Мое советское детство

Я тупой, но сильный, помните?

49. Фейерверк

1989-90 год. Тогда посмотреть фильм в видеосалоне — это было как сейчас с парашютом прыгнуть. По эмоциям, я имею в виду.

Что-то в этом всем было космическое. Ух! Прямо буря впечатлений. Я с такими эмоциями лет сто фильмы не смотрел :)

Сейчас-то понятно, что это было вроде бус для туземцев. Но тогда!

Еще на дому смотрели, передавали видик один другому, по записи. Но по квартирам редко было и не у всех. Видеосалоны демократичней. Взял мятый советский рубль и вперед.

Мой отец как-то притащил от знакомого видик на один вечер и одну ночь (это было уже после начала эры видеосалонов). И пачку видеокассет. Так мы "Коммандо" со Шварцнеггером специально смотрели на перемотке, чтобы успеть больше фильмов увидеть за единицу времени. И соседи пришли, конечно. Это было культурно-массовое мероприятие. И Ярик пришел, который "Пророк кунг-фу", и его старший брат Стас. И дядя Коля, их отец. И мои друзья, Андрюха с Пашкой.

А еще у нас в тот вечер был специальный человек-эксперт, который эти фильмы раньше видел. Какая-то девушка старшего школьного возраста, не помню. Может, девушка Стаса? Она подсказывала, какую кассету ставить, смотреть этот эпизод или перематывать к более интересному месту. Нет, я серьезно. "Джонни, сделай мне монтаж" (с) Девушка была тоненькая, красивая и такая надменно-утомленная, словно у нее куча дел, а ее тут отвлекают со своими глупостями.

Мы тогда готовы были смотреть все, что угодно. Даже без перевода (и часто так и было. Позже я "Один дома-2" смотрел на венгерском, раз сто. Отец из первой поездки за рубеж привез видеоплеер "Акай" и одну кассету). Другой мир. Я сейчас вспоминаю начало 90х и у меня перед глазами вспышки фейерверка. Бух! Бух! И цветные пятна скачут.

Да, это были "бусы для туземцев". Но все равно... Какие они были красивые!

Привет, Шварц.

50. Страна чудовищ

В тот день Серый пришел в детский сад с загадочным лицом.

Лицо у него было такое, что мы с Лешкой заранее подскакивали от нетерпения. С таким лицом разведчик Штирлиц много серий ходит по черно-белому фашисткому логову. Я в этом фильме все ждал, когда начнется интересное — ну, там Штирлиц начнет стрелять в этих гадов, схватит "шмайсер", кинет гранату в эсэсовцев, заломает лысого Мюллера, свяжет и увезет его в черной блестящей машине через линию фронта к нашим (сам того не зная, я предугадал финал "Экспансии", только там был самолет), скажет приличный тост, наконец... в общем, поведет себя, как полагается настоящему советскому разведчику в тылу врага! А Штирлиц все никак. Курит и думает. Иногда пьет. Только один раз дал бутылкой по голове одноглазому немцу. В тот момент я обрадовался — началось! Но ничего не началось. Даже не убил одноглазого, подвел меня. В общем, нерешительный какой-то разведчик. То ли дело польский разведчик в "Ставка больше, чем жизнь". Тот немцев убивал направо и налево, и смеялся фашистам в лицо, и обводил их вокруг пальца, смешно шутил над Гитлером, и девушки у него были что надо, в каждой серии разные. Я даже немного ревновал: польский Штирлиц-то орел, а наш чего-то не орел. Когда много позже я увидел фильмы про агента 007, то понял — нет, в "Ставке" был не польский Штирлиц, а польский Джеймс Бонд. Только немного хуже. И смутная ревность прошла.

К тому моменту я уже прочитал романы Юлиана Семенова "Экспансия" и "Приказано выжить" (они были у бабушки в подшивке "Роман-газеты"). И Штирлиц таки оказался орел. Всем орлам орел. Я поразился скрытому могуществу разведки и кристальности мысли главного героя.

— Ну! Рассказывай! — не выдержал наконец Лешка.

— Да, рассказывай, — сказал я.

— Я вчера в гостях такое кино видел, — загадочно сообщил Серый.

— Какое кино?

— Ух, какое кино.

— Хватит издеваться!

— Такое кино, что закачаетесь! Первый сорт кино!

— Как называется?! — закричали мы в один голос.

— А название-то я и не помню, — сказал Серый. Снял очки, посмотрел на просвет, снова надел. — Я не сначала смотрел.

— А в лоб? — спокойно предложил я.

— Я тебе сам в лоб дам, — парировал Серый. — Нечего тут! В общем, там про морских чудовищ...

Мы открыли рты.

— Зыкински! — сказал Лешка.

В общем, в результате допроса гражданин Серый показал, что чудовищ было много. И все они жили глубоко под водой. В самой глубине, среди затонувших кораблей. И похожи они были...

— Ну вот как слоны, только по водой. Сами огромные, больше китов. И глаза у них белые, страшные. Штук шесть, — Серый сам увлекся своим рассказом. Его передернуло. — Ух, какое кино.

Да вообще офигенное.

Меня до сих пор эта картина завораживает. Словно я в водолазном костюме на глубине, смотрю сквозь запотевшее стекло... а мимо меня, не замечая (и слава богу!) медленно шествует вереница подводных чудовищ... как слоны, только под водой... Их белые глаза горят, словно прожекторы, рассекая подводный мрак. И от движений гигантских тел по всей миллионотонной глубине океана расходится упругая волна... качает меня...

Так образовался элитный клуб "Подводных чудовищ". Теперь мы целыми днями играли только в эту игру. Пластилин был нашим пропуском в мир чудовищ. Мы слепили подводную лодку, базу ученых, самих ученых и водолазов, затопленные корабли с сокровищами. Сундуки с золотом и алмазами. Кислородные баллоны, маски и ласты. Оружие, способное стрелять под водой. Водоросли и кораллы. Рельеф подводных скал. Огромную пещеру, откуда выходили чудовища. Самих чудовищ — они были разного размера, от гигантского главного монстра до маленького — когда они выходили из пещеры, то выстраивались по росту, как фарфоровые слоники. У нас были пластилиновые заросли водорослей и кораллов. Рыбы и осьминоги (один гигантский, он мог нападать даже на людей), и семейство китов разных видов — от белухи до гигантского синего кита (в группе была энциклопедия со страницей, где были нарисованы много видов китов). Киты иногда сражались с чудовищами, но у них не было шансов. У нас были дельфины, которые спасали героев в критических ситуациях. У нас была гигантская манта — то ли друг, то ли враг. Она появилась после того, как мы увидели фильм "Акванавты" (повесть Павлова я прочитал только много лет спустя, уже в институте). И у нас была девушка-аквалангистка. Ее часто приходилось спасать. Она была красивая и беспомощная. Простите, феминистки.

Но чудовища, похожие на слонов, были главными.

До сих пор я чувствую сладкий холодок страха и сердце замирает, когда я вспоминаю их, вспоминаю как они шествовали по дну океана.

Как назывался фильм, что увидел Серый, мы так и не узнали.

Я подозреваю, спустя много лет, что Серый просто нафантазировал этих чудовищ. Этих подводных гигантских слонов. Врун несчастный! Я до сих пор ему благодарен.

Если бы не это, Кетополиса бы никогда не было.

После детского сада я пошел в первый класс. Мы расстались с Лешкой и Серым и никогда больше не виделись. Про игру я совершенно забыл. В школе всегда много других забот, других друзей, других игр.

Однажды, спустя много лет, когда я учился на актерском... Я вернулся домой после занятий, было часов одиннадцать вечера, выжатый, как тряпка. Кажется, в тот день я запорол очередной этюд... Или два-три этюда. Я мучился мыслью, что, возможно, бездарен. Лариса приготовила ужин. Я сел ужинать, включил музыкальный канал. Те, кто учатся на актерском, иногда так делают. Просто бездумно включают телевизор, чтобы вспомнить, что существует и внешний мир, мир, в котором живут совершенно нормальные, нетронутые системой Станиславского, люди. И вздрогнул. Вилка застыла на полпути. По спине полз холодок — я почувствовал сладковатый привкус знакомого ужаса и провал в животе. На экране шел какой-то клип. Звук был выключен. Человек плыл в океане, под водой, без акваланга. Он просто висел в глубине, спиной к зрителям. А из бездонной глубины на него наплывал гигантский синий кит, медленно раскрывая бесконечную пасть. Этот момент все длился и длился...

Я провалился в эту пасть, как в бездну. Темнота. Провал в животе, словно падаешь быстро-быстро, и сердце за тобой не успевает.

Я снова увидел белые глаза, освещающие глубину, словно прожекторы. Сундуки с сокровищами, заросшие водорослями. Подводную лодку и друзей водолазов. Мы ученые, мы должны открыть для науки этих редких созданий. Девушка-ученая опять пропала. Кажется, ее унесли чудовища. В свою гигантскую пещеру. Почему-то я знал, что девушка рыжеволосая и любит смеяться, хотя никогда не видел ее без маски ныряльщика. Конечно, мы это сделаем. Мы спасем ее. Мы всегда спасаем людей. Мы с Лешкой и Серым надеваем водолазные костюмы с тяжелыми свинцовыми подошвами. У нас есть подводные водометные ранцы, как в подлодке "Пионер". У нас есть оружие, которое стреляет под водой взрывающимися стрелами. Мы заходим в шлюзовую камеру и нажимаем кнопку. Двери с легким "шшш" закрываются. Вода бурлит, заполняя пространство. Наконец открывается внешний люк, и мы выходим в глубину...

Глубина встречает нас равнодушно, словно давно знала, что мы вернемся. Привет, старый недобрый друг. Темнота надвигается со всех сторон, водолазный костюм потрескивает от чудовищного давления. Холод, вибрация. Вперед. Я отталкиваюсь от корпуса станции и плыву в темноту. Рядом плывут Лешка и Серый. Пришло время включить наши двигатели... Пшшшх. Водометы работают, ускоряя наш полет. И мы несемся вперед, пронзая темноту телами.

И вот мы почти на месте.

И они идут... медленно... чередой по росту, как фарфоровые слоники. Их белые глаза светятся в глубине, словно прожекторы. Все шесть или семь глаз...

"Командир, мы на месте", — говорит Лешка. Я слышу шум его дыхания в микрофон. Голос Лешки спокоен, но я знаю, что в его затылке живет тот же сладковатый ужас, что и у меня.

"Хорошо. Действуем по плану. Ты отвлекаешь их, мы в пещеру. Профессор... — это Серому. — Приготовьте заряд. Начинаем по моей команде".

Я смотрю на белые лучи, обшаривающие дно, и медленно выдыхаю. "Начали," — говорю я.

Морские чудовища вернулись.

51. Где найдешь, где потеряешь

Искал в интернете информацию по прадеду Степану (он воевал под Курском, бабушка говорит. Там же его и ранили), ничего не нашел, зато вместо этого неожиданно обнаружил сведения о прадеде Никите. Раньше я предполагал, что он служил в 34 армии, а теперь точно знаю. Вернее, нашлось следующее:

ППС 837 (полевая почтовая станция номер 837).

По номеру станции я нашел следующее:

163 стрелковая дивизия, 529 стрелковый полк. Привет, дед!

Почитал доклады и рапорты. В августе 1941 года под Демянском дивизия попала в котел, от нее осталось меньше батальона. И вот я читаю рапорт комиссара командарму 34 армии. Написано на тетрадном листке карандашом. "Из окружения вывел 435 человек. Их распределил по полкам и батальонам". И снова стала дивизия. Волшебная военная арифметика. Вывел батальон, грамотно распределил людей — и снова стало два стрелковых полка плюс вспомогательные подразделения. Целая дивизия. Можем выполнять боевые задачи.

Где-то в этом промежутке — август-сентябрь — прадед и погиб. Возможно, первая декада сентября. В рапорте о потерях читаю: 163 сд первые десять дней сентября учет потерь не вела, не было такой возможности. Затем итог: на конец сентября потери дивизии — больше 7 тысяч человек (!!). Жуть какая-то. Мясорубка.

Похоже, это сплюсовали потери вместе с августовскими, когда дивизия попала в окружение.

========

Фото: Дмитрий Бальтерманц, "Атака". 1941

52. Пчелиный внук

А это мой прадед — Степан Иванович Мальгин, папа бабушки Гали. Фото снято возле деревни Полетаево, Кунгурский район.

Прадед воевал, под Курском получил ранение — мелкими осколками снаряда обе ноги в решето. Списали подчистую. Прадед вернулся в деревню, один из пяти мужиков, вернувшихся в Полетаево с войны. А ушло на фронт больше ста.

Раны с годами беспокоили все сильнее, в старости он почти не мог стоять на ногах, передвигался по избе на коленях. Но очень шустро. Дел-то много.

Прадед держал ульи за домом, в отдельной ограде. Однажды я приехал к нему в гости, маленький еще, лет шесть-семь. И я радостно побежал к прадеду. А он в шляпе с сеткой, ульи открыл, окуривает. Тогда он еще нормально ходил. И тут я бегу.

Меня пять пчел разом укусили — и все в голову. Вот я орал. Наверное, вся деревня слышала.

53. Маяк и каратэ

Сегодня было бы 63.

С Днем Рождения, папа!

На этом снимке я грызу яблоко, мама снимает все на "зенит", замотанный синей изолентой, рядом с мной и отцом — Женька, моя двоюродная сестра, вредина номер 2, дальше тетя Таня, мамина сестра, а маленькая девочка с бантом — Татьяна, моя младшая сестрица. Вредина номер 1 и надоедливый хвостик.

Тогда отец впервые купил машину, жигули, и мы сразу же поехали на ней на Большую землю, в Москву и в Вологду.

Как было не поехать, если есть машина?

В Перми, где мы забирали тетю Таню с Женькой (они ехали с нами), у нас украли лобовое стекло. Это был серьезный удар по тем временам. Отец поднял все старые связи, всех уральских друзей, но стекло нашлось только в Кунгуре, это восемьдесят километров от Перми, и то "только для тебя, Стас". Шел дождь. Нет, настоящий ливень. Отец натянул полиэтиленовую пленку вместо лобового стекла, чтобы не заливалось внутрь, просунул лицо в дыру и поехал.

Вернулся со стеклом.

И мы поехали через всю нашу большую советскую Родину. В Москву и потом в Вологду.

Замечательное было приключение.

Немного жаль, что маленький телевизор у нас тоже украли в Перми. А магнитолу не смогли вытащить, и только сломали. И всю дорогу мы слушали одну радиоволну. Маяк, кажется.

А я ехал, смотрел в окно и рисовал в тетрадке красной ручкой учебник по каратэ шотокан.

Я тогда считал, что должен нечто важное рассказать людям. А то вдруг они не знают про всякие "кибодачи", "маваши" и прочее, и не смогут идти по пути воина. А ведь это самое главное в жизни.

А за окном проплывали пшеничные поля...

54. Слезы и шахматы

Я с отцом в шахматы играл — он никогда мне не поддавался. И я каждый раз плакал в финале. Держался изо всех сил, но все равно не выдерживал. И забрасывал доску подальше и отказывался снова играть. А потом через пару дней приходил с доской к нему опять. И мы играли. И опять я проигрывал. И опять не мог сдержать слез.

Но однажды я так разыгрался двумя конями, что загнал отца в ловушку и поставил мат. Это было так неожиданно, что я сам не поверил.

Отец положил короля на доску — сдаюсь и протянул мне руку.

Это было потрясающее ощущение.

55. Портрет брутального фантаста в молодости

Ну разве я не зайчик? :)

Рядом со мной, в короне — девочка Тома, Тамара, которой я очень нравился, она все время норовила стать поближе ко мне. А я от нее бегал. Это я сам не помню, мама рассказывала.

Вообще, я всегда подозревал, что женщины начинают борьбу за свое женское счастье еще с пеленок.