Борджиа: Время увядающих лилий

— Борджиа нам полезны, но не слишком ли многого они хотят? — кулак ударил по подлокотнику кресла, жалобно скрипнувшему. — Неаполь должен принадлежать нам, Трастамара!

— Об этом говорил и посланец понтифика, Фердинанд. Только не одному Трастамара, а двум. Сперва... Потом мы сумеем сделать так, что из двух останется один.

— Борджиа мстительны и коварны, они никогда не отдадут то, что считают своим.

— Не отдадут, всё верно, — кивала Изабелла, хитро при этом улыбаясь. — Мы не будем угрожать им, давить на них, муж мой. Это заведомо неправильное поведение, которого требуется избегать. Мы поддержим и Его Святейшество и его сына, теперь не просто кардинала, но главу новых тамплиеров. Ведь Александр VI уже немолод, почти что стар, его семья не может забывать про это. А Святой Престол не передаётся по наследству. Отсюда и стремления Чезаре Борджиа получить для себя и своей семьи земли, которые можно объявить великим герцогством, может даже королевством. Как оно будет называться... это неважно.

— Нам что с того? — пробурчал король Арагона, постепенно успокаиваясь.

Он вообще не мог долго возражать и тем более противостоять своей жене, успев понять и принять её превосходство в политике и управлении Испанией. Для него оставалась война — та стезя, которая была ему ближе прочих и в которую Изабелла даже не пыталась вмешиваться, всецело полагаясь на способности супруга.

— Борджиа становятся большой, значимой силой, которая не исчезнет даже после смерти нынешнего Папы Римского. Даже в случае, если следующий понтифик не будет из их семьи или союзен им. Зато у нас хорошие отношения с этой семьёй, которые стоит не разрушать, а развивать. В наших, конечно, интересах. Сын Александра VI, Хуан, пусть и в опале у отца, что если и пройдёт, то очень нескоро, всё равно остаётся его сыном. Женатым на нашей дальней родственнице, что важно! Младший сын понтифика, Джоффре Борджиа, жених Санчи Трастамара. Этой свадьбе быть, Борджиа настроены серьёзно, видя в теперь законной дочери Альфонсо претендентку на немалую часть королевства. И мы поддержим свадьбу, мы поддержим даже не самый выгодный для нас раздел королевства, но при одном маленьком условии.

— Зная тебя, это условие поставит всё с ног на голову, да так, что немногие это поймут, — переместившись с кресла за спинку того, на котором сидела супруга, Фердинанд положил руки ей на плечи, начав разминать напряжённые, как и обычно, мышцы Изабеллы. — Только Борджиа и есть эти 'немногие', интриги для них так же естественны как дыхание.

— Это не совсем угроза, дорогой... И проявится она не сразу, лишь спустя годы, постепенно. Начнётся всё с того, что мы попросим, чтобы Джоффре Борджиа и его супруга после свадьбы стали именоваться не Борджиа, а Боджиа-Трастамара.

— Потом это легко изменить на Трастамара-Борджиа...

Улыбкой то, что появилось на лице Фердинанда Арагонского сложно было назвать Оскал — вот более подходящее слово. Изабелла же, пусть и не видела лица своего мужа, но явно догадывалась о том, что с ним происходит.

— Есть просто союзники, а есть те, которых нужно сначала приблизить, а потом поглотить. Осторожно, медленно, даже нежно. У Родриго Борджиа есть ещё двое детей.

— Чезаре кардинал, он...

— Уже не совсем кардинал, а глава Ордена Храма, который избавлен от обетов целомудрия! — отрезала Изабелла. — Именно он наша главная цель, потому что Лукреция — это его любимая сестра, он будет стоять на страже её покоя, в этом я успела убедиться. Брак её с Джованни Сфорца был разрушен именно Чезаре Борджиа с главной целью не расстраивать сестру. Политического брака без её желания не получится.

— Значит, Чезаре Борджиа. Кардинал, великий магистр Ордена тамплиеров, возможно великий герцог или даже король пока не существующего королевства, — подвёл итог Фердинанд. — И ты, любовь моя, хочешь опутать его шёлковыми нитями, привязывающими всю семью Борджиа к нам, Трастамара, чтобы в итоге получить не только Неаполь, но и большую часть итальянских земель. А не опасаешься, что он, пускай не сразу, но поймёт и тоже захочет поиграть в эту игру?

Изабелла лишь снисходительно усмехнулась.

— Он умный и талантливый мальчик, но за ним нет силы, помимо той, которую он сам создаёт из ничего. За нами, Трастамара — многие поколения коронованных особ, завершённая Реконкиста, короны Кастилии и Арагона, даже Неаполя. Это... несопоставимо, он обречён проиграть, влив силу и кровь Борджиа в нашу династию. К сожалению, сейчас подобное вливание жизненно необходимо. Мы... угасаем.

— Что?! Ты о чём говоришь, Изабелла? — крик души, по-иному это и не назвать, вырвался у Фердинанда. Искренне не понимающего суть сказанного супругой. — Мы сейчас на вершине. Мы добились... всего!

— Мы — да, добились. Но посмотри вокруг, на тех, кто должен был бы быть, но кого нет. Кто был до нас и кто должен прийти после. Посмотри на неаполитанскую ветвь Трастамара. Безумец Ферранте, при жизни создавший вокруг себя ад, чьим именем пугали детей. Альфонсо, его сын — такой же как отец. но лишённый его ума и хитрости. Другие дети и внуки Ферранте или ничем не выделяются или выделяются не тем, чем надо. Они не правители, их сметут, даже если кто-то из них попытается.

— Нам теперь нет до них дела, ты сама сказала. Только недавно, здесь, сейчас.

Фердинанд почти моментально, едва услышал поразившие его слова. поменял положение. Сейчас он опустился на колено перед креслом, где сидела печальная, искренне огорчённая собственными словами Изабелла. и держал её за руки. Надеялся, что прозвучавшее было лишь недопониманием, ошибкой.. И вместе с тем арагонец понимал, что Изабелла Кастильская очень редко ошибается и тем более не говорит то, чего предварительно как следует не обдумала.

— Тогда к тем, до кого дело есть. У моего отца было много детей, но выжили лишь Энрике и я. У Энрике оба брака оказались бездетными, внебрачных отпрысков тоже не было. Его же 'дочь'... Всем известно, что отец не он. Осталась только я. Теперь твоя линия, с ней тоже не очень хорошо.

— Я не понимаю тебя, Изабелла.

— Всё достаточно просто. Потомки твоего отца от Бланки Наваррской либо мертвы, либо стали наваррцами, либо выбрали дорогу служителей господа. Твоя родная сестра стала женой Ферранте, а его дети... ты и сам понимаешь. Остались лишь наш сын и наши дочери. Я бы хотела быть уверенной в их силах, но не могу. Хочу, а не могу!

Фердинанд видел, что супруга с трудом выталкивает из себя эти сплетаемые во фразы слова, что они приносят ей явную, почти телесную боль. Понять же получалось с большим трудом. Хотя он и делал огромные усилия, напрягая свой разум... бывший разумом не правителя и политика, а лишь талантливого полководца.

— У нас четверо здоровых детей: сын, объявленный наследником всей Испании, и трое дочерей.

— Здоровых ли? Наша старшая дочь, надломлена гибелью мужа, которого Изабелла действительно любила. Теперь она истязает себя, на неё страшно смотреть. Хуана... Она может неделями почти не говорить, только смотрит в окно и ходит по коридорам дворца словно призрак. Я молюсь о том. чтобы она стала такой. как в раннем детстве, но нельзя надеяться только на милость божию. Нам, королям, делать этого нельзя. Мария не тот человек, она не интересуется государственными делами, она будет лишь супругой... чьей-то.

— Наследник — Хуан. Он мужчина, а значит ему перейдут наши короны.

— Единственный наследник! И я боюсь, что он может оказаться таким, как Энрике, то есть неспособным заронить жизнь в женщину. Этот страх... он преследует меня, ведь я уже сказала про наших дочерей. Конечно, есть ещё Екатерина, наша младшая, но она ещё слишком мала, ребёнок. Кто знает, какой вырастет моя девочка. Теперь ты понимаешь, почему я столь обеспокоена и стремлюсь влить новую кровь в жилы Трастамара?

Вот сейчас и Фердинанд ощутил невидимые пальцы на своей шее. Ледяные, пока ещё только мимолётом прикоснувшиеся, но и этого хватило, чтобы почувствовать себя очень уж неуютно. Арагонец понимал, что его мудрая супруга не станет паниковать просто так, не чуя действительно серьёзной угрозы для династии.

А дочери... Переориентироваться с уже имеющихся предварительных договорённостей на новые — не полностью, но частично — действительно имело смысл. Для Хуаны планировался брак с Филиппом Бургундским. Марию собирались выдать замуж за короля Шотландии Якова IV. Что же касаемо Екатерины — ей уже с трёх лет было уготовано стать супругой Артура Уэльского, принца и наследника английского престола. Теперь это могло измениться. Как именно? Тут он не мог сказать ничего определённого, теряясь в мыслях. По существу все три этих брака должны были стать противовесом влиянию Франции. Но раз уж в силу изменившихся обстоятельств главной угрозой для Франции становились Борджиа, то... От союза с ними были более ощутимые выгоды.

— Кто из наших девочек?

— Мария и Екатерина слишком малы, можно заключить лишь помолвку. Я не уверена, что разумно будет ждать несколько лет. Изабелла почти отрешилась от мира, а Чезаре Борджиа, он... — королева замялась, подбирая слова, но всё же продолжила. — Излишняя склонность к молитвам может стать препятствием. В этом Борджиа от князя церкви всегда был только перстень и очень редко что-то иное.

— Остаётся Хуана, ей скоро четырнадцать лет.

— Не сейчас, — покачала головой Изабелла. — Только после того, как Борджиа подтвердят свою силу, выбросив французов за пределы италийских земель.

— Без нашей помощи?

— Почему без? С нашей. Флот, те самые десять тысяч солдат с конницей и артиллерией. Может даже больше. Но от того, что будут делать и с каким успехом Борджиа, зависит многое. Достойны ли они или я всё же ошиблась.

— А если не ошиблась...

— Тогда оплетём их, обездвижим и сделаем чужую силу частью собственной. Это поможет нашим детям и внукам не только сохранить мощь Трастамара, но и преумножить её.

Королева, взошедшая на престол вопреки всему и удержавшая всю полноту власти даже после замужества, она знала цену своим словам. Что же до мужа... в его податливости перед напором её воли она не раз успела убедиться, потому и не опасалась чего-то неожиданного. А вот Борджиа... Впрочем, Изабелла Кастильская без особого труда отбросила в сторону лёгкую тень опаски. Уверенность в собственных силах у сокрушительницы мавров и могущественной королевы это позволяла.

* * *

Франция, Амбуаз, октябрь 1493

Вот уже почти два года Анна Бретонская, герцогиня Бретани и как бы королева Франции чувствовала, что жизнь хрустнула, надломилась и теперь идёт совсем не так, как должна была. Все её попытки сохранить независимость Бретани рухнули, хотя, видит бог, она приложила мыслимые и немыслимые усилия. Увы, сыграло свою роль катастрофическое неравенство сил и то, что возможные союзники не помогли либо помогли войсками в недостаточном количестве. Итог — взятый в осаду Ренн, столица герцогства, и осада эта завершилась вовсе не снятием, а капитуляцией защитников.

Затем расторжение формально заключённого брака с Максимилианом, наследником Священной Римской империи и свадьба с Карлом VIII Французским прямо в том же Ренне, в часовне доминиканского ордена. Её нынешний муж не желал дать герцогине Бретани даже призрачных шансов избежать свадьбы. И с этого дня начались ещё более тяжёлые испытания. Не столько для неё самой, хотя быть насильно взятой замуж человеком, которого она искренне ненавидела как врага своего государства... та ещё печальная судьба. Положение становилось совсем невыносимым из-за того, кто Карл VIII поставил целью полностью уничтожить Бретань как независимое государство, желая превратить герцогство всего лишь в одну из провинций Франции.

Началось всё с того, что во время коронации Карл VIII запретил своей супруге носить герцогский титул, зато сам на него претендовал. Дальше... Беременность Анны и рождение ребёнка, Карла-Орлана, сразу же объявленного королём наследником французской короны. Общий ребёнок мог стать средством, чтобы сблизить монаршую чету, и Анна Бретонская попробовала воспользоваться этим, введя не слишком хорошо разбирающегося в женской сути мужа в заблуждение. Тот вроде как и принял это за истинную монету, а не за фальшивку, каковой на деле являлось это потепление супруги, но... не прекратил встраивать Бретань в общефранцузский организм. Чего стоило упразднение Канцелярии Бретани и введение в герцогстве прямого королевского правления. Анне стало ясно, что любые попытки остановить и даже отсрочить переваривание герцогства во французском желудке пошли прахом.

А затем муж, которого она возненавидела ещё сильнее, собрался в Италию, добывать корону Неаполя, а заодно всё, что удастся прихватить по дороге. Разумеется, регентшей на время своего отсутствия оставил не её — королева даже не думала удивляться и тем более оскорбляться — а Анну де Боже, свою сестру и полностью преданного ему человека. Хорошо ещё, что Анне Бретонской буквально в последние дни пришло в голову приказать бывшему командующему войсками Бретани, Жану де Риё, сказаться больным. Иначе... отправился бы наиболее верный из её людей туда, в пределы италийских земель, да к тому же вкупе с немалой частью тех, кто остался от войска Бретани.

Хотя они и так отправились, но не столько, сколько могло бы. Остающиеся верными герцогине люди были понятливыми, 'болезнь' де Риё подала им верный знак. В результате немалая часть того, что сохранилось от войска бывшего независимого герцогства, осталась вне устроенного королём Франции похода. Что сподвигло Анну на такой шаг? Она умела слушать и слышать, несмотря на свой весьма юный, всего лишь шестнадцатилетний возраст. Беспокойство маршала де Ла Тремуйля, наиболее выдающегося военачальника Франции, оказалось достаточным поводом. Он... не видел необходимости в том, чтобы особенно скрываться от побеждённой герцогини, ныне всего лишь формальной королевы, военного трофея его сюзерена. То есть он не говорил с ней о делах военных, но даже не пытался прервать уже ведущийся разговор с другими людьми при появлении Анны. Этим герцогиня, так и не считающая себя королевой Франции, и воспользовалась.

Надежда, пусть и слабая, вспыхнула пару недель назад, она возникла словно из ничего, из пустоты. А началось всё с того, что к её сыну прибыл очередной врач, обладающий неплохими рекомендациями, а потому допущенный до дофина Франции. Карл-Орлан с самого своего рождения отличался слабым здоровьем, был крайне болезненным ребёнком. Оттого и всяческие предосторожности. В Амбуазе, где он находился чуть ли не с самого рождения, королевскими указами было запрещено чуть ли не всё, что могло причинить даже опосредованный вред или представлять угрозу наследнику престола. Усиленный гарнизон в замке, более половины ворот было закрыто даже днём, даже охота в окрестных лесах была по непонятной причине запрещена. И постоянные молитвы за здоровье дофина. Лучшие врачи Франции и не только.

Помогало ли? Уж точно не молитвы, которых было слишком много. Врачи же... В последнее время всем стало очевидно, что лучшие доктора не во Франции, а в Италии. на землях Папской области. Не зря же именно оттуда пришло избавление от оспы, да и кое-что другое тоже из этих земель, непосредственно из Рима. Да и об истинном создателе новых целительных средств даже до Франции доходили слухи. Про средство от оспы и вовсе сомнений не было. Естественно, и сам Карл, и Анна, и вообще вся знать Франции не могли не обезопасить себя от смертельной угрозы, благо уже успели удостовериться в безопасности лекарства. Врач же, Генрих фон Шлоссберг, изначально прибывший в Париж, теперь частенько появлялся и в Амбуазе, наблюдая за здоровьем дофина. И делал это куда лучше, нежели другие, тем самым показывая, что известные и привычные средства, используемые врачами французскими, мало на что пригодны. Правда смотрели на него... с подозрением: как врачи, так и монахи. Особенно монахи, ведь доходили слухи, будто Шлоссберг, прибывший изначально аж из Богемии, там был замечен в использовании богомерзкой алхимии. Но пока это были лишь слухи, хотя... Самой Анне было всё равно, лишь бы результат имелся.