ˮБудем скромными в желаниях,ˮ — пообещал Колин. — ˮСкромность, как известно, украшает человека. Скромного.ˮ
Потоптался, определяя менее певучие плахи. Присел на столешницу. Ни чего не упустил? Ногой опробовал табурет. Шаток. Не выдержит и одного серьезного удара. Подцепил носком сапога и грохнул на пол второй. Такой же. Лавку не тронул. Совсем уж плохонькая. Дунь, рассыплется. Повалялся на полатях. Назвать конструкцию кроватью, значит необоснованно выдать преференции скрипучим занозистым и сучковатым доскам.
ˮВыходит и матрац за свой счет,ˮ — ворчал Колин. Не с досады, для порядка. Выразить свое отношение к столичному гостеприимству.
Впрочем, чего ожидать? Приучать выпрашивать подачки со скупой хозяйской длани надобно с первых дней. Быстрее привыкнут.
Заложив руки за голову, уставился в потолок. В отличие от стен не столь девственно белый. Его побелка не затронула. Пятна копоти, кляксы вина, паутина и шелк пыли. Подивился, нигде нет ни свечки, ни фонаря.
ˮНадеюсь счет за проживание не предъявят? Я бы предъявил,ˮ — надоумил Колин гранду, будто она могла его услышать.
За окном темно и тихо. Сон не сон, дрема не дрема. Маятно. Вялые раздумья похожи на озерный прибой и лишены яростной напористости, побуждений действовать. Рано еще действовать. Шею бы не свернуть, действуя.
Непрошено, в который раз, вспоминался тринитарий. Старый дурак говорил много пустого, лишнего и даже пугал.
— ...Напрасно тешиться что тебя замаялись ждать в Карлайре. У кого нет денег и громкой фамилии неугоден везде, а не только в столице. И при любом дворе, включая Серебряный. В лучшем случае в упор не заметят, а то постараются отжать в тень, бедовать с мышами на паях. Сопи и не высовывайся. Прижиться тяжело. Еще тяжелее пробиться и удержаться. Выбор невелик. Или служение...
Здесь Эйгер щелкал языком, как приманивают игривых ратонеро и заливисто свистел, будто подзывал блукавую борзую.
—...или рыцарем панти. Снимать чужие или заголяться самому. Греха в то нет, а пользы? Первыми таких подбирают богатые и знатные старухи. Днем выгуливают в общество, кормят сытно, одевают богато, а грянет ночь? Тискать обвислые груди. Шевелить подкрашенную шалфеем или отваром липы, облезлую лобковую кудельку. Пользовать выпавшую менжу. Чего ржешь, недоумок? Я через это проходил...
Все что Колин тогда позволил, криво усмехнуться, но его реакция привела Эйгера в бешенство. Крайне редкое состояние для церковника старой закалки.
—...Не старухи так древние хрычи, коим потребуется твоя молоденькая задница... И не сверли меня своими зенками!...
Тринитарию потребовалась минута и полкувшина вина отогнать воспоминания и восстановить душевное равновесие.
— ...По совести мне их трудно осуждать...., — примирился он с собственным прошлым. — Во всяком деле свои малоприятные нюансы. Но поступиться придется многим.... Очень многим....
Иногда монах впадал в философствования и умствования, такие же пустые как и большинство его речений. Вдосталь налетавшись в облаках собственной мудрости, спускался к греховному бытию.
— ...Серебряный Двор неплохой шанс! Так почему не приложить чуточку больше стараний? Тебе предстоит мало спать, жить на сухарях и воде, и успевать крутиться. Жизнь благоволит шустрым. И в любом случае пристанище у эсм Сатеник, предпочтительней того места, откуда я тебя вытащил..., — и, в подобном духе, без остановки, час или два.
Случалось услышать от тринитария и разумное.
— ...Хочешь влиять на кого-то? Узнай о его деньгах. Узнаешь о деньгах, узнаешь о человеке достаточно. Узнаешь достаточно, примешь верные решения. Верные решения приводят к успеху. Успех гарант обретения и куска, и крова, и продвижения снизу вверх. Пойми простую... простейшую истину. Род людской делится на тех, кто стоит на коленях испрашивая жалких крох, согбенных — ждущих подачек и властвующих — крохи и подачки раздающих. При эсм Сатеник не так безнадежно тесно, как на Подворье или в Краке. К тому же, путь к намеченной цели из Серебряного Дворца покажется ближе. Конечно, можно начать и из канавы, но мое мнение, с такого дна путного не добиться. Во всяком случае так быстро как того требуется. Для чего это говорю? Чтобы ты ясно осознавал серьезность поставленной задачи.
Тринитарий мог не утруждаться во вдохновенной чуши. Колин приложит максимальные усилия и сделает все от него зависящее. Но не ради полоумного монаха, просидевшего без малого двадцать лет в кутузке. Ради себя. Что поделать, пересечение интересов. Камень в металлической оправе, первая точка их пересечения.
Для достижения цели, успешного достижения, нужно не много. Первое, но не главное, деньги. Кажущаяся проблема. Он не на диком острове оказался. Вокруг те, у кого монеты имеются. Меньше, больше и избыточно. Потому наличность надуманная сложность. Второе — люди.... Добрейшие создания. Со слов того же тринитария, апофеоз скрещивания крокодилов и свиней.
Сам собой всплыл образ беззубой Сары аф Галль.... Ободрить. Рассматривай дефект не как уродство, а как некое приятное удобство.... С таким подходом во всем отыщутся скрытые достоинства.... Только надо их разглядеть.
Люди это, прежде всего нужные и полезные связи. Не всегда одно и то же, но и не взаимоисключения. Завести нужные и полезные, придется попыхтеть. Многие не мыслят начинаний без товарищей, друзей, соратников. Убедить, открыть глаза, увлечь, занять денег — тех самых, которых пока нет. Уступить место в лодке. Отдать любимую женщину... Ничего не жалко тем, кто топчется за тобой, на кого возложена миссия прикрыть спину. Прикроют? Лучше не пробовать, а набрать обычную шайку. Отпадет надобность в разъяснениях целей и вранье при дележке достигнутых результатов. Честная оплата, против честной работы. Но прежде чем дойдет до исполнения той самой честной работы, следует вспомнить — со своим уставом в чужой монастырь не суются. Рискованно и опасно. Еще опасней не знать устав монастыря куда суешься. Поэтому перво-наперво необходимо с оным уставом ознакомится, а по возможности и с теми, кто устав блюдет, стережет и вносит в него поправки, без зазрения совести и без оглядки на ближних. Без таких знаний можно не морочиться, а спокойно пялиться в потолок или считать овечек в ожидании прекрасных сновидений.
Размышления над обустройством собственной жизни не мешали Колину слушать. И пусть осенняя ночь небогата на звуки, но и они способны принести пользу. Дворцовая стража проходила под окнами с интервалом в полчаса. Иногда запаздывала. Не на много. Зачем ему такое знания? С чего-то начинать надо...
ˮВот и начнем....ˮ — мотивировал Колин покончить с бездеятельным лежанием на твердых досках.
Облегченно скрипнуло ложе, провожая хозяина. Состругав толстую щепку с лавки, унгриец заклинил засов двери. Вернулся к окну. Кому окно, кому врата в большой чудесный мир непознанного.
ˮНаичудеснийший, просто.ˮ
Утверждают (врут, наверное?), ночь — время поэтов, влюбленных и котов. Но лишь последние изъявляют желания лазить на крышу и по крышам.
ˮНу и еще некоторые,ˮ — выбрался Колин по подоконнику наружу.
Падающий свет с верхних этажей, редко пятнал дорожку мелкого гравия, дотягивался до лап елей, обволакивал гроздья рябин. Тем не менее, достаточно темно, заметить с улицы его предосудительные действия.
ˮРомантика,ˮ — опробовал Колин опору.
Стена в богатой лепнине и архитектурных украшательствах. Барельефы, картуши, виньетки, арабески, прекрасное подспорье продвижению вниз, вверх и куда вздумается. Добраться к соседям? Пожалуйста. Заглянуть на этаж выше? Нет проблем. К печным трубам захотелось? Вперед! Покататься верхом на флюгере? Для того и ночь ни в чем себе не отказывать.
В лазанье, как и в природе, самый короткий путь отнюдь не по прямой. Колин перемешался по ломанной диагонали. Уверенные навыки и склонность к ноктолопии, позволяли успешно ориентироваться и действовать в темноте. Оценивать и выбирать надежно цепляться, подтянуться, ступать, подвисать и перехватываться. Получалось легко.
Из-под руки неожиданно вспорхнул потревоженный голубь. Колин подождал, нет ли еще птиц. Не хватало всполошить стаю и привлечь к себе внимание. Заодно послушал. Трое мужчин ужинали.
—... Вошел в силу Кинриг. Вошел. Неизвестно кто кого переломит. Он короля или король его.
— Кабы не оконфузились на Всполье, сидеть бы солерам и не рыпаться. И Кинригу твоему первому.
— Оконфузились.... Ты уж не стесняйся, не с городским советом объясняешься. Вломили любо-дорого. Шли к тоджам землицей разжиться, а положили десять тысяч не самого плохого народа. И не разжились, а еще и своего приплатили. Ответить бы да некем.
— И не на что.
— Сказывают, Кинриг с Гусмаром сулились королю предоставить весной пятнадцать баталий наемников.
— Пятнадцать!!!! Нихера у них деньжищ! Откуда берут? С аллода столько не наколотишь. С фьефа не выжмешь. С монетного двора разве что...
— Ну, я в их доходные книги не заглядывал, откуда у них деньги не ведаю, но обещались.
— Обещали, сделают. Только Моффет сильно сдал в последнее время.
— Война она кому хочешь, крови попортит....
Заинтересовал Колина и разговор на повышенных тонах, между сердитым и разобиженным. Несдержанность порой выворачивает наружу вещи примечательные. В некоторых случаях подобных признаний и пыткой не добиться.
—... А я говорю, он жульничал.
— Доказательства есть? Нет. Тогда чего ты хочешь?
— Чего? Справедливости.
— В следующий раз пригласи играть Аларда Холгера, а не садись за стол со всяким отребьем.
Колин взял имя в память. Доведется, узнает подробности.
— По-твоему Лука Олдмас отребье?
— Но ты же обвиняешь его в нечестной игре.
— Обвиняю.
— Докажешь?
— Нет.
— А свидетели?
— Маркус Ньялли и Гир Шеер.
— Боже мой! Ты наивный дурак! Они всегда играют на одну руку. К тому же виласы*. Ви-ла-сы! Как ты вообще очутился в Королевском Столике?
— Меня провел барон Ригри.
— Еще один честный!
— Обещали интересную игру и достойных партнеров.
— Ты сполна получил и то и другое, и в придачу, сумасшедший проигрыш, о котором уже известно всей столице. Чем рассчитаешься?
— Валборы всегда отдавали свои долги!
— Но мною уважаемый Керс аф Валбор никогда не задолжал такой суммы! Тысячу штиверов! Ты-ся-чу! — опять сбился на слоги и восклицания сердитый.
— Что мне делать? — простонал неудачник.
— Раньше надо было думать.
— Горст!?
— Что-что. Обратись к ростовщикам. Ну, не знаю.... К Ренфрю.
— Койту Ренфрю?
— Чего захотел! К Виону Ренфрю. Старший не станет с тобой связываться из-за таких мелочей.
Следующую занимательную беседу, Колин слушал, сидя на балконе, общипывая лепестки увядших роз, выставленных на холод. Приближенная гранды, он признал в ней камер-юнгфер, с удовольствием плескалась в большом ушате. Сквозняк выносил на улицу амбре душистого мыла. Смесь розмарина и жасмина. Отвратный запах. Колин сам порой удивлялся нелюбви цветочных композиций. Предполагал из-за их намеренной обманчивости. Ждешь прекрасных бутонов, а подсовывают невзрачную кашицу в плошке.
Кроме Лисэль аф Кирх в комнате находились по крайней мере еще двое. Колин пересчитал их ломкие бегучие тени на занавесях. Возможно был еще кто-то, ему не видимый и не слышимый, но унгриец в этом справедливо сомневался. Женщины собираются не молчать за компанию, а тесно и содержательно общаться. Если и оставался кто-то вне его виденья, любопытствовать не стал. Лишнее.
— В последнее время у нее совершенно испортился характер, — у незнакомки милый мягкий голос, какой бывает у тех, кто со всеми в мире и не союзник никому. И вашим и нашим. Или правильней ни вашим ни нашим.
— А чему удивляться? Сати нужен тот, кто принесет корону, а не жеребчик бле* и не твердолобый барончик из Анхальта, которых ей попеременно пророчат, — растолковала камер-юнгфер товарке.
— С жеребчиком ты загнула, а в основном права.
Унгрийцу веселость женщин от части понятна. В кого втыкать иглы как не в потомков Адама?
— Жаль с Ратгардом не сладилось.
— Было бы о чем жалеть? Поговаривают Длинноухому будет затруднительно погашать супружеский долг, — избегала Лисэль прямых обвинений и оговоров. Меньше места для фантазий.
— Не платежеспособен? Уже? — довольно мурлычет незнакомка.
Постараться, можно представить искорки пробегающие волнами по чудесной шерстке. Колин представил. Самому сделалось смешно.
— Слишком со многими расплачиваться.
— Мог бы и уступить. По дружбе.
— Кредиторы не согласятся. Я бы не согласилась, — за себя камер-юнгфер всегда отвечает твердо. Неплохо, хоть в чем-то не терзаться сомнениями.
ˮПо злободневней тем нет?ˮ — поскучнел Колин.
Как оказалось, нет. Или поднятая полностью не исчерпана.
— А хромоножка из Хорнхорда?
— Хромота не главный его недостаток, — через плеск воды доносится похохатывание довольной Лисэль.
Сквозняк неожиданно дернул занавесь и унгриец, прикрывшись, тихонько зафыкал, прочистить нос от навязчивых цветочных благоуханий.
— Но ведь есть и достоинства?
— О достоинствах лучше и не упоминать. То что уместится в ладошку...
Двое веселятся от души. До колик в боках.
— А корона?
— Она не тяжелей достоинств.
ˮНе повезло,ˮ — собрался Колин двинуться дальше. Сплетни он послушает в другой раз, а дышать жасмином — кашель привяжется.
— Лисэль! Алама! Прекратите! — одернула третья праздноязыких.
Столь искрений порыв, новой участницы несколько вразрез общей атмосфере посиделок. Унгриец тут же раздумал покидать удобное местечко. Торопиться ему некуда.
— А что такого? Семейное счастья нашей Сати, волнует многих.... Скажешь Гусмар от нечего делать обивает её пороги?... Далеко не лучший вариант. Вряд ли в Анхальте ей достанется кто-то приличней! — заговорили наперебой с рассерженной компаньонкой.
— Я не собираю сплетен, — последовало неожиданно жесткое предупреждение.
Ответ столь же неожиданно насмешлив.
— Конечно-конечно! Ты же у нас фрей!
— Вот именно!
— Не поделишься? — камер-юнгфер мастерица держать многозначительные паузы. — Не сплетней.
ˮИсповедница гранды!ˮ — вплыл у Колина образ девушки с четками в руках. И судя по последней фразе от нее ждут откровений и доверительности. И не просто ждут, провоцируют.
— Лисэль, думай немного, о чем просишь.
— Всего лишь мааааленькая тайна..., — обозначила камер-юнгфер рамки своей просьбы. — Поверь мне, большую не доверят никому. Включая исповедницу.
ˮО чем она?ˮ — призадумался унгриец. В словах Лисэль присутствовала некая отсылка, скрытая сноска. Касающаяся прежде всего девушки в строгой столле с галереи Зала Арок, а не фрей, блюстительнице чужих откровений.
— Упомянутая тобой маленькая тайна, — отчитывали просительницу со всей строгостью, — предназначена не мне. Следовательно не мне ею и распоряжаться.
