Эрлик в тумане

Он сидел, застыв, как изваяние, и она, больше не в силах этого вынести, сказала:

— Может, хватит?

И поразилась своей просительной интонации.

Тотчас его волосы упали, когти втянулись, лицо стало обыкновенным.

— Ну как? — спросил он.

— По-твоему, это весело?

— Ты его узнала?

— Кого — его?

— Кого я изобразил.

— Так ты еще кого-то изображал? Нет, я с такими знакомств не вожу.

— Ну ладно, — легко сказал Кан, встал и начал одеваться.

— Ты уходишь? — не поняла Саар. Кан кивнул, быстро собрался и уже у двери обернулся к ней.

— Скажи, — начал он, — а ты можешь принимать только такой облик?

Саар почувствовала себя уязвленной.

— Что это значит — только такой? — Она села на кровати. — Да, только такой. Я женщина, и мои облики женские. Если тебе нужен член, иди к матросам, а если хочешь животного секса, тут где-то бегает кот.

Кан был слегка ошарашен такой реакцией, и Саар подумал, что она, пожалуй, перегнула палку.

— Извини, — сказала она, — но женщине нельзя говорить, что она плохо выглядит.

— Я не говорил, что ты плохо выглядишь, — возразил Кан. — Это ты так поняла. Я всего лишь имел в виду, одна у тебя личина или несколько?

— Ты хочешь другую? Эта не в твоем вкусе?

— У меня нет вкуса. И да, я был бы не против, если бы ты каждый раз выглядела как-то иначе.

— Хм. — Саар задумалась. Никто и никогда не предлагал ей менять личины для каждой встречи, но не все мужчины знали, что имеют дело с магическим обликом, и далеко не все удостаивались второго свидания. — Посмотрим, — ответила она.

Он ушел. Саар легла досыпать, и там, на границе яви, полудремы и сна вдруг поняла, кого только что видела. Кан изобразил его гротескным — статуи и иконы в святилищах выглядели иначе, — но теперь она его узнала, и ее прошиб холодный пот. Думать посреди ночи о том, что это могло означать, было невыносимо, и Саар загнала себя в сон без видений, чтобы не думать, зачем Кан показал ей того, кому она была посвящена, кому служила своей жизнью и делами, и кого по какой-то странной слепоте не узнала, хотя должна была — владыку Теней и Времени, Кроноса. Сатурна.

Этой ночью они приказали Балгуру не усыплять их — он только снял усталость, облегчил боль и принес еды, которую приготовил на камбузе. В отличие от "Цзи То", кок "Грифона" отнесся к фамилиару спокойно, тем более что существо всегда молчало и брало самую простую пищу, не требуя для руководителей экспедиции ничего особенного.

Они лежали в полной темноте — в их комнате не было иллюминаторов. Они думали о многом: об уравнениях, описывавших "трубу", по которой двигался корабль; о результатах картирования мозга и странной активности зрительных участков; но больше всего — о словах Томы. Они понимали: чтобы стать пророком, недостаточно предполагать, как будут развиваться события. Они не могли увидеть все варианты, исходившие от каждого из них, и второе поколение, и третье, и остальные, расходящиеся, подобно ветвистому фракталу. В отличие от Томы, они даже не знали, какие события первого поколения теоретические, а какие реально возможны.

Братья впервые стали свидетелями того, как Тома раскрывает увиденное во время транса; кроме Саар, мало кто слышал ее рассказы. Однако с Саар было легко, а братьев она боялась и потому рассказывала неуверенно, с запинками, подбирая слова и стесняясь незнания терминов. Она говорила, что дома любая ситуация ветвится активно и на огромное число поколений, однако это происходит только в теории, а на практике чаще всего реализуется либо самый простой вариант, требующий наименьших затрат энергии, либо самый выгодный, пусть и энергетически дорогой. Небольшой процент приходится на "случайности". Здесь же, в аномалии, факторов влияния слишком мало, и реальные события ветвятся недолго, в конечном итоге сходясь обратно и образуя всего три исхода.

— Но дело в том, — продолжала она, — что все события, которые я видела, были связаны со мной. Дома это совсем не обязательно, а здесь получилось только так. Например, вы спрашивали о команде "Эрлика". Возможно, она жива, но я побываю на его борту с большей вероятностью, чем нет, и никого там не встречу. У нашего путешествия всего три окончания. Мне открылось не больше двадцати последних ветвей, из которых шесть ведут к одному исходу, десять — ко второму, и четыре — к третьему. Еще есть узлы расхождений. — Она помолчала. — Эти узлы — самые неприятные места. В них сходятся разные ветви каждого поколения, и у одного поколения может быть несколько таких точек. Из них появляются ветви следующего. В зависимости от выборов, совершенных в этих узлах, мы реализуем один из трех исходов.

— Если веток так мало, и ты знаешь все узлы, мы просто начертим схему и будем действовать по ней, — сказал Франц. — Отлично, Тома. Ты дала нам карту. И надежду на то, что мы доберемся до "Эрлика".

— Мы доберемся, если у бабушки все получится, — ответила Тома.

— Поскольку ты видела себя на "Эрлике", переход "Грифона" пройдет успешно, — заметил Франц. — Но это не исключает экспериментов. Успешный переход — следствие успешной подготовки.

— То, что я видела себя на "Эрлике", лишь одна из вероятностей. Это не значит, что в реальности мы с ней совпадем, — напомнила Тома.

— В таком случае, давайте рисовать, — сказал Джулиус. Он вытащил из кармана кресла планшет и стилус. — Начнем с первой точки, которую ты видела. Что ты можешь о ней сказать? Время, ситуация, участники, причинно-следственные связи...

Девушка молчала, сцепив руки так крепко, что ее пальцы побелели.

— Простите, — наконец, ответила она. — Но я не могу об этом говорить.

— Почему? — изумился Джулиус.

— Просто не могу.

— Слушай, ты же всю карту видела!

— Стоп, — сказал Франц, и Джулиус недовольно замолчал. — Ты не можешь об этом говорить, потому что, если мы узнаем карту, это как-то повлияет на события?

Тома молчала.

— Значит, всё будешь знать ты одна?

— Я не знаю всего. Только некоторые вещи. Те, что касаются меня. Те узлы, что связаны со мной. Возможно, есть и другие.

— Думаешь, если мы их узнаем, всё изменится? Карта больше не будет верна? Возникнут другие ситуации, другие связи?

Тома отрицательно покачала головой.

— Нет, не возникнут. Здесь слишком мало влияний, а значит, количество реальных ситуаций ограничено.

— Объясни, — потребовал Джулиус. — Если, как ты говоришь, они не изменятся, то почему, черт возьми, нам нельзя их знать?

— Вы начнете выбирать, — ответила Тома, — начнете ориентироваться по карте так, как покажется вам правильным. Но все ваши выборы будут неверными.

Братья молчали, осмысливая.

— Как такое может быть? — наконец, спросил Джулиус. — Если я иду по карте и в узле выбираю правильную ветку, она приведет меня в точку, которая мне нужна.

— Нет. Она приведет вас не к тому, к чему вы хотите придти, — ответила Тома. — И следующий ваш "правильный" выбор сделает то же самое.

— Чушь какая! — возмутился Джулиус. — Ты же сказала, что ситуации и связи не изменятся!

— Погоди, кажется, я понял, — перебил его Франц. — Если мы будем идти по карте, общая схема событий действительно не поменяется. Изменятся их вероятности. Наше вмешательство сделает более вероятным то, что было менее вероятным прежде.

— Это возмутительно! — разозлился Джулиус. — Мы что, не сможем управиться с какой-то дюжиной расхождений?

— Вы сможете, — сказала Тома, — но вы не должны их знать.

10

— Нет, — произнес капитан Ормонд. — Я такого разрешения не даю и не дам, кто бы меня не просил.

Просил Сверр в сопровождении Саар и Кана. Один из мониторов капитанской рубки показывал Вайдица.

— Капитан, вы же видите, ничего опасного с ними не произошло, — вновь сказал Вайдиц и продемонстрировал прозрачный пластиковый контейнер, на дне которого лежали две черные мыши, не двигаясь и едва шевеля усами.

— Тогда почему они до сих пор выглядят дохлыми? — спросил капитан, теряя терпение. — Почему они не двигаются? Почему их выворачивало наизнанку еще час после того, как они оттуда вернулись?

— Нарушения в вестибулярном аппарате, — пояснил Вайдиц. — Это обратимо, серьезных органических изменений нет. Судя по всему, пока они там были, их вестибулярный анализатор сильно запутался. Но мы ничего не узнаем, пока туда не слетает умеющий говорить.

— Пока они там были! Да они были там доли секунды! А с тех пор прошло два часа!

Кан прислонился к стене неподалеку от капитана, его помощника и одного из членов команды "Грифона", который следил за приборами.

— Я все же предлагаю свою кандидатуру, — сказал он.

Разговор шел по кругу уже двадцать минут. Капитан Ормонд запрещал ставить эксперимент на своем корабельном коте, которого Саар хотела испытать после мышей Вайдица. Уничтожение вертолета развлекло Кана ненадолго — задача была слишком простой: адмирал и Сверр подняли вертолет из моря, и Кан избавился от него, запустив процесс ускоренного саморазрушения. Сделать это в местных условиях было непросто — низкая влажность, малое количество кислорода, холод, — но когда "Грифон" подошел к точке, где находились обломки, там почти ничего не осталось, а то, что продолжало разрушаться, уже не могло причинить кораблю вред.

— Да погодите вы со своей кандидатурой, — отмахнулся Сверр. — Вы еще успеете там побывать.

— Мы все там побываем, — ответил Кан, — и кот в том числе. Просто я стараюсь сэкономить время.

— Давайте спросим самого Кеплера, — предложил Вайдиц.

— И переименуем в Эрвина, — тихо сказал Кан.

— Кеплер — кот. Если мы начнем ему объяснять, что от него требуется, он не поймет таких сложных речевых конструкций, — возразил капитан.

— Он понимает больше, чем мы думаем. Узнал же он, что перед входом в аномалию мы двигались с недостаточной скоростью. У него интуиция без знаний, а это куда лучше нашего варианта. Кроме того, мы все рискуем одинаково. Не вижу причин, по которым вы должны защищать одного члена команды в ущерб другим.

- В ущерб другим? — переспросил капитан Ормонд, не веря своим ушам.

— Но я готов занять его место, — с улыбкой закончил Кан.

— Вы хотите лавры, — сказал Сверр неодобрительно, но понимающе.

— Я хочу узнать. Что мне делать с лаврами?

— Прошу минуту внимания! — На экране появился Вайдиц вместе с найденным Кеплером. Он усадил его себе на колени, и кот положил передние лапы на стол, глядя в камеру. Ящик с неподвижными мышами его не заинтересовал.

Люди молчали. Кан покосился на Саар. За все время визита в рубку она не произнесла ни слова. Он подошел к капитанскому монитору и встал напротив, чтобы кот его видел.

— Кеплер, мы просим тебя помочь, — сказал он. — Если ты согласишься, то побываешь в необычном месте. После этого ты почувствуешь себя не очень хорошо, но поправишься. Ты расскажешь нам, что увидел или ощутил, когда был там. После тебя туда отправится один из нас. Это надо, чтобы позже, когда мы все туда попадем, никто не пострадал.

За спиной у кота Вайдиц показал большой палец.

Кеплер молчал с десяток секунд. Потом его голосовой переводчик сформулировал ответ.

— Мне не нравится то, что я услышал. Это меня пугает. Я не хочу чувствовать себя плохо. Но я согласен. Я вам помогу.

— Ты будешь чувствовать себя плохо очень недолго, — обещал Кан. — Мы поможем тебе поправиться.

— Хорошо, — ответил Кеплер. Вайдиц погладил его по голове.

— Раз так, — внезапно сказала Саар, — нечего медлить. Неси его наверх.

По кораблю быстро распространились слухи, и на палубе собралось не меньше десятка человек. Кан устроился на крышке контейнера рядом с местом, где Саар проводила эксперимент. Он умел лечить животных, но никогда не сталкивался с нарушениями вестибулярного аппарата. Если понадобится, он сумеет убрать тошноту, а остальное сделают Вайдиц и Ева.

Кеплера посадили в прозрачный ящик с крышкой. Внутри и снаружи крепилось несколько приборов. Время перехода составляло три секунды. Кан смотрел, как Саар создает сетку, и ее зеленоватые линии искривляются, образуя фигуру, по которой должен был двигаться ящик с котом. Она была похожа на бублик, но только в трехмерном пространстве. Его истинная геометрия, учитывавшая остальные измерения, оставалась неизвестна, разве что ее вычислили братья. Кан подумал, что за удивительный дар у этой женщины, и как она распоряжалась им прежде, чем сюда попасть?

Впрочем, он знал ответ. Никак.

Много лет она жила в свое удовольствие, продлевая жизнь способом, который вызывал у него смесь восхищения и преклонения, а потом вдруг решила бороться за свободу Сибири и ввязалась в затяжную партизанскую войну. Но война оказалась Саар не по зубам. Кан считал, что без вмешательства Легиона сепаратисты не победят. Однако война шла уже восемь лет, а Легион пока не собирался в нее вступать.

— Мы использовали несколько заклинаний, — сообщила Ева. Один из физиков, Юхан, забрался на соседний контейнер с камерой в руке.

— В основном они медицинского и защитного характера, хотя мы не знаем, как на них отреагирует это место.

Ящик с котом висел у входа в искривленное пространство. Кан видел, что Кеплер боится, и подобрался к краю контейнера, чтобы его успокоить, но в этот миг Саар взмахнула рукой и отправила ящик внутрь.

Через три секунды он появился внизу, у самой палубы, в нижней точке склоненного тора. Саар расправила пространство, подняла ящик и поставила рядом с Каном. За его спиной возник Юхан, громко топая ботинками по металлу. Он опустился на колени и наставил камеру на кота.

Кеплер лежал в странной позе, на животе, растопырив лапы и упираясь ими в прозрачные стенки. Кан быстро отвинтил запоры и снял крышку. Нейроошейник передавал одну и ту же фразу. Ее произносил приятный, спокойный голос, отчего трагичность происходящего казалась еще сильнее.

— Я падаю, — говорил ошейник, преображая нервные импульсы в слова. — Я падаю. Я падаю. Я падаю.

Кеплера отнесли в лабораторию. Юхан забрал приборы на расшифровку; Вайдиц и Ева начали делать свои оценки. Подготовка принесла плоды, и Кеплера, в отличие от его предшественниц — мышей, не мучали приступы тошноты и рвоты. Но переводчик не умолкал ни на секунду. Кан оставался в лаборатории, пока Ева не выставила его за дверь. Тогда он пошел к братьям.

— Почему вы не рассчитаете траекторию, по которой мы будем двигаться между входом и выходом? — спросил он, воспользовавшись тем, что кроме них и Мики в аппаратной больше никого не было. — Может, есть какой-то другой, более короткий путь? "Грифон" и так зависнет там на четыре часа. А если время внутри течет медленнее?

— Мы рассчитали, — сказал Франц. — Саар работает не вслепую. — Он достал свой планшет, нашел нужный файл и протянул компьютер Кану. В десятке сантиметров от экрана появилось объемное изображение. Оно было похоже на скомканный лист бумаги, образующий неровный шар со складками и провалами.

— И в трех измерениях это выглядит как тор? — удивился Кан.

— Во-первых, ты видишь целое, а тор — лишь элемент, одна из множества кривых. Во-вторых, измерений два. Используется поверхность, а поверхность двухмерна. Она — часть четырехмерного слоя, который находится в шести вещественных измерениях. В зависимости от точки входа геодезическая меняется, но любой попавший туда объект движется по ней, если не предполагается иного. Саар нашла правильную точку без нас... Нет, забудь. Она ничего не искала. Это просто траектория, на прохождение по которой тратится наименьшее количество энергии. Она находится естественно, как самый незатратный путь между входом и выходом. Еще проще: это первый путь, который проложит экспериментатор, если работает спонтанно.