Могильщик. Не люди

— Это правда, — кивнул Эзмел. — Твои обвинения беспочвенны, это скажет любой, хоть перед лицом Друга. То, что вы с Варлом когда-то передрались из-за давно мёртвой бабы, на ваших сыновей не распространяется.

— Может, мне ещё извинится перед ублюдком? — едва не проревел хуторянин.

— Не помешало бы.

Старики какое-то время сверлили друг друга глазами, пока Викле не взвыл от горя и не отвернулся.

— Не обращай внимания, — шепнул Эрли на ухо Хаслу.

— Угу.

— Шёл бы ты домой, Викле, — сказал Эзмел. — И Некпре с собой возьми. Предайтесь горю, а мы пока подумаем, что делать дальше.

Викле сидел на камне, спрятав лицо в ладони, и молчал. Тогда к нему подошёл младший сын и, обняв за плечи, поднял на ноги.

— Пошли, отец.

Они начали взбираться по тропе, а через несколько секунд их сгорбленные фигуры загородил старый рыбак, завладевая вниманием каждого из оставшихся.

— А нам нужно думать, что делать дальше. — Эзмел перевёл взгляд на Хасла. — Я краем уха слышал ваш спор. Ты говорил, что у чужаков было что-то общее?

Хасл высказал все свои догадки. Рыбак слушал его очень внимательно, время от времени кивая.

— Что ж, выходит, у нас остался только неизвестный убийца, — сказал он, когда охотник закончил. — И по твоему мнению, он спрятался где-то в Серых полях. Мне думается так же. Но скоро закат, а на поля ночами иногда приходит Серый Зверь. Я предлагаю всем нам переночевать вблизи хутора. Разделимся на два отряда. Один, большой, устроится у тропы к полям, а маленький пусть сторожит эту дорогу. Я в это не слишком-то верю, но чёрный чужак действительно мог выжить. В этом случае он наверняка попытается бежать — мы ведь дали ему понять, что его здесь никто не ждал.

— Это уж точно, — буркнул кто-то из рыбаков.

Дождь закончился, но тучи никуда не делись, замерев на небе, словно их гвоздями приколотили. Сквозь серую хмарь практически не проникали солнечные лучи, а в сгущающихся сумерках и вовсе почти ничего не получалось рассмотреть. Какое-то время они решали, кому сторожить какую дорогу. В конце концов, каменщики остались на тропе, ведущей из города, а остальные направились к Серым полям. Уже наступила ночь, когда они расположились в полуразрушенной постройке неизвестного назначения, испокон веков стоящей у тропы, и съели скудный холодный ужин.

— Сторожим по двое, — приказал Эзмел и вызвался дежурить первым вместе с одним из своих людей.

Было ещё достаточно тепло, чтобы ночевать на улице без костра, а среди развалин нашлось достаточно сухих уголков, чтобы шесть человек устроились в них спать. Хасл закутался в свою куртку и с воспоминаниями о Миреке провалился в сон.

* * *

Чёрная фигура, отдалённо напоминающая человеческую, скользнула между камнями. Нечто, пробирающееся по склону холма, казалось слишком высоким для человека и двигалось слишком быстро, у него была горбатая спина, с которой свисали кожистые крылья, и заметивший его человек решил, что это просто ночной кошмар. Сонный каменщик закрыл глаза, а открыв их снова, никого не увидел. Его товарищи спали в паре шагов слева, как ни в чём не бывало, кажется, им никакие кошмары не снились. Потому-то снова всё как следует оглядев и больше никого не заметив, каменщик закрыл глаза и вжался в сухую щель между двумя валунами. Через секунду он уже спал.

Он не видел, как рядом со спящими "стражниками" появилось то самое уродливое чёрное существо. Оно безмолвно постояло какое-то время, играя в правой руке длинным кривым ножом, словно раздумывая, а после, убедившись, что никто ему не помешает, двинулось в сторону Серых полей.

Каменщики спали, и только один из них видел кошмары о чёрном существе, загнавшем его в руины Бергатта. Но, так как он очень устал, даже это не могло его разбудить.

* * *

— Просыпайся, твоя очередь, — прошептал Эзмел, тряся Хасла за плечо.

Молодой охотник не спал уже некоторое время, с того момента, как рыбак решил его разбудить, но лежал с закрытыми глазами, пытаясь хоть на пару секунд задержаться в той сладостной дрёме, в которой ему грезились Мирека без платья лежащая в его кровати. Странно, но Хасл всегда просыпался в тот момент, когда что-то вот-вот могло помешать его сну, без разницы, будто то Микке, решивший сыграть с ним шутку, или птица, собирающаяся через секунду шумно взлететь. Об этой его особенности знал только отец. Вернее, благодаря отцу о ней не знал никто: когда Хасл рассказал ему о своей манере пробуждаться, он строго запретил говорить об этом кому бы то ни было.

— Большую часть времени ты среди друзей, — пояснил отец. — Но когда-нибудь может оказаться так, что рядом окажется враг, и, возможно, он решит подстроить тебе ловушку во сне или вообще попробует убить, и ему будет невдомёк, что ты уже не спишь и готовишь ловушку ему.

Пока никто убить Хасла не пытался, но совета отца он никогда не забывал.

— Кого ещё будить? — шёпотом спросил он, зевая. Время, кажется, уже перевалило за полночь, значит, он спал часа четыре.

— Никого. Мне сегодня не спится. С возрастом после волнений засыпать становится всё сложнее.

— А.

Охотник и старик уселись у пустого дверного проёма приютившей их развалюхи.

— Кажется, что совсем не хочешь спать, а назавтра весь день мучаешься. — Эзмел какое-то время помолчал, а после горько усмехнулся. — Но, возможно, завтра нам придётся позвать Друга, и, если наступит моя очередь, спать мне больше никогда не придётся.

— Никто не знает, что бывает с теми, кого уводил Друг.

— Кроме того, что они никогда не возвращаются.

Теперь настала очередь горько усмехаться Хаслу.

— Наверное, поэтому мой отец плакал, валялся у него в коленях и просил пощадить.

Какое-то время Эзмел молчал, но после паузы всё же осторожно произнёс:

— Думаешь, лучше бы он взбесился, как Ульме?

— Ульме был трусом, всегда. Мой отец — нет. К тому же, Ульме даже не дождался прихода Учителя.

— Я видел людей, которые вели себя и похуже, когда Учитель призывал их. Один даже пытался напасть на него, но это было очень давно, двадцать три года назад.

— Не скажу, что это меня сильно успокоило.

— Тебя и не должно. Это был твой дед.

— Никому об этом не рассказывай.

— Я и не рассказываю. Ни я, ни Хоркле, ни Викле. Друг, определённо, благо для людей, без него нас давным-давно пожрал бы Серый Зверь, или какое-нибудь древнее зло вырвалось бы из Бергатта, и кто знает, что ещё могло остаться в Шранкте. Но, на самом деле, никому не хочется уходить с Другом. Здесь слишком много дел — дети, внуки, работа, друзья... те, что не успели уйти. Тебе проще, ты молод, те, кто покинули нас вместе с Другом, для тебя лишь полузнакомые старики.

Хасл не знал, что ответить, поэтому промолчал, так ему всегда советовал отец. Но ночь была слишком тихой и спокойной, а его гнело любопытство.

— Ты говорил, что отец с Викле поссорились из-за женщины.

— Зря я это сказал, — прямо ответил Эзмел. — Но раз я уже проболтался об этом, а ты спрашиваешь, я должен всё рассказать до конца. Слушай, и думай, как бы не сделать так же плохо.

Твой отец старше Викле на четыре года, но так уж вышло, что им нравилась одна девушка, а она была ещё на год младше Викле. Варл уже тогда был умным и удачливым человеком, я, откровенно говоря, тогда разве в рот ему не смотрел, да и многие из молодых — тоже. Но когда дело доходило до Миреки, ему как будто мозги отшибало. Потому что сама она отвечала на ухаживания Викле, а от отца твоего не приняла ни одного подарка. Ему это очень сильно не нравилось, а Викле, которого как хуторянина и так никто не любил, ему не нравился ещё больше.

Хорошо это кончиться не могло. Оно и не кончилось. Не знаю точно, как было дело, знаю только итог. Твой дед, кстати, тоже Хасл, и родители девки сговорились выдать её замуж за Варла, чтобы та не ушла на хутор. На следующий день после третьего Йоля кто-то так отлупил Викле, что тот на сватанья не появился, а Варл насильно взял в жёны Миреку. Через четыре дня бедняжка повесилась. На отца твоего потом ещё года два страшно было смотреть, как он переживал... но случилось и ещё кое-что.

На следующий Йоль после свадьбы Викле и семья девки всё рассказали Другу, да ещё и выставили так, что кругом виноваты только Варл и Хасл. Друг очень сильно разгневался, но сразу наказывать никого не стал, сказав только, что тот день, когда он заберёт их к себе, они запомнят надолго. Потому твой отец и боялся уходить с Другом.

Потому, парень, так не любит тебя Викле, да и, наверное, вся его семья. И, поверь, все догадываются, почему ты никого из девок ещё не сосватал. Не знаю, что ты собираешься делать, но если...

— Нет! — резко сказал Хасл. — Подобного не повторится. По крайней мере, мы любим друг друга.

— Тише-тише, парень. Просто знай: Друг хоть и несёт всем благо, но может сделать так, что его прихода ты будешь ждать как худшего в своей жизни момента. А теперь, — Эзмел так сильно понизил голос, что охотник едва различал его слова, — глянь-ка туда, не видишь чёрный силуэт среди камней?

Хасл напряг зрение и почти сразу заметил крадущегося чужака. Того самого, который "погиб" в Бергатте. Молодой охотник потянулся за ножом, но Эзмел положил на его локоть ладонь.

— Он идёт в поля, — буквально прошелестел старик, — пусть идёт, дорога оттуда одна, а вдвоём мы ему помешать не сможем, только вспугнём, и ищи его потом, видел я, как он бегает. Кто знает, может, он встретит там убийцу, и одной проблемой станет меньше. В любом случае, назад мы никого из них не выпустим.

Хасл проследил за тем, как чужак бесшумно скользнул вниз по склону и растворился в ночной темноте.

— Иди спать, парень. Поспи ещё полчаса, а потом будем поднимать остальных.

— Что-то мене сегодня тоже не спится, — покачал головой охотник.

— Как знаешь. Остаток ночи поспать не получится.

— Я и не собираюсь. Но прежде чем всех будить, нужно проверить каменщиков, кабы с ними ничего не случилось.

— А ты мозговитый парень, в отца. Подожди пару минут и иди, а я пока подготовлюсь к встрече.

* * *

Через час они собрались у тропы, злые и не выспавшиеся. Каменщики, которым следовало бы повиниться, наоборот, злились больше всех. Один даже принялся уверять Хасла с Эзмелом, будто им на посту привиделся кошмар, мол, он сам видел сон про чёрное горбатое чудовище с крыльями.

— Так это чужак из развалин, идиот! — прошипел Хасл.

Каменщик заткнулся, но друзья его всё равно продолжили возмущаться.

— Заткнулись! — рыкнул в конце концов Эзмел. — Берём оружие, какое осталось, и одним отрядом идём к полям. Одиннадцать человек легко справятся с одним чужаком, даже когда не выспались.

Заморосил холодный дождик. Облава медленно и шумно спускалась по холму вниз. Хасл готов был убить каждого из них. С другой стороны, их шум запросто мог напугать чёрного, и, если он захочет спрятаться в полях, до рассвета драться им не придётся. Молодой охотник сказал об этом вслух, но его попросили заткнуться.

Хасл шёл по скользким камням, пытаясь сквозь сопение, ворчание и вздохи товарищей услышать шаги или дыхание чужака. Возможно... Нет, хватит гадать, просто нужно быть наготове. Охотник держал правую руку на рукояти ножа, но на самом деле готовился как можно быстрее схватить лук и натянуть тетиву — он был в этом лучшим. Хотя, конечно, большого опыта стрельбы в кромешной тьме у него не так уж и много. Если б не дождь, он достал бы лук сразу и шёл с наложенной на тетиву стрелой, тогда от него даже мышь не прошмыгнула бы — даже в такой темноте...

— Стойте, — сказал Эзмел. — Дальше пока не пойдём.

Они остановились в полутора сотнях футов от того места, где каменистый холм переходил в плоскую покрытую травой равнину. Здесь холм резко обрывался, давая разницу в высоте в два десятка футов, не считая того места, где шла тропа — она спускалась более плавно, и не сказать теперь насыпали ли её древние, или это просто особенность рельефа.

Люди напряжённо всматривались в темноту. Серого Зверя на такой высоте можно не бояться, а вот чужак мог появиться в любой момент. Но не сунется же он прямо к ним в руки?

— Зверя как будто нет, — проговорил Хасл. — Может, спустимся? Или будем стоять здесь всю ночь?

— Я предлагаю выставить стражу, а остальным лечь спать, — предложил кто-то из каменщиков.

— Под дождём? — фыркнул кто-то в ответ. — Тут даже укрыться негде.

— Вас-то только на стражу ставить, — добавил Эрли.

— Да не сунется же он против одиннадцати...

— ... он же не человек...

— ... да хрен с ними с хуторянами, я бы подождал, пока всех мужиков поубивают, а сам пошёл бы к бабам...

— Да, бабы там сочные, а мужики все — говно...

— ... в жопу Викле, пусть сам ловит...

— ... трахнул бы раз пять подряд...

Хасл всматривался в поле, будто спрашивая у него, куда подевался чужак. Поле молчало... но в то же время как будто и хотело ответить ему — чёрные застывшие стебли пшеницы словно были направленны в сторону охотника. Они пронизывали его тело, метку Друга на груди, вонзались в его глазные яблоки дальше и дальше, проникая в стебельки глаз; проходили насквозь, проползая сквозь уши, окутывая ушные перепонки; заходили под кожу, затрагивая каждый нерв на подушечках пальцев и в ступнях; шершавые колосья скребли по его языку, ввинчивались в дёсны, оставляя во рту лёгкий привкус грязной воды и тлеющей травы. Каждый угнетённый магией росток пшеницы стал частью Хасла, его зрением, нюхом и осязанием. Так изредка бывало с ним на охоте, и никто, даже отец, не знал об этом. Но сегодня они охотятся не на зверя, а на чудовище, похожее на человека, и грозят им не пустые с вечера желудки, а верная смерть. Потому Хасл пожевал губами, будто пытаясь распробовать поражённые волшбой и спорыньёй колосья, и тихо сказал:

— Чужак у фермы. Я чувствую его.

— С чего ты это взял? — резко спросил его кто-то, Хасл даже не понял — кто.

— Он копает яму для своего товарища. А Зверь сегодня спит. Мы можем оставить пару часовых здесь, пока остальные идут на охоту.

— Парень, ты меня пугаешь, — сказал Эзмел, хватая Хасла за плечи и разворачивая к себе. — Ты, часом, не на ходу уснул?

— Мне можно доверять, — ответил молодой охотник, заглядывая своими глазами-стебельками в глаза старого рыбака. — Я чувствую чужака. И пока это продолжается, нам лучше не терять время. — Он улыбнулся, и пшеница у тропы зашевелилась, хотя никакого ветра не было.

Эзмел отшатнулся от Хасла, на его лице проступил благоговейный ужас.

— Ты получил-таки Дар Друга, — полу-утвердительным тоном произнёс он.

— Я только сейчас осознал это до конца. Пошли, убьём чудовище, пока оно не поубивало нас: я чую в нём злобу. Злобу и желание отомстить. Командуй, старик.

— Теперь командуешь ты, — сказал Эзмел.

— Нерек и Жерев сторожат тропу, остальные идут за мной.

Они спустились на поле, и Хасл пошёл первым, указывая направление. Каменщиков он отправил правее, чтобы они шли по краю болота. Остальные пошли напрямую к ферме — в поле чужаку не скрыться, а к Серому зверю даже он не сунется.