Зверра

— Ладно, — примирительно сказал Марк. — Стол там есть?

— Есть. Три. И на кухне один.

— Ну и чудесно. Кутузов в Филях и меньшим обходился.

— Это кто? — заинтересовалась Илса.

— Человек, загнанный в подобную ситуацию, — не стал вдаваться в подробности Марк. — Одноглазый, к тому же.

— О, как наш пророк! — поразилась Илса. — Это здорово.

— Почему? — удивился Марк.

Полярная лисичка беззаботно пожала плечами:

— Просто так. Получается, что у нас много общего.

— Ага, Кутузов нас сплотил, — подтвердил ехидно Марк.

Он был уверен, что не пропустит появления росомахи. Но пропустил, видимо по вине Кутузова.

ЗвеРрюга вынырнул из-за камня, хотя Марк мог поклясться, что мгновение назад там никого не было.

Увидев Илсу, росомаха плотоядно заурчал.

— Не трогать! — рявкнул Марк. — Забыл?

Росомаха покаянно мотнул плоской башкой.

— Я предлагаю податься на мельницу, — мурлыкнула Илса, отскочив на безопасное расстояние. — Со звеРрюгой ты благополучно воссоединился, а ночь не за горами. Не на берегу же реки ты собрался жить? Или решил берлогу Гиса занять?

— Соседи больно склочные, а так — я бы занял, — пробурчал Марк. — Ну пошли, посмотрим, что там такое. Ты — сытый? — обратился он к звеРрюге.

Тот кивнул, облизываясь.

Потом морда сменилась лицом в обрамлении шерстистых бакенбард и неожиданно прозвучало:

— А ты?

— Спасибо, я тоже! — откровенно растерялся Марк.

Илса хихикнула

— И ничего смешного! — обиделся Марк.

— А я и не смеюсь, — стала уверять его лисичка, прикрывая рот ладошкой. — Я вовсе даже наоборот.

— Лисьи отмазки! И вообще. Общественное мнение, например, считает, что это я убил Гиса.

— Какая прелесть! — хмыкнула Илса. — Но, зная наш город, я не удивлена. Это, знаешь ли, даже почётно. Пошли, холодает.

Лисичка повела в обход Оленьего Двора, к месту, расположенному выше по течению реки.

Шагалось легко. Тем более, что к густозаселённым эту часть города отнести было нельзя. А вот руин было много, и руин старых.

— Это осталось от города людей. В ЗвеРре здесь селились плохо. Считалось опасным местом, — объяснила Илса. — Мост недалеко. Только Хранители Артефакта могли безбоязненно жить на берегу реки. И то, до определённого времени, как выяснилось... А вот и мельница. Убедился?

— Мало ли что мельница... — проворчал Марк. — Против мельницы я не возражаю. Сейчас поглядим, что за мельница, за такая...

— Сколько угодно, — оставила последнее слово за собой Илса. — Смотри на здоровье.

Они вышли на берег ЗвеРры-реки. В этом месте из воды поднимался скалистый остров, он резал водный поток на два рукава, зажатые в узкие тиски берегов.

Ближний к городу рукав водопадом обрушивался с каменной перемычки, соединяющего скалы берега и острова.

Водопад был небольшим, однако напора вполне хватало, чтобы крутить искусно установленное водяное колесо. Тугие струи, падая, с силой били в лопасти. Единая масса воды гулко дробилась на мириады частиц и закатное солнце зажигало многочисленные радуги над водопадом.

Сама мельница была встроена в склон каскадом этажей. Два этажа были рабочими, третий — кухонным, а четвёртый, верхний — жилым.

— Похожий водопад есть ниже города. Только он больше и на нём выдры живут, — пояснила Илса, перекрикивая шум воды.

— Выдровый Водопад, знаю, — кивнул в ответ Марк.

Росомаха неодобрительно помотал головой, постоянный гул водопада ему не нравился.

Марка интересовало, для каких целей использовали мельницу, поэтому он не стал подниматься по деревянной лестнице наверх, к жилой надстройке, а начал осмотр с рабочих помещений.

Конструкция мельницы оказалась сложнее, чем он предполагал: сила падающей воды хитрым образом распределялась на валы, которые вращали два небольших жернова, и поднимали-опускали молоточки в деревяной лохани. Рядом с лоханью стоял глубокий чан, за ним — прямоугольные сита и пресс.

Один жернов был обычным. Второй не совсем: верхний камень катился по нижнему, как если бы на стрелку циферблата опрокинутых навзничь гигантских часов надели колесо.

Марк принюхался: жернова источал тонкий приятный запах, впрочем, перемежаемый более едкими ароматами. В чём он мог бы поклясться совершенно точно, — муку на этой мельнице вряд ли мололи.

— Ну что, догадался, что тут делали?! — ехидно спросила его Илса. Вопрос ей пришлось прокричать прямо Марку в ухо.

Марк почесал затылок.

— Пряности измельчали?! — проорал он в ответ.

Полярная лисичка радостно мотнула головой.

— Не угадал!!!

Марк пожал плечами, осмотрел всё ещё раз и вышел.

Ступеньки лестницы прогибались под ногами. Наверху, в жилом ярусе, возвышающемся над берегом, было значительно тише. Гул водопада, грохот жернова и молоточков никуда не делись, но звучали глухо, словно в отдалении.

Весь этаж был одной большой комнатой с окнами на четыре стороны света. Под восточным, южным и западным окном стояло по столу. В центре комнаты, изголовьем к широкой печной трубе, располагалась большая кровать под пологом. Полог отсутствовал, но деревянные перекладины каркаса остались. Крутая лестница, притаившаяся в северо-восточном углу, вела в кухню ярусом ниже и на чердак.

Марк решил оставить лавры кухонного первооткрывателя Птеке, а самому заняться чердаком. Положив рюкзак на кровать, он поднялся по лестнице, и выбрался наверх через квадратное отверстие в потолке.

Чердак оказался просторным и высоким. Хорошо проветриваемым. На стропилах были закреплены ряды жердей.

"Звездочёт-мельник рыбу сушил?" — спросил сам себя Марк и сам же себе ответил: "Не похоже..."

Он обошёл чердак и очередной лестницей, теперь винтовой, поднялся ещё выше, на крышу. И оказался над городом, над рекой, над миром...

Верхушку четырехскатной крыши словно срезали гигантским ножом, сделав пятачок вместо маковки. Кованые перила ограждали смотровую площадку, флюгер в виде сидящего на сосновой ветке соболя, укреплённый на штыре-копье, указывал направление ветра.

К вечеру ветер не на шутку усилился и Марку, восторженно осматривающему окрестности, пришлось крепко держаться за копьё флюгера. Росомаха поднялся на площадку вслед за Марком и кляксой распластался у ноги. Ветер ерошил ему загривок.

"Вылитый мальчик с собакой, рожка не хватает..." — вздохнул Марк, представив, как выглядят они со стороны. "Бьют часы на старой башне, провожают день вчерашний..." Металл копья холодил ладонь.

С мельницы был прекрасно виден Олений Двор, мост, центральная часть ЗвеРры, утыканная Волчьими Башнями. Решив, что непременно осмотрит всё получше, только оденется теплее, Марк спустился на чердак, а оттуда в комнату.

Полярная лисичка скучала, сидя на широком подоконнике западного окна.

— Ну что, сообразил, чем занимался мельник? — поинтересовалась она.

Марк потёр застывшие уши и нос.

— Сдаюсь. С одной стороны слишком много вещей, с другой — слишком мало.

— Это потому что скорбящие родственники в качестве утешения забрали всё мало-мальски ценное, — объяснила Илса. — А на самом деле, очень просто. Звездочёт смотрел на небо и рисовал звёздные атласы. И карты ЗвеРры, если просили. Звёздные таблицы постоянно требовались хранителям Артефакта, так что без работы он никогда не сидел. Но он не только звёзды рисовал, он сам и бумагу делал, и краски.

— А зачем Оленьему Двору звёздные карты постоянно требовались? — удивился Марк.

— Как зачем? Чтобы правильно хранить Артефакт, — удивилась в ответ Илса.

— И то верно, — буркнул Марк. — Зачем же ещё. Если его хранить неправильно, он протухнет или скиснет. Или усохнет. Или утрусится.

Лиса откровенно растерялась, не зная, что сказать в ответ, — но появление росомахи закрыло тему.

Росомаха вразвалочку сошёл с чердака, осмотрел комнату, принюхался — и решительно залез под кровать. Полярная лисичка хихикнула.

— Ты там жить собрался? — с тревогой спросил Марк.

— Ага, — раздалось из-под кровати.

Марк в задумчивости погулял вокруг и решил звеРрюгу не трогать: где-то же ему надо вить гнездо. Сгонишь с одного насиженного места, — и что он выберет в следующий раз?

— Окна здесь на удивление большие, — заметил он, забирая рюкзак с кровати. — Большие и без ставней. А ведь соболя — звеРри, помнится, говорил мне глава зубров. Отчего ж он не берёгся?

— ЗвеРри, — подтвердила Илса. — Как волки, как мы, лисицы. Звездочёт не обязан был окна открытыми держать, — но он по ночам звёзды рисовал, ему обзор был нужен. А пока ЗвеРра была под охраной Артефакта, звеРрюги и его обходили стороной, он же для хранителей трудился.

— Система индульгенций у вас тут, я вижу, процветает, — сел на стол за неимением стула Марк и достал из рюкзака карту. — Ну и куда эту роскошь приделать? На какую стену?

— На западную повесь, — посоветовала Илса. — Проснёшься, например, утром, ещё живой, — а солнце её освещает...

— Просыпаюсь я в вашей ЗвеРре ближе к обеду, — объяснил Марк. — Так уж получается. Повешу на южную.

— Красивый у тебя мешок... — заметила Илса. — Полосатый такой... Забавный.

— Это называется рюкзак. Связан птековыми звеРриками по особому заказу. Исключительно для Последней Надежды и Полярной Звезды. Но если понравился, — могу попросить, чтобы и тебе такой же сделали. Только дамский, поизящнее, — галантно предложил Марк.

— Попроси, — лукаво улыбнулась Илса.

— Замётано.

Марк закрепил карту на стене. Теперь ЗвеРра была и внутри, и снаружи. Только на карте ЗвеРра была более изящной, завитушечной. Развалин на ней не нарисовали.

Полюбовавшись картой, Марк достал тетрадь безумного лиса.

— Бумагу этой тетради, кстати, звездочёт изготовил, — вспомнила Илса. — И вообще считалось весьма изысканным делать записи на его листах. Любовные послания сочинять. И стихи.

— Это я понимаю, — отозвался Марк, раздраженно оглядывая комнату. — И могу понять, почему мы ни одного клочка бумаги не обнаружили. А вот какого черта любящие родственники ни табуретки здесь не оставили — этого я понять не могу. Настолько бедные? Или он на троне сидел, а сидение на тронах тоже входит в число изысканных занятий? В комнате осталось только то, что к полу намертво прикреплено.

— Сидения будут, — утешила его Илса. — Ночь придётся так скоротать, а там разживёшься.

— Угу, — кивнул Марк, усаживаясь на столе поудобнее и раскрывая тетрадь. — Ну, спасибо за помощь, пока-пока!

— Не за что! — ехидно фыркнула Илса. — Только насчёт "пока-пока" ты поторопился. Сейчас Диса подойдёт, она же твой телохранитель, забыл?

— Я вообще-то собрался поработать в приятном одиночестве, под надёжной защитой.

— Работай, — разрешила Илса. — Мы-то тебе чем помешаем? Наоборот, поможем, подскажем...

— Подскажем? — кисло переспросил Марк. — И что же?

— То, что ты запамятовал. Например, расспросить звеРрюгу про Артефакт.

— Я же спрашивал! — фыркнул Марк. — Забыла? Перед тем, как его колбасить стало. Но если ты так хочешь, давай спросим ещё раз.

Он слез со стола и заглянул под кровать.

— Кто убил оленей — знаешь?

— Не знаю, — прорычали из-под кровати. — Не росомахи.

— А ты по-другому спроси. Про другое, — туманно подсказала Илса. — Может быть, он что-нибудь другое знает. Не это.

Марк снова сел на стол, в задумчивости почесал, где чесалось, (то есть макушку, нос, ухо и пятку) и переспросил:

— ЗвеРрюги знают, что Артефакт похищен?

— Знают.

— И что думают?

Под кроватью забурчали, завозились.

— Большая добыча, — прозвучал, наконец, ответ. — Большая драка. А потом? Где добыча? Все звеРрюги. Плохо.

— Во всяком случае, росомахи не одобряют похищения Артефакта, я так поняла это урчание, — сказала Илса.

— Угу. Или именно мой росомаха не одобряет, — подтвердил Марк. — Я смогу когда-нибудь заглянуть в эту чёртову тетрадь?! Скоро солнце сядет, темно будет.

— Диса свечи принесёт, — пообещала полярная лисичка.

— Ага, и вместо мельницы у нас маяк будет, сверкающий на все четыре стороны света. Ладно, высматривай Дису, а я занят.

Марк сел по-турецки, скрестив ноги, прислонился спиной к стене и решительно раскрыл тетрадь. Для начала просто пролистал её. Первые страницы были исписаны чётким летящим почерком, каракули последних разбирались с трудом. Марк перевернул тетрадь, потряс над столом. Никаких вложенных записок не обнаружилось. Углубился в чтение.

Увы, первые страницы как раз особого интереса и не представляли. Образцовый дневник образцового молодого человека. Чужие мысли, свои честолюбивые планы. Размышления над мирозданьем.

А вот дальше пошло интереснее. Олений Двор разгромлен — и Гис торопливо записал:

"Если бы Артефакт хранили лисы — такого бы не произошло. Я всегда это знал. Олени — олухи. Их важный вид скрывал скудоумие, а гордость была ничем иным, как тупостью.

Они напускали на себя таинственность, вечно смотрели сквозь собеседника, разговаривали как с пустым местом — и проворонили то единственное, ради чего терпел их город. Смерть оленей не оправдывает.

Я не успел: ведь уязвимость Оленьего Двора была давным-давно мне ясна. И не только мне.

Нужно было самим напасть на резиденцию хранителей и захватить Артефакт. Хранить его в Лисьих Норах, не полагаясь на счастливую звезду этих рогатых.

Неужели волки опередили? Они так же надменны и так же презирают весь город... Они могут".

ЛУНА УБЫВАЕТ

Ночь вторая

— О, Диса идёт! — сообщила Илса. — Не одна. Ну надо же!

Марк заинтересовался, отложил тетрадь и выглянул в окно.

По лестнице поднимались Диса и рыжая Ниса. Не с пустыми руками.

Илса распахнула дверь. Радостно защебетала с подругами.

Лисички принесли еды. И вышитую на шёлке картину: издыхающая среди сухих трав мышь, выгнутая дугой в последней агонии. Картина была выполнена на редкость искусно, дохлая мышь выглядела как живая.

— Это тебе на новоселье, — сумрачно сообщила Марку рыжая красавица Ниса. — Мне пяльцы надо было освободить для новой работы. А этой чего без толку валятся...

— Ниса хочет на звеРрюгу посмотреть, — объяснила из-за плеча рыжей Илса. — Подлизывается к тебе. Хочет произвести впечатление. Но слегка стесняется.

— Спасибо, я тронут, — искренне сказал Марк, потрясенный реализмом и экспрессией вышивки. — Повешу на стену рядом с картой.

Ниса засмущалась, но было видно, что ей приятно.

Марк молодцевато (чтобы не уронить себя в глазах дам) спрыгнул со стола, и, склонившись над кроватью, стал выманивать росомаху.

— Я сплю! — сообщили из-под кровати недовольно.

— Вылезай, подлый Ганс! — развеселился Марк. — Вышитую мышь видел? Не видел!

Росомаха выполз, перекинулся в человечью ипостась, шаркнул ногой перед девицами и с видом пресыщенного искусством знатока рассмотрел вышивку.

— Тощая, — сделал он вывод. — Правильно сдохла. Трава сухая — мышь толстая. И зерно в норе. Тогда живёт.

Обернулся росомахой и снова исчез под кроватью, только и видали.

Ниса была потрясена. И самим звеРрюгой, и его словами (и его запахом).