатель! Не предатель!

Слова утонули в шуме улиц Сайнарии.

Глава 9

Нападать незнакомцы не спешили. Хотя копья угрожающе смотрели в сторону чужеземцев, а внешний вид воинов отнюдь не свидетельствовал о мягком нраве. На головах громоздились — именно громоздились, иного слово не подобрать — тяжелые меховые шапки. Прочее одеяние состояло из безрукавок из сыромятных шкур, шерстяных рубах, коротких, по колено, штанов и сапог из валяной шерсти. Самый крупный воин носил костяной шлем с кабаньими клыками и длинный плащ.

Ард вспомнил, что ему доводилось читать про народ, одевающийся так странно. Гладко выбритые подбородки и щеки чужаков лишь подтверждали догадку...

— Земля — не ваша! — произнес воин в шлеме. Его речь звучала поразительно чисто, не исковеркано, как следовало бы ожидать от дикарей. — Уходите.

— Нам не нужна земля, — спокойно ответил Хередан, не предпринимая никакой попытки обнажить меч. — Мы просто проедем к Чаше.

Незнакомцы переглянулись. Ширококостный предводитель переложил дубину из руки в руку.

— Вы приходите снова и снова. Грабите. Проливаете кровь! Повторяю: земля — не ваша! Она принадлежит нашему народу!

Послышалось шуршание камней, и десятки воинов окружили караванчик. О побеге стоило забыть — закидали бы копьями, да и повозку с телегой не развернешь в узкой горловине.

— Хорошо! — Ландмир поднял над головой руки, показывая, что не вооружен. — Мы уходим.

— Вы уйдете, — подтвердил воин. — Но половину поклажи отдадите нам. Раз уж забрели сюда — платите. Все равно потом пришлете проклятых убийц, чтобы отвоевать наши земли.

— Вы ошибаетесь, — ошарашено ответил отец. — Мы — простые путники. Ищем проход через хребет.

— Тогда почему не пошли севернее, к рекам? Зачем идете сюда? Мы вам не верим. Мы никому больше не верим! Все, кто приходят — убийцы и грабители.

— А сами-то? — усмехнулся Хередан.

— У нас — нужда...

— И у грабителей нужда. Чем вы лучше?

— Мы — Роднари! — зарычал главарь.

Ард вздрогнул. Дыхание из груди словно тараном вышибло. Роднари! Неужели... Мечник только что совершил ошибку.

— Чужаки! Вы оскорбили наш народ и нашу землю!

— Смерть чужакам! Смерть! Смерть чужакам! — многоголосый хриплый хор разразился и смолк.

Хередан обнажил клинок, наемники вскинули луки. Ландмир заслонил собой проход к повозке с ребенком и кочевницей. Но Айла, освободившись от тряпья, вмиг очутилась рядом с любимым, сжав в руках хлыст.

Воцарилась тишина. Ее сменили бы предсмертные хрипы и лязг оружия, если бы не звонкий детский голос:

— Первый народ — я приветствую вас!

Ард успел. Лишь за малым не пролилась кровь, и тогда уже никакие слова не имели бы силы. Роднари опустили оружие, недоуменно глядя на повозку, из которой выглядывал побледневший юнец.