Тьма моего сердца

— Поймали? — только и смог выговорить он.

Дышал он со свистом, натужно, и, остановившись, приложил лезвие топора к разгоряченной лысине.

— Ушел, стервь такая, — откликнулся кто-то из Дереков.

— Дийку... поймали?

— Здесь она, дядь. Туточки.

Подошел Варсел, держа девчонку на руках. Дия больше не рвалась, только едва слышно скулила.

— Уф... уф... Как же... сбечь-то ей удалось?.. — дядя Фаля перевернул лезвие другой стороной.

— Через подпол, — сказал я.

— Так ход же завален! Уффф... Там теперь за неделю не разгребешь.

— Мы через двор прошли.

Пауза. Фаля нахмурился из-под лезвия, как тролль из-под камня. Огненные блики дрожали на лысине и на топоре. Лысина казалась мокрой, кромка лезвия — окованной серебром. Дереки недоуменно запереглядывались, а дядя Фаля смотрел прямо на меня.

— Пойдемте в дом, — я шагнул вперед, мимо Фали.

Все остальные, бормоча и гремя железом, потянулись следом.

Я не собирался объясняться перед толпой. Перед дядей Фалей и перед Лютором — собирался. Хотя, если честно, не представлял, как.

Повезло, чертова тварь не убила девчонку. А могла запросто шею ей свернуть, или с собой уволочь. Надо было идти одному... Если бы я только знал, что упырь ищет меня! Знать бы, где упасть, соломки бы подстелил.

Я шел, и каждый шаг отдавался в голове — Энери, Энери.

Он жив, идолы меня заешь! Он у Раделя...

Радель может попытаться задержать его. Или не отдаст мальчишку. Высокий лорд Маренг, должно быть, уже спешит сюда.

Стена, калитка, двор.

Всей кучей мы ввалились в дом. Я сразу прошел в гостиную.

— А ты куда смотрел? — за моей спиной дядя Фаля распекал Вика, — Куда ты смотрел, бестолочь? Где Лютор?

— Спит. Наверху.

— Я капелек ему дал, — пошарив за пазухой, я показал пузырек, — Вот этих.

Народ, набившийся в комнату, сразу загомонил:

— Снотворное?

— Откуда у тебя...

— А я думаю, что это Люта не видно...

Влар подошел поближе, поглядел, поскреб разлохмаченную шевелюру:

— Эт` же Лушина склянка...

— Ну да. Луша мне ее нарочно дала, для Лютора.

Я отстранил Влара и поставил флакончик на стол. Дядя Фаля сгреб пузырек, пробормотал: "Мать, итить, заботливая...", и грузно, со скрипом, уселся на лавку.

— С "огнежоркой", ага? — Вик ткнул меня кулаком в плечо, — Ты чо, с умыслом его поил? Мы ж ее вместе пили, и ты пил, и я...

— Ну-ка примолкли все! — гаркнул дядя Фаля, — Вик, давай, рассказывай. Как Дийка сбегла, рассказывай.

— Так чего... малая по нужде попросилась, Дик ее и повел. Я за окном остался смотреть. А Лютор спал уже.

Все глаза оборотились ко мне.

— У нее одна нужда была, — сказал я, — до упыря добраться. Я подумал — Дия знает, где он засел. Я обещал, что не трону упыря, и она согласилась меня провести.

Фаля переложил топор с колен на стол, оперся обеими руками на костыль и тяжело подался вперед, заглядывая мне в глаза:

— Так ты сам... САМ повел Дию к упырю?

— Да.

Приглушенный ропот, оханье, присвист. Толпу словно волной раздвинуло — каждый отступил на шаг. Даже старый стражник отшатнулся и нахмурился, не веря.

— Дядя Фаля, я хочу с тобой поговорить. Викор, — я обернулся к бледному, кусающему губы парню, — и Варсел, — Варсел, покачивая на руках затихшую Дию, мрачно зыркнул из-под шапки дерековских кудрей, — отнесите девочку наверх и попробуйте растолкать Лютора. Ему я тоже должен пару слов сказать.

Оба парня вопросительно уставились на Фалю. Тот качнулся вперед, сцепив узловатые пальцы на рогуле костыля:

— Ты повел ее один? Ты хотел поймать упыря на нашу девочку, как на приманку?

— Что, поймал? — зло выкрикнул кто-то.

И опять волной — потрясенный ропот:

— Не может быть...

— Как же можно?

— А мы-то думали...

— Лютика напоил, а сам...

Я обвел глазами толпу. Нет, господа Дереки, перед толпой я оправдываться не буду. А тем более просить прощения. Кроме того, тут Рохар с бандюками. Хорошо, хоть они помалкивают.

— Дядя Фаля, отправь своих ребят по местам.

— Нет уж! — крикнул Вик, — Пусть он тут всем объясняет! Я тоже хочу знать, зачем он это сделал!

Фаля еще побуравил меня глазами, потом вздохнул:

— Идите по местам, ребята. Ночь еще не кончилась. Вик, Варсел, а вы наверх давайте. Растолкайте Лютика.

— Рохар, ты тоже отведи своих на места, — велел я, — И за бандюками своими присматривай, а то кое у кого руки слишком загребущие.

Посмотрел на Веселя, и тот сразу спрятал руки за спину.

— Раф, Барсук, идите с Рохаром. Влар, ты тоже с ними.

Юный Дерек удивленно глянул коровьими глазами — мне даже неловко стало. Парень почему-то думает, что он на особом положении. Хотел рявкнуть на него, но вместо этого спокойно повторил:

— Иди с Рохаром, Влар.

У дверей Лискиец задержался и сказал:

— Кстати, Дик пошел за упырем не один. Он приказал мне и моим людям двигаться следом.

Лютора так и не смогли разбудить. Вик и Варсел приволокли его вниз, натерли ему уши, брызнули водой, он разлепил глаза и промямлил только: "Дия хде?". Викор сказал, что в доме, и Лютор снова отключился. Дядя Фаля отправил всех троих наверх, я закрыл за ними дверь.

Сидеть я не мог, потому принялся накручивать круги по комнате.

— Дядя Фаля. Мне надо кое-что тебе рассказать.

Старик — а он и впрямь как-то постарел за эту ночь — молча ждал, сгорбив тяжелые плечи. Я слышал гул голосов за стенкой — дядя Фаля оставил половину ребят в доме.

— Анарен Лавенг жив, — продолжил я, — этот упырь, или кто он там, сказал, что служит ему. Анарен сейчас у Раделя. Демон обещал еще раз встретиться со мной. Он дал слово, что до того, как мы встретимся, он прекратит охоту на людей.

— И ты ему поверил?

Я ждал, что дядя Фаля удивится известию про Анарена, но его, похоже, это не тронуло.

— Не вижу демону причин лгать, — я снял с пальца колечко и показал Фале, — Он отдал мне вот это. Кольцо Анна.

Старик хмыкнул, обвисшие усы грустно шевельнулись.

— Упырь обманул тебя, Дик. Он убил Анна, и кольцо снял.

— Зачем ему врать?

— Он черт, — сказал дядя Фаля, — Упырь. Откуда мне знать, что у черта на уме?

Я подошел ближе, наклонился, уперев кулаки в бедра.

— Послушай. Если бы он убил Энери, он бы точно так же смог уйти от нас, как сейчас ушел. У него не было причины лгать. Он искал меня.

— Зачем?

Тут я прикусил язык — не сказать бы лишнего! Дядя Фаля смотрел с усталым недоумением: "я думал, ты умнее, Морено".

— Анарен просил передать кольцо.

Вывернулся я неловко, но дядю Фалю это не интересовало.

— А заодно перегрызть половину деревень? Так это твой Анн напустил на нас упыря?

Я помотал головой:

— Нет, не думаю... Нет. Эта тварь — как дикий зверь. Грызет не потому, что ему приказали, а потому что он упырь. Я поеду к Раделю и скажу Энери, чтобы он отозвал своего демона.

— Зачем тебе ехать? Пошли человека с письмом.

Разумно. Но что-то во мне сопротивлялось этой мысли. А вдруг Радель схватил Энери и держит под замком? Старый лорд мог закрывать глаза на многое, что творилось у него под боком, ничего не замечать и слабоумно улыбаться. Но если принц-изменник сам заявился к нему в дом...

— Я должен ехать.

— Ты бросаешь нас упырю?

— Мне нужно три дня, не больше. Я вернусь, а на это время поставлю главным Рохара. Люди его слушаются, он умный парень, хороший воин. Он справится.

— Дик, — дядя Фаля крепче сплел пальцы на отполированной до шелкового блеска рогульке, — Дик, прошу тебя, останься.

Я отступил на шаг и выпрямился. В груди у меня от чего-то пекло, в висках стучало.

— Не могу. Там мой принц.

Пауза.

Дядя Фаля пожевал губами и поморщился, словно раскусил горчичное зернышко.

— Дик, — голос старика прозвучал неожиданно мягко, — Как ты меня называешь?

— Дядя Фаля, — удивился я.

— Вот тогда я спрошу у тебя. Не как у господина кастеляна, а как у Дикени нашего. Зачем ты Дию к упырю повел?

— Потому что только она знала, где его искать. И потом, я шел не один. Я жалею, что сделал это, я не знал, что упырь ищет меня.

Надо было идти в одиночку. Надо было идти в одиночку, как предлагал Лютор.

Старик упрямо сдвинул брови:

— Дик. Слушай вопрос. Почему. Ты. Повел. Свою невесту. К упырю?

Жар из груди плеснул в лицо. Захотелось взять дяди Фалин топор и прижать лезвие к щеке.

— Мне необходимо было узнать, где Энери. Или, хотя бы, где его тело.

— Да что ты в своего принца драного вцепился! — дядя Фаля побагровел, — Я тебя о другом спрашиваю! Ты мне главное скажи — как ты мог повести Дийку к упырю?

— Я сожалею! — я тоже повысил голос, — Я тебе об этом уже говорил! Я раскаиваюсь. Это была ошибка.

— Да как тебе вообще мысля такая в голову пришла?

Я выдохнул, посчитал до трех.

— Все гораздо сложнее, — он всего лишь бывший стражник. Он из болот своих и из лесов носу не высовывал. Что ты хочешь от него, Морено? — Это уже политика, понимаешь? Здесь замешаны сильные мира сего.

— Все гораздо проще, Дик. Спустись с небес на землю. Принц тебя крылом поманил — ты и понесси, голову очертя. За журавлем понесси, в выси небесные. Синицы в руках мало показалось, э? Снегирей, то бишь. Взлететь повыше захотел? Чтоб уж и рожа, и кожа, и положение, да? Мы ведь тоже не слепые, не дикие, свояк вон грамоте разумеет. Видели, что в тебе кровь дареная, даже гордились потихоньку, тож, небось, не простецы будем. Тож за журавлем погнались... Тьфу! — он сплюнул на пол, помолчал, стиснув зубы, будто боль пережидая, — Да не нужен ты ентому принцу, дурень. Нужен был бы, он бы сам к тебе прибежал, а не черта послал.

Еще помолчали. Я никак не мог проглотить комок в горле.

— Я думал, мы почти родня, — сказал старик очень тихо, — Что семья тебе дороже всего. И что ты верен семье.

Дядя Фаля опустил голову и горестно покачал темной от загара лысиной с пучками серой шерсти за ушами. Я знал, о чем он думает, старый человек, сам некогда принятый в лоно большой дружной семьи. О том, что между нами все кончено. Что ничего не получилось. Что мы просто обманывались — и Дереки, и я.

-Рожа и кожа — это позор мой, а не гордость, дядя Фаля, — говорить это было больно и противно, но надо, — Семья моя не дареной крови была, а крови драконидов, что древнее и достойней пестрых перьев святой Невены. И присягала моя семья тому самому Принцу-Звезде. И все они погибли, остался только я.

Дядя Фаля поерзал ногой и поднялся, тяжко опираясь на костыль:

— Что ж, господин кастелян. Мы, смерды, вам не указ, воротите, что хотите. Что прикажете — то исполним. А вашей помощи, господин кастелян, нам не нать.

* * *

Небо над краем леса расцветало смурным сизо-розовым рассветом. Прибитые росой желтые листья щедро выстлали дорогу — еще неделю назад все желтое под копытами было только песком, намытым дождевыми ручьями. И пар от дыхания еще не вился. Или уже вился? Впрочем, здесь, на севере, промозглые пасмурные дни не редкость и в разгар лета, не говоря уж о его конце.

Я уехал один, еще ночью. Заменой себе назначил Рохара. Правильней, конечно, было бы поручить это дело Мирну — он неплохо справился в прошлый раз, когда я ездил в Химеру. Но Мирн оставался в Снегирях, к тому же Лискиец показал себя умелым и опытным командиром, и к упырю он относился гораздо прохладнее моих деревенских вояк.

Но все-таки, что произошло с Энери, почему упырь оказался у него на службе... или не у него, а у мальчика, у Эрао? Может быть, дядя Фаля прав, Энери продал душу дьяволу? Зачем?

Из-за сына, понял я. Из-за сына.

"Я добьюсь, чтобы отец узаконил его. Не как минора, но как Лавенга", — вот что сказал Энери. "Он более Лавенг, чем кто-либо другой. Если отец не пожелает дать ему имя, я сам сделаю это".

Минор — это самое большее, на что может рассчитывать бастард. Я так и сказал мальчишке, когда мы с грехом пополам научились объясняться. Вернее, это он научился худо-бедно понимать альдский, я-то из гортанного северянского говора освоил только десяток слов.

— Минор — значит младший, — сказал я, — Младший, меньший, маленький. Минор — самая младшая ветвь фамилии, наследующая только после того, как иссякнет старшая, включая женщин. Миноры — они как бы про запас. Их статус примерно тот же, что и у обычных лордов. Зато женщин из семьи-минора часто берут в жены высокие лорды той же фамилии, чтобы не размывать дареную кровь.

— Я не есть женщина.

Мальчишка, чуть опустив голову, смотрел на меня пронзительно-светлыми глазами, раскосыми, как у кошки или у волка. Волосы падали ему на лицо. Волосы той же сверкающей серебряной масти. И все же он был не слишком похож на Анна.

— Ты будешь началом новой ветви, — пояснил я, — Новой семьи. Твои дочери выйдут замуж за принцев, а сыновья будут служить твоему деду, или твоему дяде Эрану, когда он наденет корону.

— Я есть принц, — заявил мальчишка.

— Ты бастард, — отрезал я, — Ты всего лишь бастард, хоть и дареной крови. Не мечтай, что на тебя свалятся все блага и почести, титулы и наследство. Знай свое место, тогда тебя примут.

Мальчишка плюнул под копыта моей Голубке и вырвался вперед.

Глупый, юный. Слишком гордый. Злой, как скальный кот.

Найлы считали Эрао отмеченным судьбой, духами или богами. Или всеми вместе, я не очень понял. К нему относились по-особенному. Его никогда не хлопали по плечу, не трепали по волосам, хоть он был всего лишь подростком. Парни постарше из нашего сопровождения получали и тычки под ребра, и подзатыльники от старших; Эрао никто лишний раз не касался. Не то, чтобы касаться его опасались или брезговали — просто соблюдали дистанцию. Он был другой. Он был отмеченный богами. Или судьбой. Или во что там найлы верят.

Среди людей Короля-Ворона, сопровождавших нас до границы, был толмач-полукровка, рано поседевший воин, лишенный двух пальцев на правой руке. Увечье ничуть ему не мешало — я пару раз тренировался с ним на привалах, и, сказать по правде, мне пришлось туго. Толмача звали Юмо, и он кое-что рассказал мне про Эрао.

Некий найльский лорд, владелец небольшой крепости на границе с землями союзных ингов, охотясь в прибрежных скалах, подстрелил дикую кошку. Кошка сорвалась с кручи, и лорд полез вниз, к воде, чтобы найти ее. Кошку он не нашел, зато наткнулся на лодку, застрявшую между камней. В лодке лежал крохотный младенец. Лорд забрал ребенка к себе в крепость и назвал Эрао, что на найльском означает — скальный кот. Ребенок не был похож ни на найла, ни на инга. Бабки-знахарки хором заахали, жрец с найльского капища напророчил ему невесть что, случившийся в тоже время бард разнес весть о серебряном младенце по всей стране.

Здесь была неувязка, которую я не понимал. Как сын принцессы Летты попал в лодочку, почему оказался совершенно один в диких дебрях? Наверное, его подбросили тому найльскому лорду. Разыграли маленький спектакль. Таким образом, Король-Ворон очистил свое имя и пристроил бастарда, рождение которого скрыл ото всех, в первую очередь — от верховного короля. Может быть, именно поэтому принцесса сбежала из Химеры? Все считали, она просто сбежала от нелюбимого, а она искала ребенка... Бедная принцесса погибла где-то на границе с Этарном, более двадцати лиг к востоку от того места, где мы сейчас находились.