Но Альбус Дамблдор боялся вообще заикаться, не то что объявлять, Невилла Лонгботтома ребенком Пророчества, якобы укрытым в подполье, пока запасной вариант — полукровный Гарри Поттер — расчищал ему путь к победе. Боялся он, прежде всего леди Августу Лонгботтом, уж очень вспыльчивой гриффиндоркой была она еще во время обучения в Хогвартсе. Отшивала она своих обожателей путем угрозой отрыванием не меньше чем всего того, что торчало из тушек храбрецов.

Не меньше.

Старый колдун с дрожью вспоминал о прошлом, скрашенном молоденькой Августой, пока она, закономерно, не бросила глаз на него, своего профессора по Трансфигурации, Альбуса Дамблдора.

После некоторых случайно подстроенных ей же встреч ночью в коридорах школы, он стал бояться ей до дрожи в поджилках, а она заимела на него зуб. Месть — вещь холодная, морозная, пахнущая трупами.

Поэтому Альбус Дамблдор притаился и стал ждать звездного момента.

Хоть именно ждать он не знал, как это делается.

Весь его старательно обдуманный План рухнул и утек под лёд Черного озера, а за преподавательским столом выстроился ряд старых, но духом и магической силой не постаревших дам, которые следили за каждым его шагом. Без своего ручного героя в наличности терялся смысль его жизни. Не сидел за столом Гриффиндора его маленький герой на убой, ни белобрысый отпрыск Люциуса, который должен был стать школьным врагом МКВ.

Ученики мелькали перед подслеповатым взором директора и были для него на одно лицо. Только рыжие дети выводка Артура и Молли, иногда, привлекали внимание к себе, прежде всего своим развязным, шумным поведением и особо злостными шутками-приколами близнецов.

Надо было втянуть маленького Невилла в погоню за "Философским" камнем и старательно обыграть ситуацию так, чтобы он смог бы победить одержимого паразитом Волдеморта Квирелла, чтобы указать пальцем на мальчика и смело утверждать: "Вот кто был настоящий Герой волшебного мира, господа!", да не решился на такое Дамблдор. Невилл Лонгботтом не был одиноким сиротой без магической родни.

Принятие одержимого Квиринуса обратно в Хогвартс, когда здесь появилась тройня колдуний из старой гвардии, было дело, которое могло бы сорваться с самого начала, но, почему-то, фиолетовый тюрбан на голове молодого волшебника ничего, кроме тоненьких ухмылок старых дам не вызвал. Или Альбус ошибался в чем-то? Но они молчали, молчал и он. Однако, в Большом зале ощущалось дикое потрескивание магии в ожидании первого шага на шахматной доске. Напряжение нарастало, но пока стоял жесткий паритет готовности к действию, никто не хотел пасть первой жертвой партии.

В школе ощущалось затишье перед бурей...

С другой стороны, задумка с Философским камнем провалилась изначально, так как Распределяющая шляпа отправила мелкого Лонгботтома не на Гриффиндор, как ожидалось, а на Хаффлпафф. Далеко от личной псарни директора, где уживался весь рыжий выводок Артура и Молли Уизли.

Августа, профессор Лонгботтом, сначала ходила холодной как тот айсберг, из-за которого утонул трансокеанский лайнер Титаник, но студенты барсучьего факультета приняли Невилла как своего и она успокоилась.

С самого первого дня хаффлпаффцы невзлюбили шестого, такого же рыжего, мальчика Уизли, Рональда, из Гриффиндора, который, по указанию директора, набивался в друзья к Невиллу. Молодой Рональд оказался тот еще подсвинок за обеденным столом, а и интеллектом мало чем от него отличался. Увидев перед собой полные подносы с едой, он терял дар речи и набрасывался на пищу словно жил впроголодь.

Зная способности Молли Уизли за плитой, Альбус Дамблдор сомневался, что Рону дома доставались лишь сухие корки хлеба, но, увидев повадки самого младшего сына Артура, шокированный директор школы засомневался не существует ли некое влияние на манеры поведения человека его место жительства. В доме под названием Нора (Borrow) принцев не вырастишь.

И, вот тебе на! Сидит за гриффиндорским столом Рон и двумя руками загребает пищу, нагружая себе в тарелку такое количества, что она рассыпается, испачкав все вокруг — поверхность стола, одежду, соседей рыжика. Ел Рон как гиена, заглатывая целые куски мяса, не разжевывая их и не переставая говорить, говорить и говорить ... Был еще Рон шумным, невоспитанным, навязчивым и т.д. и.т.п. Это всё, что о нём можно было подумать.

Барсуки, с их тихой аккуратностью, не позволили шестому Уизли даже приблизиться к ним, а почуяв его рвение любым способом подружиться с Невиллом, стали стеной для того чтобы воспрепятствовать этому.

Задуманная еще в прошлом году череда препятствий к таинственному предмету, спрятанному в укромном местечке с входом на третьем этаже, так и остался таинственно спрятанным для предполагаемого "настоящего Героя", которому только дай копаться в грядках оранжереи и петь дифирамбы о каком-нибудь волшебном растении.

Ударом для директора оказалось и то, что выпущенного Квиреллом тролля кто-то съел, и он к приобщению Невилла с Рональдом Уизли не привел. Дамблдор чесал репу в раздумьях, боясь предположить, что за создание сделало это, откуда оно как таинственно появилось и таким же образом исчезло, как оно могло победить, убить и проглотить огромную тушу горного монстра.

Но факт оставался фактом — на лестнице из подземелий на первый этаж, испачканной сверху донизу кровью тролля, нашлась омерзительно пахнущая тряпка из чей-то кожи, сломанная пополам огромная палка и до неузнаваемости изогнутый артефакт подчинения, сделанный как металлическое кольцо-сережка, при помощи которого подавляли волю монстра.

Вечером барсуки не выходили из своих помещений, кроме как посетить расположенную недалеко кухню замка, просто перебежав через коридор.

Ни Зеркало Еиналеж не увидело кандидата-героя, ни о Николасе Фламеле он не поинтересовался. Услышав от громко рассказывающего неподалеку Рона Уизли, что на третьем этаже есть трехголовый пес-цербер, который сторожит чего-то, настолько ценное, что директор школы рискнул с выбором стража, Невилл не бросился удовлетворять обычное ребячье любопытство, как сделали бы некоторые из гриффиндорской башни, а сказал напрямую своей бабушке.

Августа сразу связалась с ДМП каминной сетью и это спасло директора Дамблдора от серьезных неприятностей, потому что связь с замком никуда не девалась. Он поспешил вернуть в его убежище в Запретном лесу Пушка, щенка цербера, где его растил с зимой прошлого года печально почивший лесник Рубеус Хагрид.

* * *

Делегация кентавров, во главе с предводителем табуна, светловолосым Бейном, нагрянула в замок одновременно с отправленной из Аврората комиссией проверки верности слухов о наличии в школе цербера.

Бейн воинственно махал руками и кричал:

— Люди, ваше пренебрежение к исконным договоренностям приведет к мерзким событиям, разве не видите, как ночью светится красное око Марса?

— Что хочешь этим сказать, уважаемый Бейн? — невинным голосом туповатого старичка спросил его Дамблдор, а настороженные маги из министерства стали прислушиваться к разговору.

На лицах кентавров появилась дикая ярость и они натянули направленные на людей луки со стрелами.

— Не глумись ты, старый колдун, твоя природа не секрет для нас! — закричал темнокожий кентавр из-за туловища Бейна. — Убери из нашего леса свою адову собаку, кольца Сатурна уже видны в линию. Пес скоро возмужает и беды всем достанутся...

* * *

Трехголовую псину авроры нашли в небольшом, сильно засоренном участке в Запретом лесу и утащили ее в министерский заповедник, где условия для его проживания были гораздо лучше, чем под попечительством хогвартских эльфов.

Вина проживания щенка цербера в близости до школы, в которой жили дети, Дамблдор приписал своему умершему летом леснику, Рубеусу Хагриду, широко известный своей нежной любовью к всевозможным жутковатым тварям. Как не хватало Дамблдору его простоватого друга-полувеликана, который слепо верил и верно служил ему, не задумываясь, не спрашивая, не интересуясь — сразу выполнял команды директора с автоматизмом добротного голема.

Проблема с Пушком замялась, а знание о существовании и самого факта близкого проживания трехголовой собаки приписывалась неусидчивости и непомерному любопытству близнецов Уизли, как и большому рту их младшего брата. Упоминание им третьего этажа замка в связи с щенком цербера, отнеслось к чрезмерной тупости последнего сына Артура Уизли. Рональд получил сполна от своих братьев, от родителей и от своей деканши, Минервы МакГонагалл, за болтливость и распространение порочащих школу колдовства слухов, поэтому он притаился и стал ниже воды, тише травы.

* * *

По возвращению из Запретного леса, директор уселся перед камином в своем кабинете и, вертя рассеянно пупырчатую палочку в руках, задумался о всех тех невеселых вещах, которые случились летом и до сих пор продолжались. Например — сумеет ли довести до победного конца план с его же Благом, если данная расстановка тяжеловесных фигур на доске, о которых он и не предполагал, что появятся так внезапно, превращало его Большую игру в смешную пародию? И как, простите, ему играть дальше, если Квиринус Квирелл той же ночью, как только директор удалил Хагридового Пушка с третьего этажа, тут же полез смотреть "философский камень".

Потом, целую неделю он поглядывал с презрением на директора и — как об этом докладывали портреты на стенах замка, строил рожи за его спиной.

Внезапно, снова появились кентавры — слава Мерлину, в Большом зале не посмели войти, а остались на опушке в самом краю Запретного леса, подавая сигналы и ожидая прихода представителя преподавательского состава школы. К ним сразу прибежала профессор Грабли-Планк и принесла в учительскую страшную весть.

Кто-то смог уговорить единорогов, и не одного, добровольно отдать свою бесценную кровь!

Новость подвергла в шок не только пошатнувшегося от внезапной слабости в коленях Дамблдора, но и его заместительницу — Минерву МакГонагалл, у которой с прошлого лета, весь мир повернулся наизнанку.

Она чувствовала себя виноватой, чувствовала себя предательницей и ничем не годной старухой. И все, из-за маленького сынишки ее любимой ученицы — Лили Эванс. Минерва знала свои ошибки — начиная с того момента, когда позволила Альбусу разыграть карту с Пророчеством, давая ему Непреложный обет неразглашения. Она позволила Альбусу прятать в рукаве своей дорогой атласной мантии карту кровной защиты на тот случай, если, когда-нибудь, в ней будет спрос, отдав полуторагодовалого Гарри его маггловской родне — тупые ханжи, вряд ли оценили ход Дамблдора, как полезный для себя.

Минерва не могла простить себе попустительство своего давнишнего друга и наставника — директора Хогвартса, который отправил к герою волшебного мира, самого Гарри Поттера, не ее, заместительницу директора и декана будущего факультета мальчика, а самого распоследнего служителя школы — хранителя ключей и лесника. Она против Рубеуса Хагрида ничего плохого сказать не могла, он был добрый и доверчивый как малое дите, но — Мерлин сохрани! Он даже школу не мог закончить и вляпался в дерьмо — прости меня, Господи! — до самой макушки! Ему даже палочку сломали!

Хотя и пробовал Альбус объяснить свое решение именно тем, что Хагрид, не имея право колдовать, не смог бы засветить место проживания Гарри, был бы вынужден передвигаться магловскими способами, ее не переубедил.

Вот теперь результат — разгребать проблемы должны все они.

— А где Квиринус? — озвучила она свои наблюдения на педсовете. — Вроде бы у него нет поздних занятий с семикурсниками!

Преподавателя по ЗОТИ нигде на территории замка не нашелся. Ни сегодня, ни позже.

* * *

— Люциус, почему не явился на мой зов? Круцио! — красный луч заклинания извергается из кончика светлой палочки, не принадлежавшей Темному Лорду Волдеморту, и летит к элегантному аристократу.

До своей цели заклинание не достигает.

Вдруг, маленькое ушастое создание в грязной наволочке материализуется между хозяином и его нежданным гостем, растопырив пальчики правой руки навстречу красному лучу Круциатуса, где он и попадает. На миллисекунду раньше белый свет окутывает ушастика и резкий выкрик пугает наглого агрессора:

— Ты не посмеешь угрожать моему хозяину! Замри, Волдеморт!

Высокая фигура внезапно вышедшего из камина взрослого мужчины в длинном черном балахоне окаменела и стала напоминать пугало на арбузном поле. Но не этим удивился светловолосый Люциус Малфой, а поведением и рвением его защитить его домашнего эльфа Добби, который никогда раньше отвагу и храбрость не показывал.

— Добби, что ты наделал, это же был мой Лорд!

— У Малфоев нет хозяев, — пропищало лопоухое создание. — Они никому не поклоняются. Моя госпожа Гермиона приказала нам, домовикам, всеми способами, даже собственными телами, защищать членов семьи хозяев! — глаза ушастика лихорадочно горели пламенем преданности и у Люциуса в душе зашевелилось чувство благодарности и уважения к нему.

— Что ты натворил, как смогу я выкарабкаться из этой заварухи, когда Лорд придет в себя?

— Не придет, хозяин, я его и в правду превратил в камень, дотроньтесь до его руки, — домовик схватил старшего Малфоя за мантию и притащил до торчащей вблизи камина фигуру Темного Лорда.

Дрожащими пальцами Люциус потрогал державшую палочку руку статуи Волдеморта -и о! да, Добби был совершенно прав, она была каменной. Все еще теплой, но твердой и абсолютно неживой.

— Это навечно? Как ты сделал это?

— Эльфийская магия, хозяин Люциус, нам госпожа Гермиона позволила пользоваться ею для защиты семьи. Я защищал семью, я мог использовать всю свою силу, это тело никогда снова живым не будет. Но, если хотите и дальше подстраховаться, прикажите мне сделать его деревянным и бросьте в камин, чтобы сгорело.

— А где душа Лорда, Добби? Не говори, что она внутри этой ... фигуры.

— Пока камень не превратится в пыль, пока дерево не сгорит, она внутри и останется, хозяин.

Люциусу ничего не осталось как хлопать беспомощно глазами и внутренне дрожа, задаваться вопросом с какими удивительными созданиями вошли в симбиоз волшебники и как здорово, когда они тебе не враги.

— Тогда, Добби, пусть так и останется. Вот какие вот делаааа ... — думал Люциус, направляясь на поиски своей Нарциссы, урождённой Блэк. Она могла бы и не такое прочитать в своей отцовской библиотеке.

* * *

Тело профессора по ЗОТИ, Квиринуса Квирелла, нигде в замке не было найдено, но, после целой недели бесплодных поисков, нашелся только его фиолетовый тюрбан и найден он был Северусом Снейпом во время его весенних паломничеств, чтобы собирать особые травы в лесу на опушке Запретного леса.

Высоко, среди ветвей векового леса, бегали и шелестели конечностями бесчисленное множество бессловесных пауков, потомков первого в этом районе волшебного мира акромантула Арагога.

Так и в ничью закончился учебный год, к которому Альбус Дамблдор так долго и так заранее подготавливался, не получив в прибыль ничего.