— Давайте ответим на этот вопрос в первую очередь честно. Мы пока еще далеки от того, чтобы полностью подчинить себе конъюнктуру рынка. Но сильнейшие инструменты воздействия на эту конъюнктуру в наших руках есть. Дело за тем, чтобы научиться их правильно применять. И если мы этому научимся, то и наши государственные предприятия, и индивидуальное крестьянское хозяйство, и даже частный капитал мы сможем развернуть лицом к задачам социалистического строительства, отнюдь не гоняясь за утопической идеей отменить с сегодня на завтра рыночное хозяйство — заканчиваю свое выступление. Большинство аплодирует, но часть аудитории — очень активно, а часть — как-то неуверенно.
После заседания пешком иду домой. Загодя договорился с Лидой, что по продуктовым лавкам сегодня не пойду, потому что бог весть, когда наше совещание закончится. Посему — могу свободно прогуляться. Теплый летний ветерок доносит до меня запах гудрона. Кручу головой в поисках источника запаха. Ну, точно — на Большой Дмитровке асфальт кладут. Кое-где и раньше небольшие участки улиц асфальтировали (Петровку уж почти всю взяли в асфальт), а тут, видно, новый глава исполкома Моссовета Уханов, сменивший Каменева, решил ускорить работы, избавляющие Москву от неровных булыжных мостовых.
Сворачиваю на Тверскую, праздно глазея по сторонам — в кои-то веки можно пройтись, не обременяя себя хозяйственными заботами. В противоположную от моего маршрута сторону Тверская уходит к Историческому музею и дальше, к Иверскому проезду. На Охотный ряд смотрит большой магазин Моссельпрома (бывший дом Корзинкиных). А двумя этажами выше — немалых размеров вывеска 'Зубная лечебница', причем слово лечебница написано через 'ять'! Кто это так смело выступил? Небось, частник какой-нибудь, завлекая клиентов намеком на старые добрые времена. Ну-ну. Интересно, долго это чудо орфографии провисит? За гостиницей виднеется темное красно-кирпичное здание гостиницы 'Лоскутная', получившей свое имя по проходящему рядом Лоскутному переулку. Сейчас в ней — 5-й Дом Советов, служащий гостиницей ЦК ВКП(б).
Ладно, хватит голову в обратную сторону выворачивать. Следую вверх по Тверской, и по левую руку, между Газетным и Никитским переулками, обозреваю большую стройку — по проекту архитектора Рерберга возводят здание Центрального телеграфа. Почти завершен бетонный каркас, — считай, новинка строительной техники, по нынешним-то временам, — облепленный строительными лесами. Топаю на подъем, взбираясь на один из московских холмов, миную бывшую булочную Филиппова и гостиницу 'Люкс', и уже на подходе к Большому Гнездниковскому решаю проскочить немного подальше, глянуть, что там у нас в афишах близлежащих кинотеатров значится. Пройдя мимо кооперативного магазина 'Коммунар' (бывший братьев Елисеевых), останавливаюсь перед хитросплетением трамвайных путей на Страстной площади и жду, пока разойдутся 'Аннушка', следующая по бульварам, и двенадцатый номер, дребезжащий по Тверской.
Между тем площадь живет своей жизнью. По светлым плитам пешеходных дорожек спешит публика. Вот важный господин в костюме и при галстуке, шляпе с шелковой лентой на тулье, в явно привозных туфлях белой кожи. Для нэпача слишком элегантен, для спеца — чересчур франтоват. Может быть, кто-нибудь из околобогемной публики, помнящей 'Серебряный век'? Группа граждан читает газеты, расклеенные на стенде перед стоянкой авто. Рядом с пешеходной дорожкой, прямо на булыжной мостовой пристроила свой лоток папиросница... Нет, не из Моссельпрома, хотя поблизости и таких можно сыскать. На ее лотке надпись: 'Ларек ?73'. Это, похоже, госторговля.
А, вот и рекламный щит кинотеатра. И что же он нам говорит? В 'Колизее' дают 'Дитя рынка'. Хм... Где мы, и где тот Колизей? Аж на Чистых прудах! Нет, нам бы что поближе. Вот, прямо по ходу, аккурат за трамвайными путями, 'Ша Нуар', еще не успевший поменять свое нэповское название на скучное 'Центральный'. Так, смотрим... 'Крест и маузер'. Не, не пойду. Успел посмотреть в своем времени. Примитив. Типичная дореволюционная мелодрама, топорно обряженная в 'правильные' идеологические одежды.
Верчу головой дальше. Сразу за Домом международной книги — 'Великий немой'. А там что? 'Господа Скотинины'. Как то-то не тянет меня проверять, что сотворили из Фонвизинского 'Недоросля'. Эх, я бы 'Гамбург' с удовольствием посмотрел, он как раз в 1926 году вышел, — в своем времени не довелось, ибо лишь фрагменты от него сохранились. Но нет и не будет такого фильма, ибо здесь Гамбургское восстание не состоялось (в том числе и моими, между прочим, стараниями). Так, а если дальше по Тверской пройти? Там 'Арс', сразу за бывшим Английским клубом. В нем дают фильму 'Катька — бумажный ранет'. Эту, может и стоило бы посмотреть — по отзывам, снято очень даже неплохо. Но что-то нет у меня настроения на социально-бытовые драмы любоваться. А что еще новенького нам афиша предложит? О, 'Процесс о трех миллионах'! Хорошая штучка! Но и тут облом: афиша — только анонс. Премьеру обещают в августе. Ну, и ладно. Обойдемся пока без кино.
Иду обратно, пересекаю трамвайные пути и выхожу в начало Тверского бульвара. Здесь расположился фотограф со своим большим деревянным ящиком на треноге — московские виды запечатлевает. Вокруг него толпится стайка голоногих ребятишек в коротеньких штанишках на помочах. Прохожу мимо и слышу, как самый бойкий из ребятишек, гордясь своей смелостью, важно спрашивает:
— Дяденька фотограф, а нас вы тоже можете на настоящую карточку снять?
'Дяденька' — а на самом деле молодой парень в бриджах и клетчатых гольфах, в короткой курточке, выныривает из-под накидки и окидывает взглядом пацанят.
— Могу, — веско роняет он, но не выдерживает солидного тона. — Ну-ка, устраивайтесь вокруг этого фонаря, — с улыбкой машет он рукой, указывая на монументальную чугунную конструкцию о четырех светильниках. Мальчишки с радостными воплями облепляют подножие фонаря, устроившись в два яруса, а молодой человек снова ныряет под темную накидку.
От созерцания этой веселой компании меня отвлекает перебранка. Милиционер прихватил за локоть мужичка с бородой, в белом фартуке и в добротных сапогах. У мужичка на шее подвешен закрытый лоток, так что, чем именно он пробовал торговать, не видно. Наверняка пытался заняться безлицензионной торговлей, и страж порядка тащит его в отделение, составлять протокол. Оставляя бульвар за спиной, направляю свои стопы к дому. Там меня жена ждет. Чувствую, как зверски проголодался после немалой прогулки. Чем-то меня сегодня накормит Лида?
Глава 8. Для чего работает Центробумтрест?
На следующий день, в рамках заседания секции 'Техника плановой работы', сообщение у меня небольшое. Начинаю разговор с описания диаграмм Ганта. Оказывается, в аудитории есть уже два или три человека, которые с ними знакомы. Хорошо, но и прочим не мешает подучиться.
— ...А теперь давайте усложним задачу. Представим себе, что нам надо отследить реализацию не одного, а нескольких связанных между собой проектов, последовательность шагов по осуществлению которых отображается диаграммами Ганта. В чем усложнение? Не в том, что диаграмм стало несколько, а в том, что последовательные шаги по воплощению этих замыслов зависят друг от друга, и некоторые работы, отмеченные на первой диаграмме, нельзя выполнить, пока не завершены определенные этапы работ по другим задачам, изображенные, соответственно, на диаграммах два и три, — моя указка порхает о плакату, на котором нарисованы эти диаграммы.
— Как же нам наглядно представить эту зависимость этапов параллельно исполняемых работ друг от друга? Соединим стрелочками те этапы работ на первой диаграмме, которые нельзя начинать без завершения других, и эти последние, которые изображены на диаграммах два и три. Соответственно, те этапы по диаграмме три, которые нельзя начинать до исполнения работ, предусмотренных на диаграммах один и два, так же свяжем стрелочками. И тогда получается вот что... — с этими словами снимаю развешанные плакаты и заменяю их следующим, где упомянутые мной стрелочки уже прочерчены.
— Вот, взгляните. Такое схематическое изображение, где вы видите целую сеть связей, можно назвать 'сетевой график'. Осталось вписать в соответствующие квадратики наименования конкретных этапов работ, сроки исполнения и ответственных, и у вас в руках инструмент наглядного контроля выполнения достаточно сложных, многозадачных программ. Кстати, именно для контроля над реализацией таких целевых программ, о которых я говорил в своем вчерашнем докладе, этот инструмент и разработан. Он может принести немалую пользу и для контроля над осуществлением сложных научно-технических проектов, и для организации крупных строек. — Вот, собственно и все. Никакой особой премудрости здесь нет, а уж как предложенными возможностями плановики и хозяйственники воспользуются — поглядим.
На заключительном заседании копья ломались с треском, однако предложенную мною схему пятилетнего плана удалось записать в качестве рекомендации совещания. Еще бы! Зря я, что ли, потратил столько времени на предварительные разговоры с Дзержинским, Кржижановским, Гинзбургом, Осадчим и Кондратьевым? Николай Дмитриевич, конечно, упертый тип. Еще по комиссии, составлявшей проект кооперативного плана к XIV съезду, убедился. Впрочем, против программного подхода он особо и не возражал. Но сразу попытался припереть меня к стенке вопросом:
— У вас там, в ВСНХ, по-прежнему Пятаков протаскивает установки в духе теории Преображенского о 'первоначальном социалистическом накоплении' за счет крестьянства, или недавней статьи Маслова в 'Торгово-промышленной газете' с прозрачными намеками по поводу необходимости увеличения нормы накопления за счет потребления трудящихся классов? По-моему, такую мерзость способны измыслить только вы, марксисты!
— Положим, господа Кропоткин или Нечаев совсем не марксисты, а предлагали вещи куда как более жестокие, — парирую его выпад. — Теория же Преображенского проистекает вовсе не из марксизма, а из обычной растерянности перед лицом действительно сложной задачи: обеспечить капитальными вложениями ускоренную индустриализацию в стране, где подавляющая часть экономики состоит из крестьянских хозяйств. Опасность в том, что искушение ухватиться за эту теорию очень велико. Вот и давайте подумаем вместе, как двинуть темпы индустриализации вперед, — потому что от этой задачи отказаться невозможно, — не доводя при этом крестьянина до нищеты.
После такой постановки вопроса разговор удалось перевести в более конструктивное русло, и кое о чем мы все же договорились. Хотя Николай Дмитриевич и не преминул выступить с критикой ряда положений моего доклада, все же против основной концепции — перспективный план есть система государственных программ, увязанная с экономическими стимулами за их выполнение — возражать не стал. Впрочем, как можно было догадаться, не столько потому, что целиком разделял эту концепцию, сколько в пику Струмилину, отстаивавшему идею плана-директивы.
Гораздо более сложным вышел у меня предварительный разговор о программно-целевом подходе в планировании со своим прямым начальником, Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Председатель ВСНХ, понятное дело, был категорическим противником планов, взятых с потолка. Требования технического и экономического обоснования плановых проектировок с учетом рыночных возможностей были для него само собой разумеющимися. Но точно так же само собой разумеющимся был для него взгляд на перспективный план, как на систему директивных показателей:
— А как же иначе? — спросил он меня. — Государство же должно иметь возможность контролировать исполнение плановых заданий!
— Логика понятная, — отвечаю, — только заведет она нас очень далеко. Если мы планируем выпуск, например, шести миллионов тонн чугуна, то, чтобы быть уверенными в достижении этой цифры, мы ее разверстаем по имеющимся металлургическим заводам, давая им каждому свое плановое задание в качестве обязательной для исполнения директивы.
— И что же здесь плохого? — интересуется мой начальник.
— А то, что директор металлургического завода нам скажет: если вы требует с меня обязательно полмиллиона тонн чугуна в 1927 году, то тогда гарантируйте мне в необходимом объеме поставки кокса, руды, шихты, огнеупорного кирпича — и что там еще нужно в доменном производстве? Придется нам разверстывать планы и по всем этим видам топлива, сырья и материалов, и так постепенно, шаг за шагом, дойдем до директивного планирования из ВСНХ СССР последнего гвоздя.
— Ну, к такому скатываться не обязательно! — возражает Феликс Эдмундович. — Достаточно планировать из центра выпуск лишь основных видов продукции.
— А где вы проведете грань между основными и неосновными? — парирую его возражение. — Впрочем, я как раз и предлагаю метод планирования, позволяющий провести такую грань. Но директивные планы грозят не только этой проблемой. Директору металлургического завода нужно не только, чтобы тот же кокс был произведен в нужном количестве, но и чтобы он в этом самом количестве и вовремя попал к нему. Значит, опять начнем распределять произведенную продукцию по нарядам из центра, как в приснопамятные времена 'военного коммунизма'! Но и это еще не все, — продолжаю бить в одну точку. — Директор вам начнет жаловаться, что при нынешних ценах на кокс он пойдет по миру, и из-за затрат на расширение производства завод у него станет убыточным. И придется нам из центра регулировать цены на кокс, да и на все другое-прочее так же примемся их кроить и перекраивать. Да ведь уже сейчас ВСНХ через синдикаты частенько проталкивает экономически необоснованные цены, под предлогом необходимости поддержать таким способом то или иное важное производство. Так что весь хозрасчет пойдет к черту, и реально будет зависеть от того, кто себе какие цены выбьет.
Мой эмоциональный монолог заставляет Дзержинского задуматься. Но он не ввязывается со мной в дальнейший спор, а задает привычный для него вопрос:
— Так, ваши аргументы я понял. И что же вы предлагаете?
— Я предлагаю не подменять директивами имеющийся рыночный механизм, а воздействовать на него плановыми рычагами, — и принимаюсь объяснять: — В моем понимании перспективный план — это система из нескольких государственных программ, каждая из которых направлена на достижение некой цели, которая признана нами приоритетной в данном плановом периоде. В рамках этих программ ассигнуются определенные бюджетные средства на государственные закупки некоторых видов продукции. Предприятия участвуют в конкурсе за получение соответствующих государственных заказов. Только в рамках этих заказов достижение определенных показателей выпуска носит директивный характер...
— Но вы же сами только что мне пытались доказать, что директивы по одним показателям чуть ли не автоматически повлекут за собой такие же директивы по смежным производствам! — прерывает меня председатель ВСНХ СССР.
— Вот! Здесь и возникает отличие программного подхода от решения, что называется, 'в лоб': план есть директива, и точка. Нет, директивными мы сделаем только задания, определяемые контрактами по госзакупкам. Как смежные производства будут обеспечивать работу основного подрядчика по контракту — это уже не вопрос плановых директив. Это вопрос экономической регулировки рыночными рычагами: субсидиями, льготами, технической помощью, таможенными преференциями и множеством других экономических инструментов, которые есть у нас в руках. Таким образом, — подытоживаю, — ВСНХ будет управлять не трестами или предприятиями, а выполнением программ. Лица или подразделения, ответственные за реализацию той или иной программы, должны будут научиться так работать экономическими рычагами и стимулами, чтобы побуждать предприятия к достижению программных целей...
