Цветное шитье

— Ну посмотри — даже при дневном свете можно перепутать тебя с Фредерикой! — и поднесла зеркало.

На меня из серебряной рамки взглянула слегка напуганная молоденькая куртизанка. Чуть-чуть ярче приличного нарисовано лицо, совсем, как в комедии масок, где Коломбина румянее вишни, а Пьеро бледнее новой луны.

— Все, пора идти, а то я тебя снова завалю, — насмешливо сказал Кот, заглядывая на отражение со спины. — Только с туфельками промашка выйдет: ведь ты будешь приподнимать подол, чтобы не замочить.

Лаура тут же высыпала перед нами коробку туфель разной степени разношенности.

Мой Энцо пересадил меня на стул и стал примерять одну за другой, иногда прикладываясь поцелуем к ступням. Его усы щекотали меня, и я невольно хихикал. Лаура потешалась, а потом вдруг загрустила, отвернулась к окну.

Наконец, обувку подобрали. Ходить на невысоких каблучках я научился еще в начале своей шутовской карьеры.

Туфельки немного жали, но тем естественнее я буду опираться на руку Лоренцо.

Кот прицепил на пояс неведомо откуда взявшуюся шпагу, и мы покинули бордель, прикрыв лица масками.

Когда мы проходили мимо ювелирной лавки на границе Среднего и Нижнего города, где я покупал украшения для Марты, меня окликнули:

— Фредерика! Ты, никак, богатого клиента подцепила? А малыша с кем оставила?

С крыльца лавки на нас смотрела женщина с половой щеткой в руках.

— Если нужно, я задешево буду нянчить твоего сынишку, пока ты зарабатываешь на жизнь. Вот умница, а то совсем профессию забыла.

Я на полтона повысил голос, надеясь на свою шутовскую выучку:

— Я подумаю, если заработаю на няньку, — и закашлялся, прикрываясь веером.

— Смотри сухоты не заработай в своей луже, — сказала женщина и скрылась в лавке.

— Тебя опознали, — вполголоса сказал Лоренцо, крепче прижимая мой локоть к себе. — Теперь посадим тебя у окошка среди гераней приманивать людей, которые так перепугали Фредерику, что она скрывалась даже от родного отца, рискуя жизнью ребенка.

Конечно, ноги я промочил. Выставив туфельки на подоконник, куда еще светило вечернее солнце, я нашел домашние туфли хозяйки. Конечно, я не стал сидеть у окна, а мелькал туда-сюда, будто занимаясь домашние делами. Энцо сидел в темном углу напряженный, как охотничий пес.

На темное небо высыпали крупные, как всегда в начале лета, звезды. Ненастье улетучилось неизвестно куда. Мне иногда кажется, что город реагирует на мое настроение. Мы помирились с Вороном, хотя он сейчас Кот. Я думаю, что люблю его в любом обличье, которое вышивает на основе его характера судьба. Может ли быть у человека три судьбы? Наверное, если он — Лоренцо.

Дверь распахивается без стука, как будто заходит хозяин.

— Ты хотя бы плотника наняла, чтобы набил высокий порог. Вечно лужа у тебя в прихожей, — раздается недовольный мужской голос.

Кавалер внушительного вида, в простенькой маске, зато со шпагой на перевязи и кинжалом за златотканым поясом вваливается в сумеречную комнату.

Похоже, он один. Идет ко мне, недовольно говоря на ходу:

— Говорят, что ты померла, а ты вон какая румяная. Младенца собрала? Завтра слушание нового законопроекта, нужно, чтобы синьор Лафорца принял правильное решение.

Он подходит ко мне и грубо берет лапищей за подбородок:

— У нас есть часик — позабавиться.

И вдруг отшатывается:

— Где Фредерика?!

— Я за нее, — отвечаю и пытаюсь увернуться от выхваченного кинжала. Но руку пришельца уже перехватывает Лоренцо и заворачивает за спину. Звенит уроненный клинок.

А потом начинается звон двух других: незнакомец и Лоренцо бьются на шпагах.

Потом раненный и связанный злоумышленник долго упирается, не желая отвечать на вопросы, пока взбешенный Кот не протыкает ему острием кинжала нижнее веко, угрожая, что следующий укол будет в глаз. Мне неприятно видеть Лоренцо — такого. Но я понимаю, что на кону стоит репутация семьи и жизнь Марко. Я быстро припоминаю свои уличные замашки и внимательно наблюдаю за окрестностями, боясь появления сообщников незнакомца. Хотя мы уже знаем, как его зовут.

Он из купеческой Гильдии, богатый надменный боров, ненавидящий Лафорца: где-то они столкнулись, и Марко выказал выскочке свое обычное спокойное презрение. Ну и примешались чисто материальные интересы, в которые я не стал вникать, а Лоренцо слушал внимательно и задавал уточняющие вопросы. Короче, этот купец нашел беременную Фредерику. Говорит, что подкупил, а я почему-то уверен, что запугал. Предполагалось шантажировать Марко жизнью его крохотного сына.

Я заметил, как невдалеке остановилась гондола — редкое явление в Нижнем городе. Мы отпустили свою на границе, а эта подплыла прямо к дому покойной Фредерики. Из нее никто не выходил, гондольер застыл немым изваянием. Тут же с другой стороны канала показалась плоскодонка. Наш пленник в тишине вечера услышал, видно, скрип уключин, задергался в путах и успел крикнуть, прежде чем Кот перерезал ему горло.

Кровь черная...

Нет, я не воин. Я едва видел, что в дом одновременно заскочили какие-то двое разбойничьего вида и сразу накинулись на Лоренцо. Он успешно отбивался, пока не поскользнулся в луже крови и упал на одно колено. Я схватил с пола так и не подобранный кинжал купца и изо всех сил всадил в спину одному из нападающих. И закричал от ужаса, что убил человека.

И кричал, пока рот мне не заткнули губы моего Энцо. Он уже разделался со вторым и на руках отнес меня в гондолу, где сидела трясущаяся Лаура. Женщина тут же приняла меня в свои объятия и начала отпаивать горячим вином с медом.

Как мы оказались дома, я не помню.

Но Теодора рассказала, что зрелище было ужасно романтичным: синьор Лоренцо нес на руках по беломраморной лестнице девушку, подол платья которой истекал кровью.

Она переодевала меня, купала, нянчила, но я все никак не мог заснуть, пока не пришел Марко, сел рядом, положил руку на мой лоб.

— Я понимаю, что быстрее всего тебя успокоит секс, но я не могу позволить, чтобы он впредь ассоциировался у тебя с неприятными воспоминаниями. Ты молодец, сын. Я благодарен Дее за тебя.

Наверное, мне слышалось и виделось в полубреду, потому что Марко не мог говорить таких слов, тем более, в присутствии Лоренцо, сидящего на подоконнике моего окна.

Теплая рука на лбу, двое любимых мужчин примирили меня с действительностью — и я заснул.

Утро разбудило меня солнечным лучом и душистым ветерком. Пол моей комнаты был забросан цветами.

Вошедшая с завтраком Теодора сообщила, что синьор Марко уехал в магистрат с "кучей вооруженных людей", синьор Лоренцо тренируется с мастером Раулем, а меня ждут учителя.

Я решал задачи, вычерчивал геометрические фигуры, но меня беспокоила другая загадка: зачем Фредерика отправила меня под своей маской к синьору Марко?

Учитель математики заметил мой отсутствующий вид и поспешил завершить занятие, заметив:

— Конечно, трудно сосредоточиться на следующее утро после того, как вы являетесь домой по колено в крови.

— Да, да, спасибо большое, — рассеяно ответил я, а сменивший недовольного преподавателя учитель философии заметил:

— Кровь человеческая — не вода, которой в Венеции в избытке. Но вода — кровь этого города.

Я уставился на Фому неверящего.

— Кровь не вода, женщина — не мужчина. Учитель, что хочет сказать женщина, отправляя вместо себя мужчину к любимому мужчине?

— Она предупреждает об опасности.

— Это в случае, если обман раскрыт. А если нет?

— Вам виднее, молодой человек. Подключите логику. Я подожду, пока вы настроитесь на урок.

Итак, я слишком хорошо сыграл роль: Марко поверил, что я Фредерика. Но ведь Лоренцо с момента переодевания в беседке знал, что я мужчина! Значит, я неправильно предполагал, что между отцом и сыном не существует доверия. Очевидно, Ворон поделился с Марко своим открытием — и он начал искать маску не только ради Фредерики. И тут вмешалась судьба, вплетая цветные нити. Я оказался сыном Деи. А потом главным винтиком интриги Альберто.

Бедная Фредерика! Если бы я знал обо всем раньше, ее можно было спасти. Я никогда не оставлю ее сына — только так смогу искупить вину перед ней.

— Я готов к занятию, учитель.

Марко вернулся только к обеду, оживленный, с редким румянцем на щеках. Он даже пошутил в адрес одного из приживал, чем вызвал радость старичка. Во взгляде Марко на меня светилась нежность.

Он позволил мне поехать за Джулией, чтобы познакомить ее с моей семьей.

Мама так хотела дочку! Они нас бросили, улетели в мою комнату и шептались, склонив головы над моим вышитым портретом.

Я был счастлив в этот вечер. Нет, я не бессердечный, я помнил, что убил человека и присутствовал при убийстве еще двоих. Но я помнил, что жизнь и смерть — близнецы, связанные одной пуповиной.

А у любви есть не только сестра, но и мать.

от 27.03.10

Наговорился с братьями и отцом. Рассказал, что Алиции с дочкой и младшим Марко живется хорошо, только крестины пока откладываются, но ненадолго. Мой старший брат Беппо ужасно гордился моими комплиментами его замечательной жене и дочке. Имя — ну конечно, Доминика, кто бы сомневался. Потом я выслушал слаженный хор похвал моей юной невесте и дуэнье. Марта сияла и сверкала в кругу четверых молодых парней, ведь Беппо она исключила, да и Рико, конечно, зная о его романе с одной из служанок на вилле Дожа. Господи, что еще знает Марта?

Отец отозвал меня в уголок и спросил, не нужна ли мне подмога, ведь Гильдия гондольеров чуть ли не сильнее Гильдии купцов, несмотря на бедность. Конечно, слухи по воде распространяются быстро, и о бойне в Нижнем городе отец знал. Удивительно, что городская стража не озаботилась расследованием дела об убийстве трех мужчин. Ладно, двое были наемными головорезами, но купец чуть ли не первым в Гильдии.

Я понял, какую власть имеет аристократ Марко Лафорца, на которую замахнулась власть новоиспеченных богачей и дворян с их амбициями новорожденных хищников, свежедобытыми деньгами и торговыми связями по всему миру.

Отца же я уверил, что у меня хорошая защита.

А сам подумал, что после знакомства моей невесты Джулии Орсеоло с моей семьей пора прекращать нечестивую связь с Лоренцо.

Благодаря Лауре я понял, сколько удовольствия можно получить от секса с женщиной. Но и благодаря Ворону...Когда он отдался мне, я осознал, что обладать мужчиной не меньшее, а даже большее удовольствие — потому что мужчина сильнее женщины, и завоевать его — большая заслуга. А вот принадлежать, как женщина, будучи мужчиной...

Кажется, у меня развился комплекс, как говорит мой учитель философии.

Отец заметил мою задумчивость и истолковал по-своему.

— Наверное, тебе пора навестить маму с невестой. Что-то они засиделись.

Я поднялся наверх и увидел, что они молчат, но сосредоточенно смотрят на растянутое на рамке полотно и разговаривают пальцами и шелковыми нитками. А на пяльцах в руках Джулии разгорается копия свечи. Мама только что зажгла свечу на подоконнике: одну, как обычно тихим вечером. В ненастье их две и даже больше, по обе стороны моей комнаты-фонаря.

И моя юная невеста, едва закончив вышивать кончик огонька, тут же начинает у подножия вышитой свечи прокалывать иглой ткань, а в корзинке шевелится розовый клубок, затем другой, слегка темнее, потом третий.

У меня сердце замирает, а мама молчит, уже не направляя руки девочки, ожидая, что появится по велению ее души. И я уже знаю, и мама предвидит. Слегка измятый цветок темно-розового пиона. Образ, в котором явилась мне Джулия Орсеоло в вечер нашей помолвки.

Я тихо подхожу к маме, обнимаю ее сзади за плечи. Она кладет ладони на мои, трется о них щекой.

У нас на глазах рождается новое волшебное шитье. Я не ошибся в выборе.

Девочка еще мало что понимает, но многое чувствует и скоро сумеет вышивать жизнь и судьбы. Я нашел маме достойную дочь.

Но нашел ли свою любовь?

— Мама, я хочу спросить тебя кое о чем.

Мое милое существо от неожиданности протыкает палец иголкой и сразу засовывает его в рот. Спрашивает невнятно:

— Мне выйти?

— Что ты, — мягко говорит ей Дея и сурово смотрит на меня. — Моему сыну и твоему жениху нечего прятать от будущей жены. Если ты что-то не поймешь, спрашивай, но ответ получишь, когда придет срок. Как вовремя ты вышила свечу с пионом. Заканчивай вышивку. Сегодня мой сын унесет ее под подушку.

Я отвожу маму в сторону, чтобы не мешать вышивальщице. Мы садимся на мою кровать, я держу маму за руки, пристально всматриваюсь в лицо. И рассказываю ей все, касающееся только Фредерики. Ведь мои отношения с Лоренцо и Лаурой этой стороны загадочной истории не касаются?

— Мама, лучше бы я родился девочкой, — невольно вырывается у меня напоследок.

И тут вдруг оборачивается милое существо:

— Ты с ума сошел? А за кого я тогда бы вышла замуж?

Мама смеется. Ну да, женщинам смешно все, что касается жизни. Ведь они — сама жизнь, они ее рождают.

— Что ты хотел узнать, сынок?

— Я хочу понять, почему Фредерика поступила так.

Дея задумывается.

— Я никогда бы не отдала своего ребенка. И убежала бы даже от императора всей Ойкумены. Молчи! — она предостерегающе подняла руку. — Твой случай особенный. Ты почти взрослый. И тебя никто не принуждал. И разве ты не сказал, что любишь Марко?

Мама мечется, как огонек свечи. Но мне нужны точные ответы. И я жду.

Мое ненаглядное существо проявляет выдержку, достойную дюжины мужчин, продолжая накладывать стежки шелковой нити один к одному.

Но ее спина напряжена — и я понимаю, что она все слышит. Не вижу ее лица. Это беспокоит меня все больше. Я не ожидал найти умницу с врожденной воспитанностью. Да еще Марта дошлифует мой не ограненный алмаз...

Разве можно обманывать ее?

Мама, наконец, отвечает.

— Фредерика была куртизанкой и все же надеялась, что найдется человек, который возьмет ее в жены. Тем более, в истории Венеции таких случаев было немало. Девочке не повезло: она выбрала негодный объект. Очевидно, ее отец Альберто, знающий Марко с рождения, не предостерег дочь. Нам не стоит судить о вине, ведь и сами мы не без греха. Кроме Джулии, конечно, — мама с улыбкой обернулась к девочке. — Джулия, посмотри на нас!

Наверное, повелительный тон — это врожденное. Почему же у меня его нет?

Существо оборачивается. Более беспомощного выражения я не видел никогда.

Я бросаюсь к ней, стоя на коленях, беру исколотые пальчики в свои руки.

— Я не все понимаю, но я тебе верю, Доминико, — внезапно говорит Джулия. — Ты пришел, когда я пропадала, совсем пропадала.

И после таких слов предать этого ребенка?! Никогда.

— Джулия, у нас с тобой, возможно, будут дети. Но у меня всегда будет сын Фредерики, незаконнорожденный сын Марко Лафорца.

Существо смотрит на меня снисходительно. А потом вынимает из пялец и тычет в мою

ладонь кусочек полотна. На нем горящая свеча, цветок пиона и два бутона — синий, не опознанный мною, и красный — свернутая роза.

-Джулии пора домой, — беспрекословно говорит мама и уводит ее вниз. А я сижу, отупело глядя на кусочек вышивки. И пытаясь понять женскую логику.