"Пойдёт", — решил я и принялся "сочинять" букет.
Он получился огромным. Розы сливались в пурпурное дурманящее облако. Что интересно, шипов на них было очень мало, а какие и были, то выглядели не по-настоящему, как-то декоративно. Сколько я ни возился с цветами, укололся лишь раз, и то по глупости: понадеялся, что рука с успехом заменит ножницы.
"Ну так, — подвёл я итог, критически осматривая творение рук своих. — Вроде бы ничего".
Я осторожно положил букет на диван и подошёл к зеркалу.
Н-да... А этот "букет" описанию вообще не поддаётся. Как ни прикрывай жидким чубчиком сияющую лысину, так лысиной она и останется.
Я махнул рукой: какой есть, такой есть. Авось не выгонит.
Опять повернувшись к цветам, величественно раскинувшимся по дивану, я задумался: как же с этим идти по городу? Комплексы-то куда девать? Ясное дело: придётся прибегать к помощи браслета.
Я бережно взял букет наизготовку и старательно представил лестничную площадку перед Настиной квартирой.
— Сезамчик, помогай...
Браслет был умницей и тотчас выдал изображение, что стояло перед моим мысленным взором. Точно — квартира номер шестьдесят шесть.
И тут меня неприятно поразило одно обстоятельство, которого я предусмотреть ну никак не мог: на лестничной площадке рядом с квартирой Насти соседняя дверь была открыта и в её проёме стояли две кумушки, одна толще другой. О, чёрт! Придётся ждать.
Тема их разговора совершенно не доходила до моих затуманенных предвкушением встречи мозгов. Что-то там о солениях-варениях и ещё каких-то пустяках.
В раздражении я велел браслету выключить звук и стал дожидаться окончания "консилиума". В самом деле, не вламываться же к Насте, минуя входную дверь? Хоть я и с таким великолепным "пропуском", но Бог его знает, как она к этому отнесётся?
Я сидел перед экраном и изнывал от невозможности что-либо изменить. А толстозадые тётки никак не могли насытиться обществом друг друга. Я жёг их глазами, внушая необходимость скорейшего возвращения по своим квартирам. И вот, наконец, Бог услышал мои молитвы. Дверь захлопнулась, поглотив одну из толстух, а вторая, переваливаясь из стороны в сторону, словно утка, медленно стала спускаться этажом ниже.
12. Любовь и Лори
Я включил звук и, как только гулко хлопнула дверь внизу, прошептал:
— Сезам, откройся!
И выпрыгнул на лестничную площадку. Кнопка звонка Настиной квартиры почему-то не работала и я тихо постучал. Послышались тихие шаги за дверью и знакомый голос, дрожью отозвавшийся у меня в коленках, спросил:
— Кто там?..
Чтобы не привлекать внимание не в меру любопытных соседей, я сосредоточился и ответил мысленно:
"Настенька, это я, Володя!"
Ну, насчёт соседей я, конечно, напрасно тешил себя надеждой. Тётка, что предыдущие пять минут, показавшиеся мне вечностью, вкупе со своей подругой донимала меня своим присутствием, неусыпно бдила на своём боевом посту. Не успела Настя открыть свою дверь, как она, не взирая на критическую массу своего тела, птичкой выпорхнула на площадку и, скорчив, как ей, видимо, показалось, приятную мину, жеманно прощебетала:
— Ах! Это не к нам?..
Ещё бы мне к вам не хватало!
Естественно, меня тут же сфотографировали, сделали обмеры и оценили мою стоимость и букета. Однако я и ухом не повёл.
Настя ахнула, открыв дверь.
— Можно? — с трудом выглянул я из-за букета.
Она только молча отступила в глубину прихожей. А я переступил через порог, захлопнул ногой дверь и протянул цветы Насте. Её лицо зарделось:
— Какие ро-о-озы!..
Она бесстрашно прижала к себе букет, ничуть не страшась уколоться, и утопила в нём своё лицо, вдыхая аромат:
— А запах!..
Я указал на дверь позади себя и тоже шёпотом спросил:
— Это что за грымза?
Она подняла голову. Глаза её были прикрыты в блаженстве и она не сразу поняла, о чём идёт речь:
— Грымза?..
— Ну, там, — я ткнул через плечо большим пальцем. — Соседка.
— А... — Глаза её прояснились и в них отразилось чувство досады: — Это Ирина Николаевна. Штатный шпион.
— Я так и понял. Насилу дождался, когда они трепаться перестанут. Только я к дверям, а она опять нарисовалась.
— А чего же ты... — Она рассеянно кивнула на мою руку с браслетом. — Мог бы прямо сюда...
Я пожал плечами:
— Да неудобно как-то...
Она опустила лицо в цветы и тихо сказала:
— А я тебя ждала... — При этом она сильно покраснела, будто среди роз расцвела ещё одна. — Мне было так страшно одной...
Боже! До чего она была хороша!
Я совсем потерялся.
— Правда?.. — И душа моя затрепетала, словно телячий хвост.
Она вдруг засуетилась:
— Ой, чего же это мы? Проходи!..
Я обрадовано стал стаскивать с себя куртку. Настя прошла вперёд и занялась цветами. Я чуть ли не на цыпочках вошёл в комнату, будто боясь кого-то потревожить. Всё было по-прежнему. Только на столе аккуратной стопочкой красовались мои пластинки, подаренные вчера Настей, а на одном из кресел лениво развалился Лори, совсем как домашний кот. Увидев меня, он скорчил недовольную рожицу.
— Привет, Лори! — помахал я ему как можно дружелюбнее.
— Сам "привет"!.. — огрызнулся он и, соскочив с кресла, скрылся за дверью соседней комнаты, не забыв прихватить по пути несколько конфет из вазы на столе.
— За что он меня так невзлюбил? — спросил я Настю, когда она появилась из кухни, бережно неся перед собой букет в красивой вазе.
— Кто?
— Лори.
— Ах, Лори... — улыбнулась она рассеянно, не сводя глаз с цветов. — Не обращай внимания. Ревнует, наверное...
— Ревнует? — поразился я.
— Ну да, а что тут странного? У нас никогда гостей не бывало, жили мы замкнуто. Я да дед. — По лицу её пробежала тень. — А ты здесь человек новый, и он это очень болезненно воспринимает. К тому же, — она повернулась ко мне и хитро прищурилась, — по его понятиям ты должен купить его расположение.
— Вот те раз! Это как же?
— Ну... Угостить чем-нибудь сладеньким. Хотя, по-моему, он и так уже сладкого переел.
Я рассмеялся:
— Путь к сердцу Лори лежит прямиком через его желудок!
— Ну да, ну да! — Она игриво покосилась на меня, склонив голову на плечо: — В этом вы с ним похожи. Ты ведь тоже сладкоежка. Я про тебя многое знаю! — Она шутливо погрозила мне пальчиком.
— Да-да, конечно...
Я отвёл глаза. Меня ужасно смущало соображение, что за мной давно и пристально наблюдали, а я, мало того, что не догадывался об этом, так ещё и вёл себя не лучшим образом. Особенно, когда обнаружил в своей квартире следы пребывания неизвестного благодетеля. Эти воспоминания не вызывали во мне ничего, кроме стыда и досады. Досады на самого себя. Ведь всем известно, что наедине с собой мы ведём себя не так, как на людях. Все мы — грешники. Хоть по мелочи, но у каждого есть что скрывать. То, что вовсе для посторонних глаз не предназначено.
А Настя, будто и не замечая моего замешательства, продолжала давить на больную мозоль:
— Я знаю многие твои привычки. Только ты не думай, что я шпионила за тобой бессовестным образом, нет. Я очень любила смотреть, как ты часами работал над своей картиной. Её тема находила отклик и в моей душе. Правда-правда! — воскликнула она, расценив, вероятно, мой взгляд, как недоверчивый. — В моих словах ни капельки лести. Наши вкусы тут совершенно сходятся. Только вот... — Она смущённо потупилась. Ты по характеру — одиночка, я — тоже, вследствие чего познакомиться мы никак не могли. А первый шаг... Ну, ты же понимаешь... Его должен сделать всё-таки мужчина. А как бы ты его сделал, если я никогда не бывала на людях? Да и ты не баловал их своим присутствием. — Она пожала плечами. — Практически у нас не было шанса встретиться. Так могло тянуться до бесконечности, если бы однажды дед не застукал меня наблюдающей за твоей работой. Он захватил меня врасплох, я не успела вовремя отключить браслет.
— Ну и что же он сказал?
— Первым делом он поинтересовался датой твоего рождения. Я ему сказала. А через день — он тогда уже вовсю работал над гороскопами кандидатов в преемники — потребовал, понимаешь? — буквально потребовал, чтобы я привела тебя к нам. Серьёзный разговор, говорит, имеется.
Я было подумала что шутка такая своеобразная. Дед ведь такой же нелюдимый, как и я — гостей у нас никогда не было. Но он был серьёзен, как никогда. Я совсем растерялась. Спрашиваю, ну как же, мол, я могу его, то есть, тебя привести, если ты обо мне — ни сном, ни духом? И тогда он решил сам, как он выразился, "напрячь ситуацию". Как раз тогда к тебе стали часто приходить Игорь со своей подругой, ты помнишь, да? — Я кивнул, — И ты, конечно, помнишь, что они тебе обо мне наговорили? — Я опять кивнул. — Мне было ужасно неловко, я пыталась возражать, но дед на меня только цыкнул: "Делай, что тебе говорят!" Ты же знаешь деда: если он чего надумал... Знать-то ты его, конечно, хорошо не знаешь, но мнение о нём, как о волевом человеке, ты не мог не составить... Ну, в общем... Мне об этом стыдно говорить, но он использовал меня, как приманку... — Она покраснела и потупилась.
— Погоди, — я осторожно взял её руку в свою. — Насколько я понял, Ольга о тебе до этого вообще не знала?
— Ну да... Это всё "работа" деда.
— Так он что, ещё и гипнотизёр?
— Да ну, — улыбнулась она, откидывая со лба непослушную прядь. — Какой там гипнотизёр! Это всё браслет. Он из кого хочешь сделает полубога.
Её слова приятно пощекотали моё самолюбие: браслет был теперь частью меня, а, значит, они в полной мере относились и к моим теперешним возможностям.
"Петух ты гамбургский!" — усмехнулся я про себя, а вслух сказал:
— То-то я и смотрю, что кумушки-соседушки на лестничной площадке разбежались, как только я стал жечь их глазами...
Но она меня не слушала.
— Ты только не думай... — Она силилась что-то сказать, но у неё это никак не выходило. — Я на дискотеку пошла сама, как только увидела, что и ты согласился туда пойти...
Воцарилось неловкое молчание. Настя совсем стушевалась после признания, а я сидел болваном, и не находил нужных слов.
Нас выручил Лори. Сначала скрипнула его дверь, потом из-за неё высунулось одно его ухо, и, наконец, он вылез весь, прислонился спиной к дверному косяку, сложил лапки на груди и недовольно пропищал:
— Нет, вы на них только посмотрите! Разговоры они разговаривают! Завтрак на сегодня, как я понимаю, отменяется?
— Ой, и вправду! — встрепенулась Настя. — Что же это я? Садись к столу, а я сейчас. Ты, наверное, сегодня и не ел ещё?
— Да всё как-то недосуг...
— Я так и подумала! — улыбнулась она. — И вчера ушёл, не поевши... Ну, тут я сама виновата, — вздохнула она. — Ты, поди, и ночь не спал? — спросила она полуутвердительно.
— Да какое там! рассмеялся я, припомнив свои ночные странствия. — Труба зовёт!
Настя понимающе повела бровью и, мельком взглянув на розы, выпорхнула на кухню.
"Ну, сейчас начнётся!" — подумал я, когда мы с Лори остались вдвоём. Но, неожиданно для меня, он лихо подмигнул и, вскарабкавшись на кресло, где только что сидела Настя, спросил:
— Полетал?
Я изумился:
— А ты почём знаешь?
Он развёл лапками:
— Написано!
— Где написано?
— Да на твоей физиономии!
Я провёл рукой по лицу:
— Да нет, вроде...
Но он иронии не оценил:
— Не придуривайся. Расскажи лучше, где был?
Я отмахнулся:
— Всему своё время.
— И банк, небось, грабанул? А? — Лори буквально давил на меня, вытаращив свои глазищи.
Я смешался:
— Да за кого ты меня принимаешь?!
— Так я тебе и поверил! — заявил он, взял со стола конфету и, запустив её в рот, сказал: — Такая возможность! Глупо было не воспользоваться! Уж я бы ушами не хлопал! — Потешно было слышать такие слова от обладателя ушей, чуть ли не вдвое превосходивших по размеру его самого. — Прежде всего надо о себе думать! — назидательно произнёс он. — А всё, что там дед плёл про благотворительность, фигня это всё для недалёких идиотов!
— Вот как? Тогда я подумал.
— И в какой же форме? — с живостью подался он ко мне.
— Кулёк конфет спёр из магазина и сам его слопал! Тебе совсем не оставил! — Мне так хотелось щёлкнуть этого маленького хама по его любопытному носу, но я удержался, помня, что дед назвал его Настиным любимчиком. Обидится ещё.
— А розы-то откуда? — Он и ухом не повёл, когда я ему отпел про конфеты. — Тоже, что ль, из магазина?
— А разве это преступление? — продолжал я неуклюже обороняться, с тоской посматривая на дверь кухни. Будто услышав мои призывы, Настя вошла в комнату, неся перед собой поднос, от которого исходил изумительный запах.
Лори моментально потерял ко мне интерес и пискнул:
— Мне первому!
Настя бережно поставила поднос перед нами и сказала:
— От скромности ты точно не умрёшь!
— От вежливости тоже, — добавил я, облегчённо вздохнув.
— Уже успели поцапаться? — удивилась она, разливая суп по тарелкам.
— Долго ли умеючи?.. — Лори зачарованно следил за её манипуляциями. Как только тарелка оказалась перед его носом, он выхватил из ложек ту, что побольше, и, громко чавкая и обжигаясь, стал жадно поедать её содержимое.
— Лори! — возмутилась Настя. — Ну сколько тебя учить?
— А что? — не отрываясь от своего занятия, спросил тот.
— Свинья ты, вот что! — не выдержала она. — Не чавкай!
Он скорчил обиженную мордочку и заявил:
— Я буду жаловаться!
— Кому?
Лори повёл глазами в мою сторону:
— А вот ему!
Мы с Настей изумлённо переглянулись и расхохотались.
— Вот штучка!
Поняв, что инцидент исчерпан, Лори, довольный своей выходкой, вновь вернулся к прерванному занятию. Правда, критика подействовала, и он занимался чревоугодием уже не столь "музыкально". Я, кстати, тоже недалеко ушёл от Лори в смысле оценки вкусовых качеств угощения. Блюдо оказалось настолько великолепным, что увлёкшись им, я не сразу заметил, что хозяйка сидит, подперев голову руками и, не отрываясь, смотрит на розы.
Я положил ложку на стол и ласково окликнул её:
— Настенька, что с тобой?
— Ты знаешь... — сказала она, томно прикрыв глаза. — Мне никто никогда не дарил цветов... Я и не думала, что это так приятно...
— А как же... — Я боялся нарушить очарование момента. — Ты это сама?
— Что?.. — Взгляд её прояснился.
— Ты это сама готовила?
— А... Да. Может, тебе ещё?
— Не откажусь! — с готовностью отозвался я. — А сама-то ты почему не ешь? Такая вещь!
Видимо, похвала ей была приятна. Наливая мне вторую порцию, она лукаво заметила:
— Я же говорила, что вы с Лори — сладкоежки!
Лори возразил, вытирая лапой мордочку:
— А это и не сладкое! — Тут он "отмочил" очередную свою выходку: стал вытирать испачканные супом лапы о свои мохнатые уши!
Настя нахмурилась:
— Это что ещё такое?
Но тот только лапкой махнул:
— У нас без церемоний! Да и вообще, — добавил он, тяжело сползая с кресла и направляясь в свою резиденцию, — уши надо периодически смазывать, чтоб хорошо слышали!
