Бонни через открытую дверь взглянула на лестницу. — Нет. Я думаю, что я останусь на несколько минут. Стефан сможет отвезти меня домой. Я лишь хочу поговорить с ним кое о чем.

Мэтт выглядел изумленным. — Поговорить с ним о чем..?

— Есть кое-что. Я пока не могу объяснить. Ты выполнишь то, что я попросила?

— Но ... о, хорошо. Я слишком утомлен, чтобы волноваться. Сделай то, что хочешь. Увидимся завтра. — Он ушел, расстроенный и слегка недовольный.

Бонни была сбита с толку его отношением.

Почему он должен волноваться, утомлен он или нет, о чем она хочет поговорить со Стефаном? Но не было времени, чтобы впустую ломать над этим голову. Она оказалась перед лестницей, и, распрямив плечи, подняла голову повыше.

В светильнике на чердаке не было лампы, и Стефан зажег свечу. Он развалился на кровати, одна его нога свисала вниз, вторая лежала на поверхности, и закрыл глаза. Возможно, он заснул. Бонни на цыпочках подошла к нему и глубоко вздохнула.

— Стефан?

Его глаза открылись. — Я думал, что вы уехали.

— Они уехали. Но я — нет. — "Боже, как он бледен," — думала Бонни. Импульсивно, она перешла сразу к делу.

— Стефан, я подумала кое о чем. С уходом Дамона, ты — единственная преграда между нами и убийцей. Это означает, что ты должен быть сильным, настолько сильным, насколько вообще можешь быть. И, ну, в общем, мне пришло в голову, что возможно ... Ты знаешь ..., ты, возможно, нуждаешься в ... — ее голос дрогнул. Подсознательно она начала водить пальцами по рваным ранкам, образовавшимся на ее ладони. Они всё еще немного кровоточили в тех местах, где она схватилась за стекло.

Его пристальный взгляд проследовал вниз, остановился на ранах. Затем его глаза метнулись к ее лицу, читая подтверждение в ее глазах. На некоторое время наступила тишина.

Затем он покачал головой.

— Но почему? Стефан, ничего личного, но ты действительно выглядишь не слишком хорошо. Ты не сможешь нам ничем помочь, если просто упадешь в обморок! И ...я совсем не стану возражать, если ты возьмешь немного. Я имею ввиду, я ведь не пропущу всё, правда? И это не особо сильно мне навредит. И ... — Вновь ее голос затих. Он только смотрел на нее, смущая ее. — Ну почему нет? — потребовала она ответа, чувствуя себя немного ущемленно.

— Потому что, — сказал он мягко, — Я дал обещание. Возможно, не многословное, но — обещание. Я не буду использовать человеческую кровь в качестве питания, потому что это означает использование человека, словно домашнего скота. И я не буду обмениваться ею ни с кем, потому что это означает любовь, и... — на сей раз он не смог закончить фразу. Но Бонни всё поняла.

— И никогда не будет кого-либо еще..? — спросила она.

— Нет. Не для меня. — Стефан был настолько утомлен, что его контроль над собой ускользал, и Бонни смогла увидеть то, что он всегда прятал под маской И снова она видела в нем боль и потребность, настолько большую, что вынуждена была отвести глаза.

Странный, небольшой холодок предупреждения и тревоги сочился сквозь ее сердце. Прежде она задавалась вопросом, сможет ли Мэтт когда-нибудь преобладать в этом смысле над Еленой, и сейчас ей казалось, что да, сможет. Но Стефан...

Для Стефана эта пропасть была огромной. Независимо от того, сколько времени пройдет, независимо от того, что он будет делать, его раны никогда не заживут. Без Елены он всегда будет только половинкой. Живым только наполовину. Она должна была подумать об этом, сделать что-нибудь, чтобы отодвинуть это ужасное чувство страха. Стефану нужна Елена; без нее он никогда не будет целым. Сегодня вечером он сорвался, он балансировал между напряженным контролем и сильным гневом. Если бы он смог увидеть Елену лишь на минуту, поговорить с ней...

Она пришла сюда, чтобы вручить Стефану подарок, которого он не желал. Но было кое-что еще, чего он действительно хотел, и она понимала, что она единственная в силах дать ему это.

Несмотря на него, она сказала хриплым голосом, — Ты хотел бы увидеть Елену?

Мертвая тишина разлилась по комнате. Бонни сидела, наблюдая за игрой теней на стенах, образовавшейся от вспышек пламени свечи. Наконец, она повернулась, и встретила его взгляд из угла комнаты.

Он тяжело дышал, его глаза были закрыты, а тело стало тугим, словно натянутая тетива. Бонни диагностировала, проверяла его силу, способность бороться с искушением.

Он не мог. И Бонни видела это.

Елена всегда значила для него слишком много.

Когда его глаза снова встретились с ее глазами, они были мрачны, его губы сложились напряженной линией. Его кожа больше не была бледна, она вспыхнула ярким цветом. Его тело всё еще было напряжено, но дрожало от нетерпения.

— Это может причинить тебе боль, Бонни.

— Я знаю.

— Ты нашла в себе силы для контроля. И я не могу гарантировать, что смогу защитить тебя от них.

— Я знаю. Как ты хочешь сделать это?

С отчаянием он взял ее за руку. — Спасибо, Бонни, — прошептал он.

Она чувствовала, как кровь приливает к ее лицу. — Всё хорошо, — ответила она. На его лице отразилась печаль. Он был великолепен. Эти глаза ... минута, и она вскочила бы к нему на кровать и растаяла. С радостным, агонизирующим чувством собственного достоинства она вырвала свою руку и повернулась к свече.

— Итак, я войду в транс и попытаюсь найти её, как только мне удастся вступить в контакт, я попытаюсь найти тебя и привлечь к этому...Думаешь, сработает?

— Могло бы, если бы я смог достичь твоего уровня, — ответил он, отвернувшись от нее и сосредотачиваясь на свече. — Я смогу проникнуть в твой разум ..Когда ты будешь готова, я почувствую это.

— Хорошо. — Свеча была белой, ее восковые стороны были гладкими. Пламя разгоралось, а затем отступало. Бонни смотрела на него, пока не оказалась далеко от этой комнаты и ее не окружила темнота. Вокруг было только пламя, ничего, кроме пламени. Она входила в пламя.

Невыносимая яркость окружила ее. И она прошла сквозь нее в темноту. В похоронном бюро было холодно. Бонни с тревогой огляделась вокруг, задаваясь вопросом, как она попала сюда, пытаясь собраться с мыслями. Она была в полном одиночестве, и, по некоторым причинам, это беспокоило ее. Разве здесь не должно быть кого-то еще? Она определенно кого-то искала.

В ближайшей комнате горел свет. Бонни двинулась туда, и ее сердце забилось слишком быстро. Это была комната для посетителей, заполненная высокими канделябрами, и дрожащим белым мерцанием свечей. Посреди комнаты стоял белый гроб с открытой крышкой..

Шаг за шагом, как будто что-то тянуло ее, Бонни приблизилась к нему. Она не хотела заглядывать туда. Не хотела.... Что-то было в этом гробу, ждущем ее.

Вся комната была залита мягким белым светом свечей. Всё было в этом сиянии. Но она не хотела смотреть внутрь...

Перемещаясь, как будто в замедленном движении, она достигла гроба, и уставилась на белое атласное покрытие внутри. Там было пусто.

Бонни закрыла крышку, и, вздыхая, прислонилась к нему.

Переферийным зрением она уловила какое-то движение и резко повернулась.

Это была Елена.

— О, Боже, ты напугала меня, — выдохнула Бонни.

— Я думала, что попросила тебя не приходить сюда, — ответила Елена.

Сейчас ее волосы были распущены, спускаясь по ее плечам и вниз, по спине, бледно-золотым пламенем. Она носила тонкое белое платье, которое мягко подрагивало в искусственном освещении. Она напоминала люминесцентную, сияющую свечу. Ее ноги были голы.

— Я пришла сюда для ... — Бонни задумалась, какая-то мысль мелькала на самой грани ее разума, дразня ее. Это была всего лишь ее мечта, она вошла в транс. Она должна это помнить. — Я пришла сюда, чтобы ты увиделась со Стефаном.

Глаза Елены расширились, ее губы чуть приоткрылись. Бонни узнала этот тоскливый взгляд, светящийся непреодолимой болью. Пятнадцать минут назад она видела тоже самое во взгляде Стефана.

— О, — прошептала Елена. Она сглотнула и ее глаза помрачнели. — О, Бонни ..., но я не могу.

— Почему нет?

Сейчас в глазах Елены сияли слезы, и ее губы дрожали. — Что, если всё изменится...? Что, если он придет, и...? — она прижала ладонь ко рту, и Бонни вспомнила их последнюю встречу... Бонни встретила взгляд Елены с полным пониманием ужаса.

— Разве ты не видишь? Я не смогу выдержать, если что-то подобное этому, случится, — шептала Елена. — Если он увидит меня такой ..., и я не могу управлять тем, что здесь происходит; я не достаточно сильна. Бонни, пожалуйста, не позволяй ему приходить сюда. Скажи ему, как мне жаль. Скажи ему... — Она закрыла глаза, и по щекам ее побежали слезы.

— Хорошо. — Бонни чувствовала, что сейчас точно так же заплачет, но Елена была права. Она проникла в разум Стефана, чтобы объяснить ему произошедшее, помочь ему перенести это разочарование. Но в тот момент, когда она проникла в его разум, она поняла, что сделала ошибку.

— Стефан, нет! Елена сказала... — не имело значения. Его разум был более силен, чем ее, и он понял, когда она вступила в контакт, и принял его. Он ощутил суть ее беседы с Еленой, но он не собирался остаться без ответа. Беспомощно, Бонни почувствовала себя отвергнутой, почувствовала, что его разум проникает все дальше в круг света, образованного канделябрами. Она чувствовала его присутствие там, чувствовала, что оно принимает форму. Она обернулась и увидела его, его темные волосы, напряженное лицо, зеленые глаза, жестокие, как у сокола. И затем, зная, что она больше ничего не сможет сделать, она отстранилась, чтобы позволить им побыть наедине.

Глава 12.

Стефан услышал шепот, в котором была нежность и боль.

— О, нет.

Голос, который он уже никогда не надеялся услышать, голос, который он никогда не забудет. Холодок прошел по его коже, и он почувствовал, что его пробирает дрожь. Он повернулся на голос и сразу же обратил на него все свое внимание. Его мысли затуманились, потому что он не мог справиться с тем объемом эмоций, которые нахлынули на него.

Перед глазами все поплыло, он мог видеть только сияние подобное тысяче свечей. Но он не обращал на это внимание. Он чувствовал ее. То же самое присутствие он ощутил в самый первый день, когда прибыл к Феллс-Черч, золотой и белый свет, который сиял в его сознании. Полный холодной красоты, жгучей страсти и яркой жизни. Он ощущал потребность двигаться к этому свету, забывая обо всем на свете.

Елена. Это действительно была Елена.

Ее присутствие заполняло его до кончиков пальцев. Все его страстные чувства, ослепленные от света, были обращены к ней. Ища ее. Нуждаясь в ней.

Тогда она вышла.

Она двигалась медленно и нерешительно. Как будто заставляла себя делать это. Стефан стоял все еще шокированный.

Елена.

Он видел ее, как будто впервые в жизни. Волосы цвета блестящего золота, ниспадающие на ее лицо и плечи подобно ореолу. Безупречная кожа. Стройное, красивое тело, сейчас находящееся далеко от него. Она подняла руку, протестуя.

— Стефан, — шепот дошел до него, это был ее голос. Ее голос, зовущий его по имени. Но в нем звучала такая боль, что он хотел бежать к ней, держать ее и обещать, что все будет хорошо.

— Стефан, пожалуйста... я не могу...

Он видел ее глаза. Темно-синие, подобно лазуриту, с отблеском золотого. Широкие и влажные, от непролитых слез, в них была боль. От этого его сердце сжалось.

— Ты не хочешь меня видеть? — Его голос был сухим как пыль.

— Я не хочу, чтобы ты видел меня. О, Стефан, он может сделать все, что угодно. Он найдет нас. Он придет сюда...

Облегчение и радость заполнили Стефана. Он едва мог осмысливать ее слова, но это не имело значения. Ведь она же назвала его имя, и этого было достаточно. "О, Стефан", эта фраза объяснила ему все, о чем он так беспокоился.

Он спокойно подошел к ней; Затем поднял руку, чтобы дотронуться до нее. Он видел, как она протестующе откидывала голову, видел, как ее губы двигались, под давлением учащенного дыхания. Он был настолько близко, что чувствовал, как ее кожа пылала от жара, подобно пламени, сияющему через прозрачный воск свечи. На ее ресницах он видел, подобные алмазам, капельки.

Хотя она продолжала трясти головой и возражать, но руки не убрала. Нет, даже когда его пальцы коснулись ее, нажимая на кончики ее пальцев, как будто они были на противоположных сторонах стекла.

И на этом расстоянии ее глаза не могли оторваться от его. Они смотрели друг на друга, смотрели, не отрывая взгляд. Пока она, наконец, не прекратила шептать "Стефан, нет", а только шептала его имя.

Он не мог ни о чем думать. Его сердце выпрыгивало из груди. Ничто не имело значение за исключением того, что она была здесь, и что они были здесь вместе. Он не замечал странного места, его не волновало, что кто-то мог за ними наблюдать.

Медленно, очень медленно, он накрыл ее руку своей, переплетая пальцы, словно переплетая их судьбы. Он поднял другую руку к ее лицу.

Ее глаза закрылись, щека прислонилась к руке. Он чувствовал влажность на его пальцах и услышал смех, исходящий из его горла. Слезы сна. Но они были реальны, и она была реальна. Елена.

Сладость проникла в него. Он стирал слезы своим пальцем с ее лица, и получал от этого столь сильное удовольствие, что оно причиняло боль. Вся нежность прошлых шести месяцев, все эмоции, которые он держал запертыми в своем сердце, выходили наружу. Он погружался в них. Потребовалось небольшое движение, и он уже держал ее в своих объятиях.

Ангел в его руках, холодный и волнующий, живой и красивый. Существо пламени и воздуха. Она дрожала в его объятиях; тогда, не открывая глаз, она подняла свои губы.

В поцелуе не было ничего холодного. В мыслях Стефана промелькнула искра,

которая растворяла и плавила все перед глазами. Он почувствовал, что его самоконтроль растаял, самоконтроль, которому он уделял так много сил, с тех пор как потерял ее. Все в нем дышало свободой, все узлы развязались, все двери открылись. Он почувствовал свои собственные слезы, поскольку прижимал ее к себе, пытаясь объединиться в одно целое. Так, чтобы ничто не могло вновь разделить их.

Они оба плакали, не прекращая поцелуй. Тонкие руки Елены теперь обвивали его шею, каждый дюйм ее тела прикасался к нему, как будто она всецело принадлежала только ему. Он чувствовал соль ее слез на своих губах, и это было для него сладостью.

Он смутно осознавал, что есть еще что-то, о чем он должен думать. Но электрическое прикосновение к ее прохладной коже испарило все другие мысли. Они были в центре огневого вихря; вселенная могла взорваться, крошиться и сжигать дотла всех, о ком он заботился, до тех пор, пока он мог спасти ее.

Но Елена дрожала.

Не только от эмоций, от интенсивности, которая заставляла его голову кружиться и пьянеть от удовольствия. А от опасения. Он почувствовал это в ее мыслях. Он хотел защитить, оградить и лелеять ее, и уничтожить все, что ее пугало. В некотором смятении он поднял лицо, чтобы осмотреться.

— Что это? — Спросил он, слыша голос хищника в своем голосе. — Если это пытается навредить тебе...