— Увы, — сказал он. — Брошу пить. Но не сегодня. Джу, дружочек, окажи последнюю услугу страждущему сослуживцу. Одолжи до аванса два медячка. А лучше пять.

Джу поднял голову от листков с новостями.

— Так мне же еще не платили ничего, — попробовал отказаться он.

— Эх, всему тебя учить надо. Мараш мне в долг не дает. Принципиально. А если ты спросишь — тебе даст. Только не говори, что для меня.

— Вылетишь ты со службы, — мрачно изрек Аглар.— Посмотри: вот я на работе не пью. Хотя, видит Небо, мне не легче твоего.

— Так у тебя и родственников нет в Управлении.

— У Чибя родственники были, и что? Гуляет по улице за пьянство и строптивый характер.

Джу аккуратно сложил листочки в конторку и пошел, куда ему велели — к старшему секретарю префектуры Кармарашу занимать два медяка. Вышел за дверь, так, чтоб Шан его не видел, вынул денежку из собственного кармана, посмотрел на нее и задумался о жизни. Шана он начал слегка презирать, едва лишь увидел. Шан был ищейка, каких мало, с собачьим нюхом и с устроенной специально для сыскной работы головой, но жил он неправильно: пил не по средствам.

Начальство на службе пока не объявлялось — ни префекта (как здесь говорили, "со свитой"), ни инспекторов, ни интенданта. В Столичном Управлении, как слышал Джу краем уха, с утра было назначено большое совещание. Что-то там случится, или случилось. Но Джу волновался по этому поводу мало, ему хватало забот. Осведомитель сообщал, что на старых складах при суконной фабрике по ночам происходит какое-то шевеление, подкопан забор, и двое человек видели неподалеку от того района некого мерзавца по кличке Помогай, за поимку которого назначено вознаграждение. Промышлять охотой на знаменитых преступников, будучи в стажерах, рассчитывать, конечно, нельзя. Если награда достанется, ее положит в карман либо его наставник Аглар, либо старший инспектор участка, либо даже сам префект. Но от благодарности начальства зависит два месяца Джу ходить в стажерах, или год.

Джу решил быть добрым сегодня. За вчерашний день в его личной жизни случилось несколько серьезных событий. Соседская дочка, когда он немного покрепче, чем обычно, притиснул ее к плетню в огороде, с глупыми словами: "То, что ты хочешь — это не любовь", — укусила Джу за палец, а ведь представлялась такой сговорчивой. Потом Джу пошел с Агларом в храм к Неспящим, и, пока Аглар гостил в ризнице, принимая у слуг Единого какую-то жалобу и прилагающееся к ней вознаграждение, Джу успел выслушать целую проповедь о возвращении к человеку добра, которое тот творит.

От этого на Джу нахлынули воспоминания детства. Мысль о том, что прежде, чем что-то получить, нужно что-то отдать, засела у него в голове. "Может быть, потому мне не очень везет, что я никому не помогаю, — думал Джу. — Если разобраться, я отношусь к каждому человеку так, будто он пустое место. Наверное, это нехорошо. Попробую смотреть на людей иначе. За что я презираю Шана? Ведь Шан, в сущности, несчастный человек. Пьет не потому, что у него есть деньги, а потому, что не может остановиться, и без вина ему плохо. Дойду-ка я до лавки и принесу ему кувшинчик. Может быть, и мне кто-то окажет нежданную услугу..."

Подобным образом размышляя, Джу вышел из здания префектуры, наисксь пересек площадь и спустился в подвальчик, где Шан обычно закупался дешевым вином.

Когда Джу возвращался обратно, у коновязи уже стояла курьерская лошадь, ее он издали узнал по чепраку.

С кувшином необходимо было идти в обход Мараша. Шану еще простили бы явление через парадный вход с сосудом вина в обнимку. Стажеру Джуджелару пришлось пробираться через задние ворота и казармы. На вопрос привратника: "Чего несешь?" Джу кратко отвечал: "Известно, чего", — и был пропущен без дополнительных выяснений. Поди узнай, кому кувшин предназначается, может, самому префекту. Да и не по чину солдатам интересоваться. Раз свой человек несет, значит, нужно так. А вот Мараш из принципа сунул бы нос в кувшинчик, и завернул бы Джу обратно, подав куда полагается соответствующее донесение.

В проходную комнату для младших чинов поднабрался народ: помощники инспекторов со второго этажа, секретари, сыскные старшины. Даже кислая физиономия Мараша маячила в дверях напротив.

Бумагу, привезенную курьером, вслух читал Аглар:

— "Господин посол неизвестно какой — тут не сказано — державы прибывает к нам сегодня примерно во вторую дневную стражу. Это важное политическое событие для нашей страны. Нельзя оставить без внимания... так... Это я где-то видел раньше, мы такое уже читали. Ага, вот. Корабль "Звезда морей". Войску Порядка и Справедливости Портового округа предписывается обеспечить порядок и спокойствие в порту, поименованному войску Приречного округа — следить за порядком на территории округа по пути следования посольства в усадьбу Большой Улей и вокруг поименованной усадьбы..."

— В соглядатаях стоять, — сказал Шан. — Не-на-ви-жу. Городская стража им, спрашивается, на что? Нашли себе службу эскорта...

— Почему ненавидишь? — отвлекся от приказа Аглар.

— Бестолковое занятие, — объяснил Шан и пощелкал в воздухе пальцами. — Азарта нет.

— Да брось ты. Вот я, например, отношусь к этому так: где еще, кроме соглядатайского поста, я увидел бы живого кира Энигора лично? Ведь через четыре дня он помер...

— А ты больше ни на кого другого не пробовал так смотреть? поинтересовался Шан.

— Тьфу на тебя, — сказал Аглар.

Мараш, убедившись, что приказная часть прочитана, молча закрыл дверь с той стороны.

Джу боком прошел вдоль стены к Шану и достал из-за спины кувшинчик.

— Ой, сохрани тебя Небо, Джу! — обрадовался Шан. — Моя благодарность не знает границ!

— У вас есть для меня поручения, господин Аглар? — спросил Джу.

Аглар скосил глаза на кувшинчик, с затычки которого Шан уже соскребал ножом акцизную печать.

— Спустись в архив и найди дело по прошлому аресту Архата по прозвищу Помогай. Если там есть выписки из предыдущих дел, захвати их тоже, — распорядился дознаватель, не глядя на Джу, и выложил на стол ключи и копию предписания заняться им с Джу проверкой доноса об Архате и суконных складах.

— Угу, — кивнул Джу, сгребая связку и листок.

— Не "угу", а "так точно", — поднял на Джу бесцветные глаза Аглар. — Если вздумал выслуживаться, соблюдай все правила без исключений. Я панибратство не ценю.

Джу стерпел шпильку, хотя его намерение быть добрым слегка поколебалось. Исправляться в ответе он не стал, но поклонился и, поигрывая ключами, отправился в архив.

Джу думалось, он уже в достаточной степени готов к встрече с подлинной историей своей жизни.

Он спустился в подвальный этаж префектуры, предъявил хранителю свой значок, бумажку и агларовы ключи, на проволочное кольцо вместе с которыми был нацеплен жетон допуска, и вскоре двойная железная дверь архива со слабым скрипом затворилась за ним. Хранителю не было до его поисков никакого дела — на столик в своем закутке он выставлял неположенный на рабочем месте завтрак: пирог и чайник, которые спрятал в ноги при звуке приближающихся шагов.

В архиве было холодно и пахло пылью. Джу направился прямиком в дальний угол, к том стеллажу, где находилось известное ему дело номер 213.

Лет пятнадцать назад городская стража Столицы претерпела разделение на три части: собственно городскую стражу, обеспечивающую порядок на улицах; уголовную полицию — войско Порядка и Справедливости; и тайный сыск, занимающийся розыском политических преступлений. Архивные материалы тоже оказались поделены натрое. Большие громоздкие свитки, на которых прежде велись дела, были размечены постранично, разрезаны и сшиты под обычные книжные переплеты. А, так как на уголовные дела редко выделялась тонкая и ровная бумага хорошего качества, большинство этих книг имело весьма внушительный объем. Впрочем, к делу N 213 это имело мало отношения. Оно было едва в четверть от толщины среднего архивного дела тех лет.

Чуть не оторвав плохо подклеенный корешок, Джу высвободил его с верхней полки, занятой плотно стоящими пухлыми томами, сдул сверху мелкую труху и протер твердый переплет рукавом. Заглянул под обложку — картотечный номер с первого раза запомнился ему верно. Дело было то самое. Оно относилось к разряду недоказанных, и гриф "закрыто" был коричнево-желтого цвета — все обвинения сняты за невозможностью что-либо проверить и в точности прояснить обстоятельства.

Некоторое время Джу стоял с книгой в руках, сомневаясь, а так ли необходимо ему знать, что там внутри. Потом хмыкнул на собственные малодушные мысли и передвинулся поближе к окошку.

Помещение хранилища не было рассчитано на чтение и работу с материалами. Стеллажи стояли тесно; слабый свет из похожих на бойницы окон рассеивался меж них и позволял разобрать только проставленный красной краской номер на корешках переплетов и указатели алфавитных отделов; приткнуть тяжеленный том, попадись в руки именно такой, тоже было не на что.

Джу поставил ногу на нижнюю полку одного из стеллажей и примостил дело номер 213 на коленку. Ощущение тайны слегка холодило душу. У Джу имелся вкус к распутыванию загадок. Жаль только, что на этот раз тайна была не из приятных. Джу потер кончик носа, чесавшийся от архивной пыли, и перевернул первую страницу.

И тут же чуть не выругался вслух. Его худшие опасения подтвердились — сразу и все.

Идя в архив, Джу рассуждал так: если государь Аджаннар действительно причастен к смерти его родителей, упоминаний о нем в деле не найдется даже между строчек, и более того — все материалы, что Джу увидит, могут оказаться слепой пустышкой от первой страницы до последней.

В деле, которое Джу открыл, отсутствовало начало. Неизвестно, с какого листа начиналась производство, но откровенно с полуслова. Вместо списка следователей, свидетелей и судей, положенного в предваряющей главе, лежал допрос некого кузнеца, слышавшего ночью шум возле собственной кузни. Выходить и наводить порядок он побоялся, так как думал, что это пьяные заблудились в темноте и по ошибке забрели к нему во двор. Приречье семнадцать лет назад было неспокойным и неблагополучным районом. Утром кузнец обнаружил, что замок на кузне цел и из имущества ничего не пропало; двор, однако, был весь истоптан посторонними людьми.

Джу быстро просмотрел десятка два листов, но опрошенные на них соседи даже и шума той ночью не слышали. Один показывал, что с вечера лаяла собака, другой нянчился с больным ребенком и плевать хотел, что там происходит на улице, третий был мертвецки пьян и ночевал в сарае при кабаке. Порядка среди листов дела не было, номера страниц не проставлены. Среди допросов ни с того ни с сего вдруг вклинивалась часть медицинского заключения, и будто бы не отсюда взятое свидетельство из пожарной части о чьем-то сгоревшем доме на противоположном Приречью краю Столице — в респектабельном районе Вальялар...

Совершенно ясно для Джу стало, что подлинник родительского дела подвергся фальсификации. Кому это надо — красть начало от уголовного производства в ведомстве, где за архивами строго следят, и где беды страшнее пыли документам грозить не должны? А путать листы дела или же так вести допросы, что в записях потом черт ногу сломит — кому выгодно?.. Ну, в общем-то, ясно, кому.

Хотя, с другой стороны, подписи свидетелей, там где они были, смотрелись по-настоящему. Отличались почерки и чернила. Бумага тоже вся была разносортная. К тому же, когда дело еще хранилось свитком, его умудрились подмочить. На листах были разводы от сырости: темные пятна где больше, где меньше.

Все это в совокупности являлось одной большой уликой против того человека, в вине которого Джу начал убеждаться лично.

Джу положил родительское дело на высокий подоконник и вернулся в алфавитный отдел, чтобы разыскать Архата Помогая. Тут на полках стояло новье. Переплетики не тяжелые, не кожаные или деревянные, а картонные, с пометками цветным лаком; бумага гладкая, без волдырей и опилок, и даже стиль письма в протоколах другой. А ведь всего ничего прошло с тех пор: одна его, Джу, маленькая жизнь.

Он вытащил три папки по Архату, и поймал себя на том, что обращается с документами злобно, чего они никак не заслуживают. Это же не люди. Да и добрым быть он разве передумал уже? Он ведь только попробовал, и сразу получил результат — вот, в одиночку хозяйничает в архиве... Три следующие папки Джу снял с полок бережно, почти ласково. Архат был личностью с богатой биографией. Только в одиночку привлекался раз двенадцать, не говоря уже про соучастие и множественные свидетельские показания по чужим грехам.

Собрав историю похождений Архата в приличную по размерам стопку, Джу вернулся к своему подоконнику и вытащил из-за голенища нож. Он решился на воровство. Раз кто-то уже похитил начало следственных протоколов, чего ему, Джу, стесняться? Дело номер 213 он извлек из переплета, подрезав скреплявшие страницы суровые нитки. Часть вынутых листов он рассовал в неоконченные, а посему пока несшитые дела Архата, часть спрятал у себя под одеждой. Жесткий переплет на деревянных планках встал обратно на верхнюю полку так хорошо, будто был наполнен первоклассными сведениями на тяжелой и скверной бумаге.

Едва Джу закончил, как заскрипела дверь и в помещение архива заглянул хранитель.

— Чего копаешься-то? — спросил он. — Помочь искать?

— Спасибо, я нашел, я только не могу решить, надо мне все это нести наверх, или хватит части, — откликнулся Джу. — Что-то очень много получается.

— Много — не мало, — поучительно произнес хранитель. — На чью карточку записывать — твою или Аглара?

— Аглара, наверное. Мне пока за раскрываемость не платят.

— Тогда снесешь ему бланк на подпись.

Стараясь не хрустеть при каждом шаге засунутой под кафтан бумагой, Джу вышел из лабиринта стеллажей и понес добычу на регистрацию. Идеи, как незаметно вынести документы за пределы префектуры уже роились у него в голове. Если бы Джу поймали, за преступное деяние подобного рода его вполне можно было бы обвинить в государственной измене. Но это его мало волновало. Он твердо решил провести собственное расследование и установить справедливость.

* * *

Загадка убийства кира Энигора оставалась нераскрытой. Тайну своего нанимателя Халис Верзила надежно укрыл на дне Рабежского канала. Осмотр трупа выявил несколько повреждений колото-резаного характера, но получил ли их убийца до того, как отправился вслед за киром Энигором, или после, где-нибудь в шлюзах Запрудного, осталось неясным. Неясным было, пожалуй, даже тот ли это труп. Побило и поколотило его в шлюзах очень серьезно. Конвоировавшие преступника солдаты Первой префектуры в один голос утверждали, что несчастье с задержанным случилось в буквальном смысле под шумок — в тот момент, когда их группа столкнулась на мосту с большой компанией курсантов Военной Академии, которые вели с собой гулящих девиц и орали песни на пять улиц. Охранники вместе с конвоируемым вынуждены были отступить к перилам моста, а потом якобы пытались удержать задержанного, но не сумели.