— Тебе бы пошел ошейник с колокольчиком. Бриллиантовый.
— Леоверенские в неволе не размножаются, — отрезала я. Теперь горели и щеки.
До скорой встречи, кудряшка.
Я развернулась и вышла, даже не попрощавшись с братом. Ну и черт с ними со все-ми!
Устала я так, словно на мне всю ночь черти ездили.
Пока мы оставались в пределах видимости Мечислава, Вадим еще соблюдал какие-то правила игры. Но, стоило нам выйти из клуба, как он крепко обнял меня за плечи и развернул к себе.
— Устала, Юленок?
— Чертовски, — призналась я, утыкаясь лицом ему в плечо. — Вадик, как хорошо, что хотя бы с тобой не надо играть в эти кретинские игры!
Вадим махнул рукой, останавливая какую-то машину.
— Хочешь, я побуду с тобой, хотя бы до рассвета?
— И навлечь на себя недовольство Людмилы? Я не рискну!
Вадим фыркнул, но даже в этом коротком звуке явственно прозвучало облегчение. Если я могу шутить, пусть даже и неловко, нелепо, значит, со мной все будет в порядке.
— А на чашечку кофе пригласишь?
— А ты пьешь... кофе?
Я сделала паузу, специально для вампира, но Вадим махнул рукой.
— Можешь напоить меня чаем или даже кока-колой. Пригласишь?
— А куда я на фиг денусь с подводной лодки?
— Юлька, ты прелесть!
Машина тихонько урчала мотором, унося нас в ночную темноту.
* * *
Вампир был доволен.
Его игра началась. И началась так, как он хотел.
Фигуры расставлены на ключевые места.
Первый ход сделан.
И игроки и пешки ведут себя вполне предсказуемо. А именно — так, как он про-считал. Его люди в городе отчитываются обо всем происходящем. Хорошо отчитывают-ся, подробно. Даже подробнейше. Большинство шпионов помогают ему добровольно. Человек — смешное существо. И то, что из него получается вампир или оборотень — ниче-го не меняет. Внутри все остается то же самое. Те же страстишки. Те же недостатки. И за них так легко дергать, как за ниточки.
Иногда подчиненные напоминали вампиру итальянских марионеток на ниточках. Потянешь за одну — дернется рука. За вторую — нога. А дергать можно за все, что угод-но.
Ревность. Зависть. Месть. Неудовлетворенность. Только пляши пальцами по ни-точкам. Посочувствуй глупцу, пообещай ревнивцу предмет его вожделения в полную власть, дай мстителю возможность поквитаться с врагом — и они будут целовать тебе но-ги. Научись играть на людях как когда-то на старинном клавесине. Хотя какой он ста-ринный — рядом с вампиром, присутствовавшем при его изобретении?
Впрочем, это неважно. Важно то, что ему служат — и служат хорошо. Он не ску-пится ни на авансы, ни на обещания. Хотя выполнять все это...
Неважно. Шпионить — опасно. Даниэль осознал это на своей шкурке. Хотя так до сих пор и неясно — что он умудрился с собой сделать? Никогда же не был силен в магии, а тут вдруг...
И с любым разоблаченным шпионом будет то же самое. Обязательно будет. Да и после победы... никто не бессмертен. И даже вампира можно угробить, если постарать-ся.
А пока пусть стараются его шпионы. Пусть очень стараются. А он будет выслуши-вать их доклады — и координировать ситуацию.
Хотя пока и без его вмешательства происходит именно то, что ему нужно. Перего-воры. Замечательная вещь, правда? Особенно когда принимающая сторона обязана га-рантировать полную безопасность всем участникам. Или... могут быть самые разные по-следствия.
Вампир тонко улыбнулся.
Хороший шпион — это наполовину выигранная война. Вторую половину вампир надеялся выиграть за счет своей хитрости и жестокости. Слишком уж Мечислав был... демократичен. Это его и подведет. Хорошему правителю ни к чему любовь подданных. Достаточно, чтобы его боялись. Очень боялись. Тогда и повиноваться будут, как поло-жено.
Правителю повинуются, когда он силен и жесток. С жестокостью у вампира ни-каких накладок не возникало. А вот сила... Если все пойдет по его плану, у него будет мощный источник силы.
Да, этот источник пока не слишком управляем, но тем интереснее будет подчи-нять этого человека своей воле. Существует множество методов. Уговоры, шантаж, принуждение, страх — все это вампир намеревался пустить в ход. И даже получить от этого немалое удовольствие.
И выгоду. С мощным источником силы он может попробовать даже войти в Со-вет.
Что может быть слаще власти?
Любовь?
Какая глупость!
Вампир даже передернул плечами, хотя уже очень давно приучил себя оставаться всегда холодным и спокойным. Что бы вокруг ни происходило.
Из-за какой-то гормональной реакции — лезть в самое пекло, подставлять себя под удар, совершать поступки, полностью противоречащие здравому смыслу... фи!
И только подумать, что когда-то и он был таким глупцом.
Смешно.
Что ж, жизнь вылечила его от этой нелепости. Теперь он может сосредоточиться на главном.
Мало кто знает, какое это изысканное наслаждение — играть людьми, как пешками на доске. И мало кто на это способен. И даже среди тех, кто способен, порой процвета-ют странные заблуждения. Какая-то совесть. Или — того хуже — справедливость! Ну вот что это такое скажите на милость! Или хотя бы покажите!
Где, где в жизни есть место этой справедливости!? Ткните пальцем!
Если бы все было справедливо, он сейчас был бы главой Совета. Он — самый ум-ный, хитрый и жестокий. И по справедливости — должен быть самым сильным. Но это — не так.
Пока...
А еще есть такая глупость, как 'воздаяние за грехи'! Глупее этих слов вампир отродясь не слышал. Что — неужели у нас кому-то за них воздается!? Да никому!
Только тем, кто слишком глуп чтобы вывернуться!
Ха!
Ему-то это не грозит.
Что бы ни произошло — он останется вне подозрений, как... ха-ха жена того смеш-ного мальчишки, Цезаря. Что самое смешное — жена именно того мальчишки украсила его ветвистыми рогами. И плевать хотела на его заслуги перед Римом. Он тоже был не лыком шит и изменял ей направо и налево. Они друг друга стоили, но Помпея оказалась в проигрыше.*
И где здесь справедливость?
Смешно.
Хотя... если она есть на свете — через несколько недель он станет одним из самых сильных вампиров.
И это будет просто замечательно.
Вампир улыбался холодной и жестокой улыбкой. Власть. Что может быть привле-кательнее власти?
Ничего.
И очень скоро она будет в его руках.
* Имеется в виду Гай Юлий Цезарь (Gaius Iulius Caesar) (100-44 до н.э.), римский государственный деятель и полководец. В начале 61 до н.э., покидая Рим и от-правляясь на год управлять Дальней Испанией, Цезарь развелся с Помпеей из-за подозре-ния, что она была замешана в святотатстве. По этому поводу Цезарь, как сообщают, зая-вил: 'Жена Цезаря должна быть вне подозрений'. Прим. авт.
Глава 3.
Гадости бывают разные. Черные, белые и красные...
Оказавшись у меня дома, Вадим повел себя довольно странно. Он плюхнулся в кресло и уставился на меня. Сидел, смотрел и молчал. Как прокурор.
— На мне что — узоры выросли? — огрызнулась я на третьей минуте.
— Это я и пытаюсь выяснить, — честно признался Вадик.
Я подчеркнуто тщательно осмотрела себя, перегнулась, чтобы поглядеть через плечо, и покачала головой.
— Ни узоров, ни цветов, ни рогов. Жду объяснений.
— Присаживайся, — вампир кивнул на второе кресло напротив.
Я решительно уселась на вертящийся стул перед компьютером и сцепила пальцы на за-тылке. Самая моя любимая поза, когда приходится говорить о чем-то серьезном.
— Ну и?
— Юля, о чем вы разговаривали с шефом?
Как Вадим не старался показаться спокойным, в его голосе звучала какая-то странная нотка. Как здоровенная хрустальная ваза с трещиной. Вроде бы все так и то, ничего не заметно, а звук не тот. Не тот — и все тут.
— Да ни о чем, — протянула я. — Заключили временное перемирие. Пока эта комиссия не уедет, будем изображать горячую любовь.
Из Вадима, словно стерженек выдернули. Он расслабился и откинулся назад.
— Слава Богу!
Я захлопала ресницами. Это до чего же надо вампира довести, чтобы он о Боге загово-рил!? И что тут вообще происходит? А вот мы это сейчас и выясним! И фиг этот клыка-стик уйдет отсюда, пока я не получу всю политинформацию!
— Колись, Вадик!
Вампир не стал строить из себя Зою Космодемьянскую.
— Юля, я понимаю, что тебе сложно согласиться, но Мечислав — он, в сущности, непло-хой хозяин. Он умный, он не жесток, он не стремится причинять другим боль ради своего удовольствия...
— Может быть, хватит рекламы!? — зло перебила я. Вампир поднял руку.
— Юля, позволь мне закончить. Мечислав — мой хозяин уже много десятилетий. Я при-вык к нему и не хочу никого другого. Сейчас я говорю с тобой откровенно, и, признаюсь тебе, за этот разговор мне шеф может голову оторвать. Я очень надеюсь на то, что он ни-когда не узнает о нашей беседе.
— То-то ты меня все время Юлей называешь, — покривилась я. — Стараешься подчеркнуть, что сейчас говоришь со мной как лицо независимое?
— Вряд ли меня можно так назвать, — покривился вампир. — Но речь сейчас не об этом.
— И об этом тоже, — вздохнула я. — Не затягивай, Вадик. И называй меня так, как приказал твой хозяин. Ты ведь привык?
— Привык. Юля, ты действительно хочешь помочь шефу остаться в живых и сохранить пост Князя Города?
Я на миг задумалась. Потом тряхнула головой.
— Да мне как-то все равно. Раньше мне вообще хотелось его убить, а сейчас, когда я его увидела,... нет. Сейчас мне не хочется причинять ему зла. Хочется, чтобы он оставил ме-ня в покое.
— Это тебе придется решать с ним. Но зла ты ему не желаешь?
— Не желаю.
Я прислушалась к себе — и поняла, что говорю искренне. Действительно, Мечислав по-ступил со мной и с Даниэлем, как порядочная сволочь, но сейчас я уже не была на него так отчаянно зла. Время действительно лечило раны. Я и не замечала, но в первую оче-редь дни и ночи выгоняли из моей души то, чему там места не было. Ненависти — в пер-вую очередь. Я никогда не умела ненавидеть. Особенно если ненависть была незаслужен-ной. Я отлично знала, что если бы нам дали время, Мечислав вывернулся бы из кожи, снял последнюю рубашку и прошелся босиком по огню, только чтобы его друг остался жить.
Времени нам не дали. И виновных я отлично знала. Катька, которой черт не велел за-ткнуться и утопиться в унитазе. Рамирес, который мог отложить решение вопроса на од-ну ночь до становления Мечислава в роли Князя Города. И Елизавета, которую я... нет, не ненавидела! Это была не злость и не ярость. Это было холодное и спокойное решение убить. Медленно и мучительно. За каждую минуту страданий Даниэля. За каждую секун-ду. За каждый его крик боли. Только тогда я смогу отпустить призрак любимого человека на свободу. Только тогда.
— Я рад, что ты смогла переломить себя.
Я пожала плечами.
— Даниэль не хотел бы, чтобы я замкнулась в своей ненависти. Он не такой меня видел. Хотя и от мести я не откажусь. Но пакостить за спиной у Мечислава не стану. Можешь ему это передать.
Столетия тренировки позволили Вадиму сохранить спокойное выражение лица. И голос оставался спокойным и ничего не выражающим. Но его ярость я ощущала по всей коже. Как пару сотен муравьев за шиворотом.
— Ты считаешь, что Мечислав попросил меня поговорить с тобой?
— Нет, — я покачала головой. Я действительно так не думала. Разговор был затеян по соб-ственной инициативе Вадима. Но когда он вернется обратно, Мечислав обязательно вы-тянет из него все подробности. В уме этому зеленоглазому не откажешь. Может, потому что он не блондин? Ох, опять меня не туда занесло. Я встряхнулась и решительно доба-вила. — Но когда он спросит о нашем разговоре, скажи, что я не причиню ему вреда. ЕМУ я мстить не стану.
Ярость Вадима стихала, уступая место раздумьям.
— А кому станешь?
— А это ни его ни тебя не касается. Любовь была моя, боль и так моя, значит, и месть бу-дет принадлежать мне.
Вадим знал меня достаточно хорошо, чтобы понять — я слов на ветер не бросаю.
— Юля, только будь осторожнее, ладно?
— Ладно. Так что ты хотел сказать?
— Юля, — бедный вампир чуть ли не заикался, произнося мое имя. Хорошо их Мечислав выдрессировал. — А к нам ты хорошо относишься? Ко мне, Борису, Валентину, Наде?
Я пожала плечами.
— Вы — мои друзья. Как я могу относиться к вам плохо?
— Тогда, ради Бога, не спорь сейчас с Мечиславом! Неужели тебе так трудно хотя бы сейчас выполнять его просьбы? Ты и так его напугала, ничего страшного он тебе не прикажет...
В голосе вампира звучала такая тоска, что меня аж передернуло.
— Юля, это очень важно! Сейчас шеф должен быть в силе, чтобы встретить все атаки. Ослабевших зверей рвет их же стая. Мечислав должен будет ну, не драться, но пройти босиком по клубку королевских кобр. Если ты его не поддержишь, он не сможет спра-виться. И пострадаем все мы. Любой другой Князь Города прежде всего расправится со мной и Борисом, как особо приближенными, потом возьмется за Валентина, потому что Валька — слабый вольп, что бы ты там ни говорила. А твоя подруга падет жертвой этой истории, потому что полезет в самый бурлящий котел. И сварится. Хотя тебя это вряд ли коснется. Ты — ценное имущество, которое будет беречь и лелеять любой хозяин.
— Засохни! — Меня била крупная дрожь.
— Я могу заткнуться. А можешь ли ты заставить себя не думать?
Вадим попал по самому больному месту. Ну почему я не могу быть упрямой дурой?! Я всегда начинаю думать и просчитывать варианты. И я не хочу, чтобы страдали мои близ-кие. Это героям мексиканского 'мыла' простительно наворотить дел, а потом биться лбом об пол, уродуя паркет, и каяться так, чтобы с соседних крыш голуби падали. От зву-кового удара. Не мог я, не хотел, не думал!!! Увы! А что им? Героев сценарист вытащит! А это — моя единственная и неповторимая жизнь. И спасать меня будет некому. Если что. Если кто. Если все пойдет под откос.
Я ведь не только сама утону, я еще маму и деда за собой потяну. И друзей. И это — хуже всего.
— Иди, Вадик, — тихо сказала я.
— Юля, ты уверена?
— До свидания.
Вадим пристально посмотрел на меня, но решил не препираться. И правильно. Я сейчас была не в настроении. Могла и за дверь выкинуть.
Он ушел. А я легла, завернулась в одеяло — и сама не заметила, как уснула.
* * *
— ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!
Дикий крик прорезал помещение. Я подскочила на кровати, озираясь по сторонам бе-зумными глазами. Ночник освещал комнату, раскрашивая стены в мягкие болотно-зеленые тона. Как хорошо, что он есть. Я бы с ума сошла, проснись я в полной темно-те.
Мне опять снился кошмар. Опять то же самое. Я смотрела со стороны на казнь Даниэля.
Мне никто не рассказывал. Никто и ничего. Но снилось всегда одинаково. А потом, спросив кое-что у Вадима, я увидела возмущение в голубых глазах: 'Кто посмел расска-зать!?'. И поняла, что это не просто сны. Но разве от этого легче? Сознание выхватывает куски из ткани реальности, превращая мои сны в монстров. А монстрам все равно чью душу рвать на части. И мне больно, так больно... А снится почти всегда одно и то же.
