Вдоль стен, от угловой башни, от Гнезда к донжону, идут хозяйственные клетушки. В курятнике день и ночь не смолкает куриное квохтанье и горластое петушиное пение, в овчарне блеют овцы, половину прежнего их осталось, вояк кормить надобно. Лавочка сапожника, почти всегда закрыта. Остарел Клоян, а учеников нет. Была дочка, да из девки какой помощник. За сапожником живет скорняк. Хороший, путевый мастер, да спился. Уж и ведения ему от пьянки и голоса, а все неймется. Последнюю рубаху пропил. У кого дела идут так это у травника. Немочь какая — сразу к нему. От кашля, от лихорадки, от сыпи, от иной болезни всяких травок у него насушено и припасено. Сказывают и приворотные зелья готовит. Но кто ж его осудит? Попы разве? За травником скотные сараи. Живности впрок нагнали. Сенца с соломой заготовили. Тут же под рогожами от непогоды спрятаны гурты свеклы, капусты, картошки. Далее казарма с кухней. Под кухней подвалы с запасами для воинства внизу. Не сказать что полны, но на такую войну хватит. Казармы строили давно, обветшали. Ремонтировали тоже не в вчера. Черепичная крыша частично заменена соломой и деревянной дранкой. Дальше угловая башня — донжон. Здание сравнительно ухоженное. Второй этаж в лепнине изъеденной дождями и ветром, в окна вставлены рамы, где со слюдой, а где и со стеклом. Третий этаж выделялся особо. И камень другой на строительство пошел, и кладка другая, и окна шире и светлей. Четвертый, верхний этаж, частью под крышей частью смотровая площадка. На площадке тусклой латуни гонг. Гонг старый, подернут зеленью плен. К донжону прилепился длинный дом, для челяди, кладовых и хранилищ. Там где должна возвышаться еще одна угловая башня, вопреки правилам фортификации устроена церковь, беленькая, опрятная. Попы они своего блюдут. Пусть весь мир в грязи по пуп, а у них чин и порядок. Звонницу церковную облепили химеры — клыкастые каменные твари. Одно не понятно, зачем звонница если колокола на ней нет. Вместо колокола подвешен на толстой конопляной веревке симантр. Ударят — дзынкнет коротко и смолкнет. У церкви что-то вроде сада. Деревца, аллейка, куб фамильного склепа фрайхов Бортэ. Жилище поповское при церкви стоит. Домик под свинцовой крышей, но не из кирпича, а сруб положен. Зимой теплей и от сырости защита. В соседях у попа оружейник. У хибары, под навесом, кузня и кучи угля. Все как полагается. Далее, до самой Толстухи, опять постройки. Склады, запасники, конюшня. Раньше пока фрайх жив был и псарню держали. Уважал он на вепря хаживать. А как сгинул через ту охоту, так его супруга псов приказала в Вороновой топи утопить. Всех. Щенков и матерых.

По середине замковой площади крытый колодец, над ним высоченный флагшток. На флагштоке трепыхается и болтает кисеей знамя фрайхи Эйрис ди Бортэ. Здесь же здоровенный двуручный меч воткнут в огромную лиственничную чурку. Ничего странного. Обычай. Фрайха в Брачной войне с рейнхом Шабо ди Венсоном. Война хоть и походит на обыкновенную, но имеет ряд ограничений. Первое, открытие военных действий объявляется загодя и во всеуслышание. Не менее чем за три недели. Затем уведомляются близлежащие владельцы земель, поскольку их участие и помощь исключались. Дрязги де семейное, свой нос совать чужим не следует. Потом, уведомляют императорского доместикия* и тот либо сам прибывает к месту событий, либо отряжает кого. В течение трех недель противоборствующие стороны, если не смогли договориться полюбовно, вербуют себе сторонников, нанимают служивый люд. У кого сколько средств, тот столько и вербует. Затем нападающая сторона, как правило, мужчина, но отмечены случаи, когда и женщины выступали в качестве соискательниц брака, осаждает будущую супругу или супруга в замке. Штурмовать дозволяется только одну стену. Какую — выбирай сам, но выбрав на другие не заглядывайся, даже если на них не единого мечника не поставят. Не возбранялось вести обстрел осадными орудиям. Но опять, с таким учетом чтобы снаряды далеко в замок не залетали и ничего лишнего не попортили. Цель нападавшего, принудить упрямую особу согласится вступить с ним в брак. Поскольку война дело не копеечное, часто осады или не начинают вовсе или для острастки стрельнут с плохонькой баллисты, пустят с десяток стрел, да за свадебный стол пить-гулять. Встречаются и строптивые. Пока крови не прольют, не угомонятся. Очень редко дело доходило до затяжных сражений. Бывало и такое. Гораздо чаще подкупит претендент стражу, (смешно погибель получать из-за таких пустяков, что владетельница не хочет в свою пастель мужика пустить) те и проворонят супостатов. Жениховы орлы на стену ночью взберутся, во двор прошмыгнут, мечом двуручным веревку на флагштоке перерубят. Сдернут знамя и дело слажено. Доместикий императорский событие зафиксирует, пошлину в казну примет и все! Войне конец, начало семейному счастью. Хотя как выйдет. Иной раз и наоборот.

— Добрались, — объявил Руфус, из-под руки разглядывая мрачные стены Морта.

Утро выдалось холодным. Юноша поежился, драный жюпель совсем не грел, и едва не выронил из подмышки меч. Пояс он проиграл Диссу в кости. Не велик убыток, а неудобство.

— Выглядит дерьмово, — буркнул Дёгг. Он не выспался и потому хмурился.

Вчера они поздно ужинали в придорожном трактире, когда объявился гонец. Строго оглядев их компанию, служивый, недовольно покачал головой. Ну и сброд! Вслух сказать остерегся, могли и бока намять. Он и предупредил, Венсон скоро будет под стенами замка. Армия на марше и полна решимости отвоевать своему господину, место в спальне несговорчивой избранницы.

— Убогонький, — осудительно отнесся к причине войны Дёгг. По его мнению, и сард его высказал, для военных действий существует гораздо больше уважительных причин, чем желание залезть бабе под подол на законных основаниях.

— Каких на пример? — пристал к нему Руфус. Жизнерадостный парень преисполнен самых оптимистических надежд на будущее. Оптимизм его исходил из удачно сложившейся судьбы его дядьки. Повоевав полгодика, тот вернулся богатым. Денег хватило на починку дома, покупку новой добротной лодки, приобретение большей сети и лечение солдатской болезни. Да еще на женитьбу осталось. Руфусу женится вроде как рано, а вот лодка с сетью не помешают.

— Каких? Да рожей, например ты не вышел, — назвал самую распространенную причину Дёгг.

— О, да! — залился смехом Руфус. Прошлый год, когда ему хорошенько накостыляли на ярмарке в Биляу, причину указали ту же самую.

Из-за гонца, соискателям воинской удачи пришлось вставать ни свет, ни заря, завтракать наспех холодным мясом и не разогретыми овощами. Хозяин трактира наотрез отказался растапливать печь.

— Буду я из-за вас дрова изводить. За эти не рассчитался.

Вот и топали они продрогшие и не выспавшиеся.

Костас и Дёгг шли последними. Сард тыча пальцем то туда, то сюда, недовольно объяснял.

— Тут бы засека не помешала или кордон, чтобы те, кто по дороги тащатся, не слишком наглели торопясь. А оттуда можно ударить в тыл или обоз пошерстить. Родник закопать стоило или дохлятину бросить. Кругом болотина, доброй воды близко не найдешь, так пусть побегают, поищут. Глядишь, какой ленивый из лужи хлебнет да срач его проберет. Где один, там и второй. И пошла зараза. Через неделю армия на говно изойдет, воевать не сможет.

Костаса мало интересовали стратегические возможности ландшафта. Он слушал речь. Все что ему надо — услышать, запомнить, понять, как можно больше слов. Лексический запас сарда не очень богат, все-таки имперский не родной для него, и потому тренированный слух и разум Костаса пока легко справлялись с задачей.

Дорога переваливалась с пригорок да под горку, обходила топкие места, ныряла в вечные лужи, а на последнем отрезке вытянулась линию. Незаметно к замку не подберешься и быстро не доскачешь. Сплошные лывы и рытвины.

Обходя где возможно грязь, а где запросто шлепая по воде, они вышли к мосту через ров. Подгнившее дерево мягко бухало под каждым шагом.

— Пошевеливайтесь! — поторопили их с надвратной галереи. — Фрайха приказала закрывать. Чего тащитесь?

— Ждем, пока обед разогреете! — ответил Дёгг.

На башне весело заржали. Стражник заголил задницу.

— Эй, едоки! Рожи не треснут повдоль от нашей каши?! — веселье на стене пуще прежнего.

Проходя ворота, Костас отметил чрезмерную древность камня и увы, чрезмерную его порчу. Кладка левой башни осыпалась, в швах густой мох. Плющ и тот прижился! Лез по камню выше роста. Не у кого не достало заботы его уничтожить.

— Баба она и есть баба. Ветер не в голове, так в дырке, — осуждающе пробурчал Дёгг.

Их остановили сразу за воротами, при выходе на площадь.

— Кто такие? — вышел на встречу сутулый воин. Судя по знаку на плече — декарх.

— Пришли на Призыв, — объявил Руфус, перехватывая меч под другую руку. — Со мной товарищи.

— Вояки, — фыркнул подошедший к декарху стражник. Судя по походке, он, как и его командир, скрасил дежурство не одной бутылкой вина.

— Туда идите, — указал декарх в сторону казарм. — Подождете. В церкви службу закончат, капитан вас посмотрит. Кто воевать будет, а кто домой пойдет, — и сыто отрыгнув перегаром и луком, добавил. — Не воевавши.

У казарм толкался народишко. Собралось человек сорок, таких же вояк, как и они. Сразу и не поймешь служивые ли, оборванцы ли, сбежавшие ли от лихой беды пениты*. Грелись у жаровен, ели припасенное, переговаривались.

Новичков встретили с недовольством. Самим тесно.

— И что они все будут драться? — спросил полушепотом Руфус у Дёгга.

— Конечно. Думал один ты такой умный.

С Руфуса сразу сошла вся уверенность. Здесь присутствовали люди и побоевитей, чем они со своим земляком. Но что его утешило, молчаливый плешивый спутник выглядел совсем дубиной. Или монахом. Монах и на войне. Чудно! У них в деревне, когда береговые с заозерными сходились стенка на стенку, поп прятался в подвале собственного дома. Трус был отчаянный!

Они с трудом протиснулись к огоньку. Попритерлись, притолкались, погрызлись за теплое местечко. В тесноте да не в обиде! И разговор промеж собой вести легче.

— Сказывают капитан у них бывалый.

— Знаю я его. Смон ди Руджери. Его прежний император самолично отметил за геройство под Вужом.

— Значит, понимает толк в людях, — говоривший покосился в сторону Дёгг, Руфуса и Костаса.

— А чем мы хуже вас? — полез с разборками Дёгг, уловив намек. Пошатавшись по свету он твердо усвоил, в любой компании надо сразу показать чего стоишь. Если потребуется и в зубы въехать. Иначе серьезно не воспримут. В обоз отправят или передник наденут и на кухню, бабью работу исполнять. И денег за работу положат хер да полхера!

— Может и не хуже. Но и не лучше, — успокоили его. Тут таких петушистых каждый второй. У кого оружие, тот себя и уверенней чувствует. Сам императорский друнгарий им кум.

Крепкий ратник в кольчужном доспехе, с деревянным щитом в ногах, медленно пережевывал курицу. Курица давнишняя. Мясо серое, с душком. Однако у других и такого харча нет, поглядывают, слюни глотают. Рядом с ратником, должно быть брат, точная его копия. Такие же густые брови, повислые усы, большой нос. В плечах пожалуй и шире будет. Ест сало с луком. Сало пустое, без мясной прослойки. На лук богато сыплет соли. Хрустит, аж завидно!

— А что про оплату говорят?

— С их грошей точно не разбогатеешь.

— Это-то понятно. А призовые?

— Какие призовые? На замок глянь! Тут с деньгами не густо.

— А на службу возьмут, коли одолеем... Ну, этого? Рейнха!

— Как проявишь себя. Но в Призыве ничего о том не сказано.

— Угу. Опосля воины взашей вытолкают. Своих глянь сколько, — говоривший понизил голос. — Не титьку мамкину сосут, каши с мясом просят. Кхе-кхе-кхе!

— Дак и кто в таком деле много обещает? Может и воевать не доведется.

— Деньги-то дадут? Зря, что ли пришли! — заволновались у жаровни.

— Кто его знает.

— Дадут малость.

— То-то малость...

— А я бы остался. Все легче, чем в поле.

— Тут служить, сгниешь раньше старости.

— Этим вроде ничего. Охране-то. Прикормились.

— Ничего... Муди тиной поросли!

У огня беззлобно засмеялись.

На церкви коротко звякнуло симантр. Люди зашевелились.

— Строиться выходи, — крикнул собравшимся декарх. — Пошевеливайтесь сукины дети, не на ярмарке рты разинув ходите!

— Пошли что ли, — вздохнули под самым ухом у Костаса.

— Давай скорей, заеб...нцы! — надрывался декарх. — Будет капитан ждать, пока вы жопы от теплого места оторвете!

Прибывшие выстроились как велено, в две шеренги. Напротив друг друга. Все сорок три человека. Не схожие ни внешностью, ни вооружением. За исключением разве братьев.

— Строй держите! — метнулся вдоль строя декарх. — На манде волос ровней, чем вы оглоеды стоите.

Шеренга подровнялись. Но все одно неладно получилось.

В дальнем конце показался капитан. В хорошем панцирном доспехе, пояс в золотом шитье. Ножны меча обтянуты красным бархатом. На плече накидка с гербовой цаплей рода Бортэ. Взгляд Руджери суров. Брови сведены к переносице. Он крайне не доволен. Гнать бы всех подряд, харч господский не изводить попусту. Но нанять приличных служивых, казна пуста. Более не подготовленным вступать в войну ему не приходилось. Что у него есть? Торквесы*? Полста человек не наберется. Карнахи? Замковые лодыри, привыкшие спать на страже, шпынять крестьян, да драться спьяну. И тех недостаток. Человек восемьдесят. Теперь эти... Птохи. Убойное мясо, которое еще хуже, чем карнахи.

— Чему обучен, — обратился он к первому в левой шеренге.

— Так это... копейщик я, — замямлил воин, вытягиваясь в струнку. — Могу с луком управляться.

Капитан его не дослушал, обратился к следующему. Но уже из правой шеренги.

— Чему обучен?

— Мечник я, — отозвался вопрошаемый и выпяти вперед живот. За пояс заткнут дюсак. Штука хорошая, но не меч все же.

— Ты? — уже допытывал капитан следующего... и следующего... и следующего.

— Мечник... Лучник...Копейщик... Алебардщик... С баллистой управляюсь... Мечник... Копейщик...

Постепенно капитан добрался в конец шеренг. Настроение его не улучшилось. Да и не могло улучшиться. Разве что пришлые чудесным образом преобразятся в торквесов, которых не стыдно повести в атаку.

— Чему обучен?

— Мечник, — робея проговорил Руфус. Парень совсем притих и уже не выглядел героем.

— Чему обучен?

— Мечник, — отвечает Дисс. Говорит уверенно, в голосе твердость бывалого вояки. Только капитана не проведешь.

— Руки покажи! — требует Руджери.

Дисс протягивает ладони. Мозоли да не от меча. От весла. Понятно. Рыбак с озер Лэттии.

— Чему обучен?

Очередь сарда ответ держать. Плечи расправил, грудь выкатил, в прищуре глаз настороженность.

— Секирой владею. Могу на мечах, могу на копьях, — речь Дёгга неспешна и преисполнена достоинства.

Капитан глянул на оружие. Может и умеет. Неумехе с такой тяжестью не справится. Сам себя покалечит. Костаса и спрашивать ни о чем не стал. Рукой махнул — ну, дошли люди! Кто попало в бой лезет. Махнуть махнул, но выправку заприметил. Стоит ровно. Не выпячивается, но и не горбится. Взгляд спокоен, не бегает. Странный взгляд. Капитан не нашелся с определением выражения взгляда черных глаз (черных ли?) глаз. Вид конечно мерзкий у парня. Ни бровей, ни ресниц, голова в красных пятнах и плешивей куриного яйца. Из оружия дирк, да баллок.