Дзи. Чужая судьба.

Битва превратилась в беспорядочную свалку, едва успев начаться. Карабакуру слишком поздно попытались сделать ставку на свои короткие луки, которые могли бы весьма неплохо показать себя против крестьян, лишенных доспехов и щитов. Ли и Ногай завели по сотне уцелевших воинов и наемников с флангов, пока оставшиеся ополченцы и сохэй под командованием О-шэя и офицеров стражи держали центр, помогая в сражении крестьянам. Совместный удар людей лучшими силами с двух сторон оказался для карабакуру слишком тяжелым испытанием. Несмотря на всю свою ловкость и сноровку, карлики были слишком плохо организованы и недисциплинированны, и хотя в рядах крестьян дело обстояло ничуть не лучше, выучка остальных солдат давала о себе знать.

Особенно яростно сражалась небольшая группа карабакуру, оказавшаяся практически в центре сжимающегося кольца. В блестящих латах и с изящными изогнутыми мечами, эти воины сразу же бросались в глаза, равно как и их боевые умения.

Ли, первым увидевший приметный отряд, передал команду сигнальщику, и черные полотнища на бамбуковых палках сразу указали всем остальным направление наибольшей опасности. Сохэй и купеческие наемники прорубились к указанной цели первыми, после к ним присоединились стражники, атаковавшие с фланга. Дзи искренне надеялся, что среди этой группы окажется военный вождь низкорослого народца, и что его смерть быстрее сломит остальных. Так оно, в сущности, и получилось.

После боя, полевой госпиталь был спешно организован на месте рабочего лагеря. Судить о потерях было пока рановато, а говорить о безоговорочной победе явно еще неуместно. Ополченцы, стражники и сохэй, продолжали разгонять маленькие группы карабакуру вокруг Лаозин до следующего вечера, а работа на дамбах в ближайшее время, скорее всего, откладывалась. Карлики все-таки успели нанести некоторый существенный ущерб строительным площадкам, но отряды все тех же крестьян, снаряженных за счет оружия и амуниции убитых, быстро выдвинулись в сторону оросительных каналов и навели там порядок.

Остатки гарнизона на мельничном хуторе сумели выжить и дождаться помощи, забаррикадировавшись в достопамятной каменной мельнице. Офицер Нэдо, хоть и был тяжело ранен, продолжал руководить своими людьми, поддерживая в их сердцах боевой дух, и во многом благодаря этому сорок шесть солдат и тридцать восемь ополченцев сумели вернуться домой.

В сгущавшихся все сильнее сумерках Ли гнал своего коня вперед настолько быстро, насколько это было возможно. На боках у животного выступила пена, но дзи не мог поддаться жалости в такой момент. Еще полсотни всадников неотрывно следовали за ним по пятам, стараясь не потерять из виду своего полководца.

Обгорелые остатки хутора на вершине холма напоминали в лучах заката изломанные ребра огромного животного, разорванного на куски сворой падальщиков. Но, несмотря на этот печальный вид, вокруг заброшенного поселения пылали костры, а значит, не все еще было потеряно. Конные воины с гиканьем налетели на лагерь карликов, опрокидывая палатки и раздавая направо и налево удары обоюдоострых мечей. Вспыхнувшая суматоха, позволила всадникам почти беспрепятственно пробраться к остаткам частокола.

И хотя Ли очень надеялся на это, он все равно был сильно удивлен тому, как много манеритов сумели уцелеть. На подкашивающихся ногах, с багровыми пятнами на лицах и шеях, они выходили навстречу к дзи, устало салютуя, и искренне улыбаясь. А потом оправившиеся карабакуру нанесли ответный удар.

В потемках лошадь под Ли рухнула то ли от чьего удара, то ли просто запнувшись от усталости. Выронив копье, дзи потянулся к мечу, когда из темени прямо на него вылетели сразу трое врагов. После тяжелого дня рукоять родового меча Юэ, казавшаяся раньше всегда удобной и ладной, сразу стала какой-то тяжелой и скользкой. Ограничиваясь лишь защитой, Ли вынужден был пятиться и отступать, пока вокруг холодным лязгом железа и гортанными криками разгоралась очередная схватка.

Он сумел ранить одного из противников, но его место, сразу же, заняли еще двое с длинным тяжелым копьем, печально знакомым для дзи. Уже первый стремительный удар Ли не сумел как следует отразить, и острый наконечник скрипнул о нагрудную пластину, опрокидывая человека навзничь.

— Тайпэн ранен! — крикнул кто-то совсем рядом.

Второй удар должен был быть смертельным. Древко с отточенной сталью на конце метнулось вперед, но между Ли и его врагами возникла размытая тень. Глухой чавкающий звук, напоминающий тот, с которым вертел проходит сквозь тушу, заставил дзи вздрогнуть. В лицо Ли брызнула теплая кровь, на мгновение окончательно его ослепив. Сдавленное манеритское ругательство прервал властный голос командира Ногая:

— Тайпэн ранен! Защищайте тайпэна!

Сверху на Ли навалилось что-то тяжелое, вокруг с удвоенной яростью засвистели сабли и мечи. Протерев глаза, дзи с трудом выбрался из-под своего укрытия, которым оказался кряжистый нукер, пронзенный насквозь в районе живота тем самым копьем, которое предназначалось тайпэну-самозванцу. Кочевник был все еще жив. Откашливаясь кровью, он вдруг расхохотался и, покосившись на дзи, с отдышкой произнес:

— Да уж... если честно, то совсем не так... представлял я себе свое искупление.

Спасенный лишь подавленно промолчал. Ли узнал в лицо и по голосу того, кто обменял его жизнь на свою собственную. Правая рука умирающего нукера, к которой был привязан небольшой круглый щит, заканчивалась едва зарубцевавшейся культей.

— Эй, тайпэн, пообещай мне кое-что...

Манерит снова закашлялся, и дзи склонился над ним, помогая перевернуться на бок.

— Все что будет в моих силах.

— Передай... кагану Торгутаю, что... его нукер Радгай умер достойно... смыв пятно позора с чести родного кочевья... потом и кровью.

— Я скажу ему, что Радгай умер как настоящий батыр, — тихо ответил Ли и медленно закрыл глаза сыну степей, остановившиеся навечно, как и его сердце. — А еще я добавлю, что для меня было честью познакомиться с ним.

Ногай и Сулика-нойон, чье лицо было залито кровью из-за рассеченной брови, вышли из темноты, замерев перед дзи, склонившимся над телом.

— Вроде бы всех разогнали, — сообщил начальник стражи с явным сожалением в голосе, помахивая своим тяжелым клинком.

— Очень хотелось бы верить, — печально вздохнул Ли и, сморгнув горячие слезы, поднялся с земли в полный рост. — Может быть, нам и вправду повезет дотянуть до весны, как думаете?

— Дотянем, куда ж мы теперь денемся, — стальные зубы Ногая тускло сверкнули в отсвете далеких костров.

Глава 7.

В большой трехэтажной закусочной, возвышавшейся своей широкой черепичной крышей в глубине ремесленного района Ланьчжоу, всегда было шумно и оживленно. Пшеничная водка осхе, ягодные и травяные настойки, длинная яичная лапша, отваренная в свином и курином бульонах, а также рисовая каша с десятком разнообразных "сладких приправ", начиная от сушеного винограда и заканчивая свежим рачьим мясом из специального пруда на заднем дворе заведения, всегда пользовались устойчивым спросом среди мастеровых и их многочисленных помощников. Сидя на втором этаже в огромном зале за низкими столами, расставленными среди массивных квадратных колонн-опор, многолюдные компании в любое время дня и ночи предавались веселым разговорам и воздавали должное непритязательным яствам.

Все в этот день текло своим чередом, не нарушая привычной обстановки, пока ближе к полудню в дальнем углу общинного зала некоторые голоса не стали звучать слишком громко. Главной темой беседы на повышенных тонах стала недавняя победа над ордой карабакуру. Впрочем, за последнюю неделю эта тема была чуть ли не единственной во всех застольных разговорах.

— Если все уже закончилось, как говорит дзито, то почему же он до сих пор не отменил осадного положения? Почему на улицах каждый вечер усиленные патрули ополченцев, а многие дома забиты беженцами из провинции? — особенно громко надрывался немолодой уже мужчина в добротной одежде купеческого приказчика, а на рукаве его красной вышитой куртки блестела серебряной нитью эмблема дома Гжень.

— Патрули нужны для того, чтобы такие, как ты, не начали бы вдруг буянить, хватив лишку за ужином, — бросил из-за соседнего стола молодой углежог, трудившийся, судя по иссушенному лицу и черным потрескавшимся ногтям, у печей фарфорового квартала.

Окружающие разразились одобрительным хохотом. Приказчик посмотрел на своего оппонента с улыбкой и в то же время с какой-то жалостью.

— Ну, разумеется, а раньше обычной стражи было недостаточно. Нет, это теперь ее стало недостаточно. Ведь все наши стражники ныне щеголяют с ног до головы в железе и уж слишком толстым слоем боевой славы покрылись их плечи, чтобы снисходить до патрулирования улиц.

— Вперед, можешь повоевать вместо них, если ты такой умный! — раздраженно крикнул кто-то с другой стороны.

— Но ведь все закончилось, так зачем же воевать? К тому же у нас теперь так много бравых крестьян, что бродят по дорогам, вооружившись мечами и саблями карликов по дозволению тайпэна Ханя.

— Они защищаются от коротышек...

— О! — приказчик наиграно вскинул брови. — И они тоже? Так сколько же нужно народу, чтобы защищаться от разбитых и разбежавшихся недомерков? Вся стража, удвоенное ополчение, толпы вооруженных батраков, сохэй и все торговые наемники?! Не слишком ли много? Или, может дзито думает по-другому? А почему он так думает?

Ответов не было, ремесленники и подмастерья молчали, все больше прислушиваясь к словам оратора.

— А я скажу вам почему! Чтобы прижать вас всех к ногтю, когда придет время!

— Какое еще время?! — снова послышался голос из другого угла.

— Время для создания независимого царства О-шэй.

— Глупость! — разорвал повисшую тишину чей-то взбудораженный крик. — Тайпэн Императора никогда не допустит этого!

— Тайпэн не видит дальше своей службы, он слишком молод, и дзито с Ногаем вертят им, как хотят. Они прикрываются его властью, а карабакуру стали лишь поводом для давно вынашиваемых планов по захвату всех закатных земель. Не удивлюсь, если Тонг и его прихлебатели сами подбили карликов на атаки, чтобы проще было отделить провинции, неподконтрольные Империи, и чтобы люди сами бросились в их объятья, когда они станут спасителями края!

— А ты не перегибаешь палку? — уже куда менее весело спросил давешний углежог.

— Да откройте вы, наконец, свои глаза! — всплеснул руками приказчик. — Это осадное положение не будет снято уже никогда. Оно позволяет дзито контролировать все ресурсы и войска. Ущерб, нанесенный Тай-Вэй, ограничивает нас всех в провизии и мешает торговле. Система ирригации и поля, которые станут возделывать все те же крестьяне, тоже будет находиться под полным контролем Тонга. Он позволит им и дальше носить оружие, а сейчас укрывая в стенах Ланьчжоу семьи рабочих и кормя их за наш счет, он только увеличивает преданность этих головорезов, всю свою жизнь мечтавших лишь заполучить в руки ножи подлиннее. К тому же, из их жен и детей в случае необходимости получатся замечательные заложники. Перехватив контроль над участком Шляха, дзито наложит лапу на торговые пошлины, а потом силой и угрозами выдворит отсюда всех императорских чиновников и купеческие дома...

— Так вот за кого ты так печешься, — хозяин закусочной, уже некоторое время следивший за происходящим, стоя в центральном проходе, решил, наконец, вмешаться.

— Да! И не буду этого отрицать! — ничуть не смутился приказчик. — Мои хозяева говорят о том, о чем я говорю вам! Но они сдержаны и верны Нефритовому Трону, а потому никогда не поднимутся против его ставленника, чтобы тот ни творил. И я забочусь сейчас и о них, и о себе, и обо всех вас! Думаете, Тонг будет милостив к неугодным ему? Думаете, карательная армия Императора станет разбираться, кто был предателем, а кто лишь молчаливо созерцал? Еще не поздно вмешаться! В городе мало солдат, а многие в ополчении сами примкнут к тем, кто выйдет против тирании и самоуправства. И торговые дома тоже не смогут больше сидеть в стороне, им придется принять волю простого народа, а Император поймет все, что случилось, если ему будут представлены веские доводы и доказательства.

— Но, что конкретно нам делать? Просто идти на улицы и кричать там протестные лозунги ни о чем?

Человек, задавший последние вопросы, до этого момента проявлял себя не слишком активно. Он просто сидел за одним столом с компанией молодых и горячих парней, начавших реагировать на слова приказчика наиболее бурно с самых первых его слов.

— Нет! Тогда Тонг подтянет в город войска и прижмет всех к ногтю, как я и говорил. Действовать надо решительно. Пойдем к квартальным старостам и спросим, на чьей они стороне, не дадим действовать тем, кто примкнет к лизоблюдам дзито, поставим перед выбором ополчение. Захватим Тонга и посадим под арест в его же поместье, пусть городом пока управляет Хань или совет старост, а посланники из столицы разберутся во всем в свое время, когда прибудут сюда из Золотого Дворца

— Надо идти!

— Правильно, чего сидеть-то?!

Осхе и накалившаяся атмосфера делали свое дело, яростные выкрики добавляли уверенности в сердца сомневающихся. Человек за столом в центре зала чуть приподнял край камышовой шляпы, подмигнув оратору, взобравшемуся на стол и вещавшему уже оттуда. Приказчик в ответ сделал короткий жест пальцами и, набрав побольше воздуха в легкие, продолжил свои призывные речи, споро раздавая указания наиболее рьяным.

— Думаете, мы сами не понимаем?! Повторяю в сотый раз, пока не будет приказа попечителя, никто из нас не имеет права даже заикнуться о том, чтобы выступить против городских властей!

В торговых рядах рынка Вайдзо, уступавшего к закату от полноводной Анхэ по размерам и богатству выбора лишь конному базару Сианя, в этот час было уже не до заключения сделок. В большинстве купеческих деревянных шатров и в маленьких лавках, втиснутых под черепичными навесами с загнутыми коньками, продавцы поспешно сворачивали дела, убирая подальше свои лучшие товары. В узких проходах толпились и кричали люди, а самой горячей точкой можно было по праву назвать небольшие воротца у двухэтажного каменного да-дянь, принадлежавшего дому Гжень.

Несколько наемников, выставленных у решетчатых створок не столько для охраны, сколько для того, чтобы подчеркивать богатство и могущество своих покровителей, отчаянно препирались с неистовствующими горожанами.

— Хватит прикрываться волей Гженей! — один из молодчиков чуть ли не наскакивал на старшего караула, который, скрестив руки на груди, хмуро смотрел на собравшихся из-под низко надвинутого шлема. — Если они не отрастят себе гордость в одном месте, то вы что, согласитесь остаться такими же трусливыми длинноухими собаками?!

— Не зарывайся, — с неприкрытой угрозой прохрипел один из наемников, но на него лишь махнули рукой.

— Я связан договором, и все мои люди тоже, — купеческий десятник был неумолим. — Пока сохраняется хоть малейшая возможность того, что мы можем выступить против верного слуги Императора, мы не будем встревать.