Дневник леди Евы

До дома йомена они добрались без приключений. На этот раз дома был и глава семейства по имени Оз. Мрачноватый на вид, он встретил гостей без восторга. И сама Лиз была не так приветлива. Глэдис вызвала ее во двор, и женщины расположились на лавке под навесом. Джейсон немного дичился, но потом принялся осторожно обследовать двор.

Глэдис решила, что нужны какие-то объяснения, и рассказала Лиз свою легенду, прибавив, что время от времени она будет жить в охотничьем домике, чтобы присматривать за ним и содержать в порядке. Но иногда ей придется уходить на заработки, чтобы прокормить себя и ребенка. Казалось, жену йомена удовлетворило такое объяснение, и она, смягчившись, предложила молодой женщине и впредь приходить за едой, когда будет нужно. Как добраться до Уоллингфорда, Лиз не знала, но, отлучившись ненадолго в дом, вернулась и подробно все рассказала со слов мужа. Глэдис поблагодарила, и, купив еще немного продуктов, ушла.

Жаль было покидать уютный домик, но молодая женщина понимала, что оставить все как есть нельзя. Она могла только надеяться на доброту Катберта и Лин — но с ними могло случиться все, что угодно, и даже некому будет ей об этом сообщить. Лиз согласна была делиться тем, что у нее самой было в избытке, но только до тех пор, пока Глэдис сможет платить за это. Она долго размышляла, что делать с Джеем. Можно было попросить Лиз присмотреть за ним, но у нее самой было трое детей, а отношение Оза вызывало у Глэдис сомнения в том, что ребенку будет хорошо в этой семье, к тому же неизвестно, насколько затянется ее путешествие. А если удастся найти герцогиню, и она согласится взять молодую женщину с собой, возвращаться за ребенком будет далеко, и Глэдис решила рискнуть взять сына с собой. Насчет еды можно было пока не волноваться. В мешке, который привез Катберт, были простые продукты — сушеные фрукты, овощи, растительное масло, хлеб, сыр, крупа. Часть этого Глэдис сложила в дорожный мешок, остальное разместила в кладовке.

Путешествие было непростым. До Строберри Хилл они с Джеем добрались без приключений. Осторожности ради, в деревню снова не зашли, а, обойдя ее, медленно пошли по обочине дороги, ведущей к развилке. Изредка проезжали повозки, и она обращалась к возницам с просьбой довезти ее до какой-нибудь деревни. Но одни ехали не в ту сторону, которая была ей нужна, другие смотрели косо, и только нахлестывали лошадь, чтобы побыстрее уехать, а некоторые возницы осыпали ее бранью, обзывая дурными словами. Она уже начала отчаиваться, когда ей попался, наконец, небольшой караван из трех повозок. Оставив сына на обочине, молодая женщина вышла на дорогу.

Ехавший на передней повозке крупный бородатый мужчина, натянул поводья и обоз остановился.

— Ты что, рехнулась!? — напустился он на женщину, — Шатаешься без дела, и другим мешаешь! Сама беспутная, так хоть ребенка пожалела бы!

— Не сердитесь на меня, пожалуйста! — взмолилась Глэдис, — Видите — некому больше мне помочь. Я вдова, осталась одна с ребенком, еду к родне, возьмите меня с собой, я не буду обузой. За охрану заплачу, а одна пропаду в лесах, никто и не вспомнит!

Бородатый оглянулся на своих спутников.

— Смотри сам, Сид, — сказал один из них, — Если ее кормить не надо, худо не будет. Кому она помешает?

— Ладно, можешь положить вещи в мой воз, — решил Сид, — И ребенка посади, веса в нем немного, но самой тебе придется идти пешком, а то лошадь быстро устанет.

Глэдис с радостью согласилась — даже эти условия сильно облегчали путешествие.

Ее спутники были ремесленниками. Путь их лежал в Оксфорд на ярмарку, там они надеялись подороже продать свои изделия. Старшим в обозе был Сид, крепкий крестьянин лет сорока, который вез на ярмарку овечью шерсть, пряжу и вязаные вещи. Как узнала из разговоров Глэдис, он несколько лет служил в замковой страже, имел боевой опыт, и часто ходил с такими небольшими обозами, поэтому остальные крестьяне его беспрекословно слушались.

Общение с попутчиками было сведено к минимуму, но молодую женщину это устраивало. На привалах она с сыном ела отдельно, благо припасы позволяли. Ночевали на постоялых дворах. В основном, это были крепкие строения, сложенные из камня или добротных толстых бревен, с маленькими окошками, обнесенные таким же крепким частоколом, с тяжелыми дубовыми воротами. Ставни и двери были массивными и прочными. На ночь их закрывали на огромные замки и закладывали мощными брусами. Запоры накладывали уже в сумерках, и горе тому, кто не успел попасть в помещение до того, как будет заперта дверь — она уже не открывалась до утра, и опоздавшим оставалось только ночевать снаружи. Несмотря на такие меры предосторожности, хозяин двора, или его слуга всю ночь караулили у двери с оружием — как правило, это была дубинка, окованная металлом, или кистень. Носить мечи дозволялось только рыцарям и оруженосцам.

Ночлег стоил недорого, но того, кто не мог заплатить, тоже ждала холодная ночевка — их просто выставляли вон без всякой жалости. Тех, у кого денег было совсем мало, отправляли спать на сеновал, в конюшню, или на чердак, но если у человека была хоть одна монета, даже самая мелкая, какой-никакой, а ночлег ему был обеспечен. Спали все вместе, в общей комнате на соломенных матрасах — кто-то на лавках, кто-то прямо на полу. Усталые путники, как правило, не засиживались допоздна. Как только окончательно темнело, хозяева закрывали двери и окна, гасили все огни в доме, оставляя только небольшой масляный светильник у двери, и все ложились спать, где находили себе место. Отдельные комнаты, одна или две, были на втором этаже, там, где жил сам хозяин, но стоили они дорого, и их берегли для особых гостей. Еду здесь специально не готовили, но то, что привез с собой постоялец, могли приготовить для него. Кроме того, здесь можно было купить немного молока, яиц, или сыра.

Об удобстве говорить не приходилось, но ночевать вне крепких стен было опасно. Глэдис наслушалась за время путешествия разных жутких историй о том, как купцы, паломники, или другие путешественники попадали в засады и погибали все от рук разбойников. Кто-то вовсе пропадал без вести. Только сейчас она поняла, как рисковала, когда после побега проводила ночи в лесу одна, с ребенком. Впрочем, возможно, все было и не так опасно для них тогда. Преступники предпочитали промышлять на больших дорогах, много их крутилось и возле постоялых дворов — здесь можно было высмотреть очередную добычу, или стянуть то, что плохо лежит. Поэтому никто из постояльцев не жаловался на условия, предпочитая защиту комфорту. Глэдис тоже терпела, хотя ей было трудно привыкнуть к душным помещениям и жесткому ложу, но со временем все образовалось. Она так уставала за день, что засыпала как убитая. Джей тоже сначала капризничал, но потом привык, и научился занимать себя сам, да и уставал он не меньше, и даже, учитывая его возраст, возможно больше. Глэдис даже удивлялась его выносливости. Скоро молодой женщине пришлось убедиться в том, насколько разумно было никогда не останавливаться на ночлег в лесу. Не доезжая миль пяти до Оксфорда, они подверглись нападению.

Время перевалило заполдень. Вокруг был спокойный летний лес, однако, уже примерно с час Сид беспокойно озирался вокруг. Когда кто-то из спутников пытался с ним заговорить, он жестом останавливал его и прикладывал палец к губам. Вдруг раздался резкий свист, и из леса с громкими криками стали выбегать люди, вооруженные как попало. Нападавших было около десятка. Очевидно, они уже некоторое время выслеживали обоз, и решили, что он станет лакомой добычей. Очень скоро повозки оказались окружены. Передняя осталась на месте, две последние подъехали к ней вплотную и стали бок о бок, образуя с первой плотный треугольник. Сид, вскочил во весь рост, и извлек откуда-то массивный топор, остальные четверо тоже рассредоточились — видимо, они уже не в первый раз попадали в похожую ситуацию, или действия были согласованы заранее. Двое остались на земле, спиной к подводам, обороняя тыл, и еще двое стояли, как и Сид, во весь рост, на повозках, защищая фланги. В руках у них тоже откуда-то взялось оружие. Глэдис с сыном оказались в центре, за спинами мужчин. Джей не плакал, только крупно дрожал и смотрел широко раскрытыми блестящими глазами.

Нападавшие набросились на обоз, послышались крики и жуткий влажный хруст, потом живая волна отхлынула от телег под защиту кустов и леса. На земле лежали, корчась, несколько раненых. Защитники все были на ногах, только тяжело дышали, обрызганные кровью, своей, или чужой — неизвестно. Захватить обоз врасплох не удалось. Откуда-то, со стороны нападавших, вышел вразвалочку невысокий крепыш, одетый в серый кот, коричневый гамбезон, коричневые шоссы и сапоги. Глубоко надвинутая на глаза охотничья шляпа и густая борода не позволяли хорошо рассмотреть лицо. Шел он походкой дикого зверя — легко и гибко, улыбаясь какой-то волчьей, похожей на оскал, улыбкой. Зубы у него были удивительно белые и ровные. Безошибочно определив главного, он вступил в переговоры с Сидом. Не слышно было, о чем они говорили, но издали это напоминало разговор продавца и покупателя. Через некоторое время они "ударили по рукам", и Сид отсчитал разбойнику несколько монет. Главарь свистнул, и шайка, подхватив раненых, скрылась в зеленой поросли.

— Вот собака! — сказал, подходя, Сид, — Взял с меня целых десять шиллингов, по одному на каждого своего головореза.

— Почему они отступили, ведь их было больше, — спросила Глэдис.

— Мы им дали отпор — пояснил Сид, — Если бы они снова сунулись, мы бы еще кого-то покалечили. А им не хочется под топор, верно я говорю? — обратился он к остальным. Спутники засмеялись.

— Вот что, — продолжил он деловито, — Нас шестеро, значит, с каждого теперь по одному шиллингу и восемь пенсов. Раненые есть?

Глэдис закусила губу. Денег оставалось совсем мало, три с половиной шиллинга. Хорошо, что еще был запас еды. Остальные, охая и стеная, полезли в кошельки и под плащи, доставая припасенные монеты. Глэдис понимала их: еще несколько дней им придется жить в Оксфорде — питаться и ночевать, прежде чем они что-то выручат за свой товар.

Раненых оказалось трое, в том числе и сам Сид, которому задели плечо чем-то острым. Задерживаться на этом месте старший не разрешил, поэтому они проехали еще мили полторы по дороге, пока Сид не начал шататься. Сделали привал. Глэдис осмотрела раненых, и открыла свою сумку.

— Что же ты сразу не сказала, что ты лекарь — с уважением протянул Сид, — Я бы с тебя гораздо дешевле взял!

Раны были не опасны, но болезненны, особенно от ударов булавой. Глэдис почистила, обработала и перевязала их. После этого случая к ней стали относиться гораздо лучше. Молодая женщина даже рискнула рассказать Сиду о том, что на самом деле идет в Уоллингфорд на турнир. Старший понимающе покивал.

— Да, лекари там будут нужны. Вот что: в Оксфорде у меня есть приятель. Он возит товары вниз по Темзе на лодке. Попробую договориться, чтобы он тебя взял до Уоллингфорда, сбережешь день пути, не меньше.

Уоллингфорд был совсем не похож на тот город, который видела Глэдис в своем времени — никакого уюта, ухоженных садиков, теннисных кортов и живописных отелей. Это было скопление домиков, расположенных так же, как и в любой деревне — две главные немощенные улицы, крестообразно расположенные, с площадью на пересечении. Домики спускались прямо к реке, на берегу которой была устроена небольшая торговая пристань. Каменного моста через Темзу, который так любили фотографировать туристы, еще не было, вместо него красовался очень простой деревянный, но он был достаточно высоким, чтобы под ним могли проходить груженные лодки. Зато замок, который Глэдис видела только в виде руин, сейчас стоял целый, во всей красе. В его планировке не было ничего необычного — та же массивность и замкнутость. В центре — круглый донжон под островерхой крышей, вокруг — двойная толстая каменная стена. Внутрь пускали только жителей замка, или гостей по приказу самого лорда. Под его стенами было построено множество домиков, в которых жили ремесленники, целый город. Жизнь здесь просто кипела. С восточной стороны от замка, сразу за пределами поселения ремесленников, располагалось большое поле, довольно ровное, ограниченное с запада холмом, на котором стоял замок, с юга — Темзой, и с других сторон — лесом. На этом поле и строилось ристалище.

Когда Глэдис прибыла в Уоллингфорд, до турнира оставалось еще около трех дней. Молодая женщина надеялась встретить герцогскую чету накануне турнира, когда они еще не успеют затеряться в толпе прибывших. Глэдис без труда нашла постоялый двор и заплатила за четыре ночи. Больше денег не было, оставался только шиллинг на еду, и того было мало. Правда, удалось уговорить служанку на постоялом дворе присматривать за Джеем, пока мать будет в отлучке. Девушка согласилась на это без восторга, и только после того, как Глэдис пообещала ей, что будет каждые два-три часа приходить, чтобы самой заняться ребенком. Эта ситуация напоминала ей билет в один конец. Она просто не сможет вернуться назад с сыном. Теперь все зависело от того, как скоро она найдет герцогиню, и Глэдис исправно ходила к строящемуся ристалищу, тщательно рассматривая прибывающих.

Между тем работа на ристалище кипела. Вокруг поля были возведены помосты, напоминающие трибуны. Над самыми высокими были устроены козырьки из досок, задрапированные яркими тканями. Это были места для родовитых рыцарей, их семей и самых приближенных слуг. Чуть пониже располагались скамьи для зрителей, принадлежащих к сословиям ремесленников и купцов. Здесь же могли поместиться небогатые рыцари. Для прочего люда была отведена площадка в конце трибун, там не было никакого благоустройства, только дощатый барьер, отделявший собственно ристалище от зрителей. Вокруг ристалища, со стороны замка и со стороны леса, располагалось место, отведенное для гостей турнира. Большинство из них приехало со свитой и расположилось в палатках. С каждым днем лагерь все разрастался. Глэдис бродила среди шатров, пытаясь высмотреть знакомые лица, но все было тщетно. На третий день, перед самым началом турнира, она совсем потеряла надежду. Поток прибывающих практически иссяк. Спешно разбивали палатки опоздавшие, но это были в основном, небольшие кортежи, или одиночные рыцари, приехавшие только с парой оруженосцев. Ни герцога Йоркского, ни герцогини Глэдис так и не нашла. Молодой женщиной стало овладевать отчаяние — что же делать теперь? Оставалось только одно — прийти на турнир назавтра. Если герцогская чета прибыла на праздник, их непременно назовут в числе почетных гостей.

На следующий день на ристалище потянулась огромная пестрая толпа. Ехали верхом рыцари в начищенных доспехах, дамы в ярких нарядах, расшитых самоцветами, окутанные, как облаками, покрывалами из драгоценных тканей, шли, перешучиваясь, мастеровые, одетые неброско, но добротно. Сновали то туда, то сюда торговцы, предлагающие все — от вина и воды до ювелирных украшений. Глэдис шла с этой разношерстной толпой, по привычке поглядывая по сторонам. Трибуны постепенно заполнялись. Поминутно вспыхивали ссоры из-за мест.