В пять часов утра двенадцатого сентября 1954 года отечественные акулы пера, гиены фотокамеры и черны вороны кинохроники почувствовали, что долгое ожидание начинает, наконец, окупаться. Внешний вид "Борея" оказался поистине великолепным: с его корпусом длиной в восемьдесят семь метров ставший самым большим летательным аппаратом в истории, корабль имел размеры поистине колоссальные, подавляющие, а обшивка его в свете прожекторов сверкала ослепительной белизной горного снега под полуденным солнцем. А вот сам старт произошел в полном соответствии с духом Страны и Времени, жестко, просто и лапидарно, не имея ни одной черты специально поставленного шоу.

В пять-тридцать утра синхронно вспыхнули первые, "ракетные" слои ускорителей и "вкладышей", тяжелый, ярко-оранжевый дым скрыл неистовое пламя, вырывающееся из дюз, и корабль, напоминающий непомерно вытянутый наконечник стрелы, двинулся по безупречно-гладкой поверхности ВПП. Плавное поначалу, движение это скоро обрело устрашающий напор, тяжеловесную, давящую стремительность, и скоро чудовищная машина уже неслась стремглав, и кто-то, кто-то всегда бывает первым, уже заметил просвет между бетоном и шасси. Послышался крик: "Летит! Летит!" — а потом уже просто крик, не "Ура!" даже, а какое-то "А-а-а!" — сколько хватит голоса.

Звук двигателя со временем менял тон, раскатистый, тяжелый рев, повышаясь, перешел в оглушительный, с трудом переносимый визг. Прошло не так много времени, и с небес донесся страшный, сотрясающий небо и землю, потрясающий сердца удар, когда "Борей" миновал звуковой барьер и начал разгоняться по-настоящему. К этому моменту машина находилась уже слишком далеко от полосы старта, и переход на Первый Основной Режим произошел при одном единственном зрителе. Только пилот сверхзвукового истребителя "БС — 4"* Степан Редюк, — да еще бесстрастный глаз кинокамеры, — видели особое, алмазное сияние призрачного, полностью бездымного пламени, что вырывалось из дюз ОТС теперь. Блеск и цвет почти бесцветному водородному огню придавало некоторое количество атомов одного "переходного" металла, служившего своеобразной основой СКГ, Сверхкритического Гидрида, основного топлива "Борея".

Вообще многое, многое в том полете делалось впервые, но чуть ли ни главной новинкой, безусловно, стал успешный маневр в космосе, на орбите, благодаря чему стало возможным столь эффектное возвращение ОТС на ту взлетную полосу, которую она покинула четыре часа назад. Возможно, такое сложное действие и не следовало выполнять уже в первом полете, но начальство уж очень просило уважить. Да и, с другой стороны, неожиданностей не было, а когда-то начинать все равно пришлось бы.

А во время полета, глядя, как под его самолетом проплывают страны, целые континенты и океаны с островами в них, на то, как поворачивается планета Земля, вся, как есть, Амет-хан Султан пел и даже тихонько подвывал от восторга. Ничего подобного за ним не замечалось лет двенадцать, с тех пор, как его "Ла" демоном падал с неба на корабли фашистов и с ревом взмывал вверх, оставляя за собой смерть и пожары. Но сейчас было не то. В этот момент он был на вершине Мира и на вершине своей жизни, и жизнь его была полна, как никогда, и той полнотой, что выпадает немногим. Обычным людям не дано испытывать чувств такой силы, будь то счастье или горе, восторг или ненависть, так что не нам его судить. Впрочем, перед посадкой он спокойно, скучным голосом пообещал экипажу, что убьет того, кто проболтается о его поведении. Экипаж, в свою очередь, пообещал молчать. Скорее, все-таки не от страха, а потому что очень хорошо понимал своего командира.

Естественно, имели место положенные торжества и всенародное ликование, но основная череда мероприятий и пресс-конференции для своей и зарубежной прессы последовали через какую-то неделю, после второго старта "космического самолета". Но тут главными героями и, — добавим, — главной сенсацией стали пассажиры, которыми стали согласившиеся на отчаянную экскурсию представители крупнейших информационных агентств мира. При отборе, наряду с добровольным согласием и профессиональной репутацией, дополнительными требованиями стали состояние здоровья и привычка к полетам, но в то время практически во всех странах "летающие корреспонденты" имелись в достатке: слишком немного еще времени прошло после окончания войны.

Сказать, что впечатления, полученные ими за время этих шести витков, были яркими, значит сказать слишком мало. Уместнее говорить о глубоком потрясении, высоком душевном подъеме, катарсисе, способном изменить душу. Собственно, лучше всего это видно из самих статей на английском, французском, испанском и португальском, посвященным полету. В статьях, последовавших за полетом, практически каждый из них достиг вершины своего профессионального мастерства, — по крайней мере, так считали сами авторы. Никто из них, даже явные недоброжелатели СССР, даже те, кому поиск негатива прямо заказали, так и не смог врать. Лучшей пропаганды дела социализма, нежели непосредственные впечатления этих очень разных людей, нельзя было придумать даже нарочно.

На последовавшей за полетом пресс-конференции хозяева потоптались по конкурентам всласть. То, что это делалось предельно, тактично, вскользь, чтобы ни в коем случае не пережать, только усиливало удовольствие: тому, кто побеждает за явным преимуществам, выгодно похвалить доблесть соперника и нет никакой нужды в хамстве.

— ... практически ничего общего, кроме самого выхода на орбиту. В США предпочтение отдано одноразовым системам, по сути, напоминающим в этом смысле артиллерийский снаряд. Из полета возвращается астронавт и, может быть, какие-то записи, а ваши товарищи летали на обычном, в принципе, самолете. Ну ладно, пусть не вполне обычном, пусть своеобразном и с особым двигателем, но из полета он возвращается целиком. Да, при этом тратится дорогое и сложное в производстве твердое топливо двух сортов, но у нас есть все основания предполагать, что в ходе массового производства топливных блоков его себестоимость снизится в несколько раз. Но даже сейчас доставка одного килограмма груза на орбиту "Бореем" обходится в десять-двенадцать раз дешевле, чем при помощи одноразовых систем. Не говоря уже о величине этой нагрузки, в нашем случае достигающей пятнадцати тонн для низких орбит. Вы?

............................

— Да, это правда, двигательная установка демонтировалась после первого, после второго и после пятого полетов в сверхзвуковом режиме, а также после первого и второго орбитальных полетов. Мы рассчитываем, что изучение побывавших в космосе машин даст нам бесценные сведения для дальнейшего совершенствования двигательных установок, но исследования показали вполне допустимый уровень амортизации даже первого варианта мотора, и в дальнейшем столь частая замена моторов не предполагается. Дело в том, что мы никогда и не планировали нашу ОТС в качестве сверхкритической конструкции. Этакой технической экзотики для показа и рекордов. Наоборот, ОТС предполагается использовать постоянно, можно сказать, рутинно в качестве обычного транспортного средства для планового подъема на орбиту народнохозяйственных грузов так же, как сейчас мы возим их на самолетах куда-нибудь на Север. Пока предполагается создать группировку из десяти рабочих и двух резервных машин и осуществлять примерно пятьдесят-семьдесят плановых полетов в год. С учетом грузоподъемности ОТС это должно удовлетворить нынешние потребности страны, но не исключено, что в дальнейшем нужда в орбитальном транспорте возрастет. Кроме того, прогресс техники в наше время настолько стремителен, что нельзя исключить появление новых, более совершенных моделей, и тогда в состав группировки войдут и они... Представьтесь, пожалуйста...

Не будет преувеличением сказать, что эти десять дней тоже потрясли мир. Потому что, к примеру, открытие Америки и ее хозяйственное освоение — совсем, совсем разные вещи. И точно так же совсем разные вещи, — полет по орбите в неуправляемой капсуле и хозяйственное освоение ближнего космоса. Советы, по сути, заявили свои претензии на господство в околоземном пространстве. Хозяйственное и, без сомнения, военное. То, что еще год тому назад никому не было нужно, на глазах превращалось в важнейший, может быть, решающий ресурс.

Надо заметить также, что слова о "новых, более совершенных" моделях вовсе не были обычным в таких случаях пустословием. Еще два года тому назад Борис Сергеевич Стечкин, по-прежнему неуемный в свои шестьдесят два, узнал о характеристиках последней модели компактного реактора с РКЗ. Так же, как, несколько раньше, капитан I ранга Г.М. Сивоконь, как контр-адмирал Т.П. Кондратьев, так же, наконец, как капитан I ранга Х. Риковер на другом берегу океана, он сразу же понял, что этот источник энергии как будто специально создан для его двигателя. Он впечатлился, то есть, настолько, что всерьез хотел бросить тот проект, над которым работал в данный момент. Возникает такое впечатление, что две отсидки, имевшие место в его богатой биографии, так и не научили почтенного инженера осторожности.

— Там такие энергии, — безапелляционно заявил он, — а я тут с вами всякими изъ...ствами занимаюсь! Это ж сколько всего лишнего делать приходится!!!

Он так рвался бросить к чертям враз опостылевшую ему разработку и начать новую, что останавливать его пришлось всем миром и с привлечением группировки РГК. Как это бывает не так уж редко, правы оказались обе стороны. Он — стратегически, они — в тактическом плане. Машин с чисто химической энергетикой построили шесть (работали по схеме "пять плюс одна"), последние из них были выведены из состава группировки в шестьдесят втором, сделали по восемьдесят два рейса в среднем и использовались, преимущественно, для военных и специальных целей.

Машины проекта "Усовершенствованный "Борей", впоследствии "Наоле", на втором этапе разрабатывались совместно с Французской Республикой и полетели только в пятьдесят восьмом с ВПП во Французской Полинезии: как известно, рано или поздно разбиваются самолеты всех моделей, а падение реактора такой мощности на обитаемую сушу стало бы серьезнейшей катастрофой. Это обстоятельство стало основной причиной того, что ВПП атомных ОТС располагали на относительно небольших островах, чтобы критические участки полета пролегали над океаном, а экваториальная зона обеспечивала заметно большую экономичность стартов.

"Тип "Наоле", машины, действительно, гораздо более простые, дешевые и надежные, имели возможность поднимались по более пологой траектории, разгонялись медленнее, и поэтому имели несравненно меньшую амортизацию: на данный момент иные из них имеют в послужном списке до ста двадцати рейсов. Кроме того, они практически не расходовали драгоценный СКГ, и цену одного килограмма полезного груза, поднятого на орбиту, в итоге удалось снизить почти в два раза по сравнению с машинами первого поколения. Их производят до сих пор, внося, разве что, сравнительно небольшие усовершенствования. Но все это, наряду со многим, происшедшим в промежутке, тема для отдельного рассказа. Это случилось потом и нуждается хотя бы в некоторых пояснениях.

*БС — 4. "Бартини-Сухой, четвертая модель". Сверхскоростная по тем временам "дельта", развивающая скорость до 2,2М. Дорогой, с не слишком хорошей маневренностью перехватчик, очень высотный спринтер с коротким дыханием, непосредственное развитие идей рекордной "Стрелы". Никогда не был слишком многочисленным, в качестве истребителя использовался достаточно редко. Основное применение на практике, — почти неуязвимый разведчик. Достоин упоминания, по преимуществу, в связи с тем, что на его основе разработан "БС — 6РД". От предшественника, при почти неизменной аэродинамике, отличалась СПВРД, работающем на СКГ. В отличие от предшественника, модель, безусловно, представляла собой выдающуюся машину, неуязвимый сверхвысотный разведчик и, при необходимости, страшное оружие с межконтинентальной дальностью, носитель двух высокоточных блоков в ядерном или обычном снаряжении.

Вице-король III: к вопросу о реинкарнациях.

47 год

— Сомнений не осталось, братья. Гадальщик Ма, — вы же знаете почтенного Ма? — повторял гадание трижды. И трижды Книга Перемен повторяла одно: генерал Чэнь Нянь-хоу есть несомненное воплощение Тай Ди. Там так и сказано: "Восточный Император возведет единый свод над всеми четырьмя столбами".

Чжу Гэ-лян, — было ли это его настоящим именем, данным старшими родичами вскоре после рождения, никто не знал, а узнавать опасались, — поднял брови.

— Как это может быть? Я не раз видел великого Чэнь Нянь-хоу, и он совсем не похож на человека хань.

— Возможно, убийство братьев и племянников сделало его карму более тяжелой, и он удостоился более низкого воплощения. Он выглядит, как северный варвар, и говорит, как варвар, но и при этом благородство его несомненно... Скажи, ты действительно видел его? Вправду?

— Как тебя сейчас. Не забывай, я — из числа первых. Сидел среди прочих кули на голой земле, с пересохшим ртом, и смотрел на него снизу вверх.

— Старший брат, — Ли Цзе-цзун, — неглубоко, но с почтением поклонился, сложив руки перед грудью, — как бы я хотел быть на твоем месте.

Люди, которых три года назад купили по цене десять патронов за голову, пользовались у прибывших позже непререкаемым авторитетом и именовались не иначе, как Старшими Братьями. Кто уцелел, понятно. Не сгорел от чахотки весной сорок пятого. Сумел пережить понос, которым поначалу от непривычной, — и непривычно обильной, — пищи маялись, почитай, все. Не свихнулся и не исчах от тоски бесконечными зимними ночами Приполярья, не отморозил руки-ноги в сорокаградусные морозы, хотя случалось и за пятьдесят. Кого не убили свои и не расстреляли русские, потому как народ тут был всякий. Кого, наконец, не смыло черной ледяной водой, когда весенний паводок прорвал временные дамбы сразу нескольких "технологических" прудов.

Но уцелевшие имели полное право на уважение прибывших следом, потому что именно их трудами было возведено для них хоть и тесное, но теплое жилье, и устроены подсобные хозяйства, чтобы пища хоть немного подходила выходцам из Поднебесной. А еще они, как и положено старшим братьям, оказывали покровительство и учили, как выжить и жить в Сибири. При этом они забирали себе толику заработка подопечных, хотя русские, по возможности, с этой практикой боролись, действуя при этом довольно круто. Надо сказать, в этом вопросе у них не получалось почти ничего, поскольку справедливость такого порядка принимали обе стороны, и покровители, и подопечные. Во всем остальном с русскими следовало считаться, потому что они оказались не так наивны, как кажется, и, при этом, достаточно жестоки. За опиум стреляли сразу, не разбирая, кто торговец, а кто покупатель, для допроса торговцев нанимали китайских специалистов, и те неизменно отвечали на все вопросы, интересующие следствие. Тех, кто прельстился большими деньгами за опиум, стреляли тоже. За азартные игры — штрафовали, причем штраф накладывался на весь барак, где жил виновный, то же самое, плюс тюрьма, следовало за подпольное курение вина. Но одно здесь искупало и понос, и морозы, и ночи по девятнадцать часов, и расстрелы за бизнес.