Дар бесценный-не задаром

Их законы вечны! Территория рейха не имеет границ, они имеют право распоряжаться судьбами других народов. Там, где ступала нога германца, нет места для другой империи. Пора понять!

— Вновь на Восток! — приказ от "фюрера" никого не застал врасплох. Эти свиньи, тупые, ленивые славяне вновь враждуют; развалена прежде могучая большевистская империя. Этот сброд, как писал Гитлер, не могут свою государственность долго сохранять. Пришло время напомнить о себе потомкам Рюрика! Незаслуженно богатые ресурсами обязаны делиться!

Медиум что-то уловил. Нордические жрецы всех торопили. Есть предсказание, что некто, славянин, долго живший в Германии и поднадышавшийся атмосферой "орднунга", попытается удержать центробежные силы. Возомнит себя князем Владимиром, используя навыки германских вождей. Допустить такое русское самоуправство нельзя! Все на фронт, под ружье! Русские имеют бутики вместо танков.

Все записанные в СС, а это вроде тотальной мобилизации, перемещаются на территорию врага. Там сейчас такое, что земли бывших немцев Поволжья объявлены бесхозными.

Заявить права, за гроши купить, благо, что приватизаторы — свои люди. Это через всякие юридические оформления. А пока надо захватить выгодные плацдармы.

— Вы готовы? — группенфюрер прошелся вдоль шеренги и не увидел трусости в глазах представителей высшей расы. — Тогда десант! Мы опередим наших юристов на несколько недель. Захватываем угодья, держим оборону кругом.

...Операция прошла удачно, они взяли свое. Потом поступил приказ: Эльзе и Готлибу охранять ценного заложника. Они старались, но коварные янки перехватили. Их оставили в живых, но заставили служить Америке. Но они ждали часа, реванша, и он настал...

— Ничтожество! Унтерменш! — пожилой смачно жевал колбасу железной челюстью, бросая шкурки в клетку. Пленник хватал их с рычанием, потешая мучителя. Пусть не догадываются, что он не из тех, кто покорно складывает лапки в клетке. Считают, что сломали его. Не подавать вида, что понимает их нескладную речь. Откуда такая ненависть?

Так вот в чем дело!.. Он залаял, чтобы скрыть эмоции. Извращенцы принимают его за настоящего Штирлица! Сходство с Вячеславом Тихоновым сыграло роковую роль! Это не партком КГБ и не кабинет на Старой Площади! Здесь мстят за физиономию. Психи смотрели "17 мгновений весны", видимо, в плохом переводе. И переживали...

— Эльза, стреляй в Штирлица!

Словно сами были участниками тех событий. Сериал зомбировал не только советских зрителей, но и этих. Фрицы возненавидели русского шпиона, как погубителя рейха. Они хотели быть в СС, они писали заявления Гимлеру, преклоняясь перед фюрером. Нацистские недобитки учуяли в нем настоящего чекиста. Как быть?

В пособиях не предусмотрены такие ситуации, а он — в полном приколе. Связан, в клетке, напичкан дрянью. Неудобно в конуре, а камера, похоже, не дает надежды на вызволение. Еще неизвестно, где его темница. Овчарки, ток, у этих все "орднунг". Они хотели бы помочиться на унтернешна. Интересно, много ли они знают о нем или судят лишь по чертам лица? Сомнительно, что Чейз посвятил их в подробности биографии пленника. Да и причастен ли он к переводу? Это, скорее, похищение, без ведома Элеоноры. И Сэм, пожалуй, не желал этого. Арийцы черномазых не жалуют, сговора не должно быть. Инициатива сумасшедшей парочки из эмигрантов! Возомнили себя продолжателями дела нацистов. Служили Чейзу, а истинное скрывали. А теперь дорвались до "комиссарского тела" и наслаждаются. И такое возможно в нашем бренном мире. Но что ждет его?

— Альте Готлиб! Мы взяли главного шпиона!

— Да, Эльза.

Его слишком высоко оценили. Генерал как говорил: похож, Гамов, но Штирлицем-Исаевым тебе никогда не быть. Калибр не тот, хоть снаряды с одного завода.

— Конечно, — подыгрывал Олег. — Я бы не утерпел, нанес бы взрывчатки в кабинет и взорвал, когда Гимлер рядом. А если и фюрер тут, то запоздалый заговор генералов не понадобился бы. Своей жизни для Родины не пожалел.

— Да, вот ты весь, — вздыхал шеф. — Но были люди в наше время, не то, что нынешнее племя. Закалка совсем исчезла.

— Вам виднее.

Подчиненный соглашался, а сам не знал, как поступил бы, окажись на месте легендарного киногероя. Сидел бы, собирал информацию к размышлению.

Но сейчас он в ловушке. Как быть? Операцию типа "Багратион" провести? Прорыв! Бомбу ядерную в мозги этим неонацистам запихнуть? Вспомним занятия.

— Хайль Гитлер! — закричал Гамов на берлинском наречии. И запел один из гимнов нацистской Германии. Сработало! Ну не психотропное средство и не инфразвук, но уши поражены. — И вы правы, но я не руссиш швайн. Я Отто Зиммер, разведчик. Да, в России я жил под фамилией того, Исаева, но всегда был верен Великой Германии. Фильм для идиотов, меня они не раскрыли. Их фильм — легенда, ничего общего с подлинными делами. Сталин имел дезу о начале войны.

— Обман! — недоверчиво произнес Готлиб.

— Пусть лжет, — девица с явным упоением вслушивалась в правильную немецкую речь, словно вещал сам Гитлер. Теперь за психотропом очередь. Таблетки-фразы.

— Да, я преклонялся перед фюрером, он доверял мне! Он повторял: все немцы — мои дети, моя семья — Германия. Только он и Борман знали о моей секретной миссии. Я работал на партию, оставаясь офицером СС. Истинный ариец, характер нордический — моя характеристика. Русские были обмануты, они глухи, их колосс на глиняных ногах рухнул.

— Так, так, — пожилой еще не верил ему. — Доказательства, где подтверждение?

— У меня есть кое-что. Американцы не нашли бумаги. Я работал в СССР на Германию. Янки сдали меня, вероломен Чейз. У них договор ПРО с Россией. Второй фронт, меня с острова, вас подставили тоже. Мы, истинные арийцы, бываем доверчивы к олигархам.

Кажется, он вовлек их в свою игру. Не поверили, но довольны, что добились признаний. Они раскусили агента, они лучше гестапо. Сдать бы его костоломам мельника.

— Старина Мюллер примерял на меня колпак, но и он не знал всей правды. Только тот, кто остался верен фюреру до конца, имел право знать ее. Хайль! Хайль, Готлиб! Вы, Эльза, достойны владеть Эльзасом.

Это могло быть перебором, но процесс пошел, как говорил первый и последний президент СССР. Он не надеялся на скорую победу. Им надо на что-то решиться. И время подгоняет.

— Я напишу все. Ручку, бумагу. Вы найдете подтверждающие регалии в тайнике. Вахта на Рейне!

Девица оказалась решительней папаши. Ошейник с маячком, камера надежна, пусть поработает с памятью. Ему бы только из клетки выбраться и руки повольнее иметь. Он и рацию попросит для связи с центром, дезу в Москве заждались.

— Вы истинные дети фюрера. Он гордился бы вами. И вы не одиноки, я докажу это!

— Я буду держать тебя на мушке! — пожилой все еще во власти подозрений.

Жалить этих ненормальных, убеждать. Фильм надо вспомнить до мелочей. Строить диалог по своему сюжету. Играем, лицедействуем, Вячеслав Тихонов, дорогой ты мой двойник! А гонорар высок — моя жизнь.

— Вы так хорошо сохранились? — Эльза сказала это из чисто женского любопытства, но папаша наливался жгучей ревностью. Срочно, электролет.

— Так и быть, поделюсь сокровенной тайной. Вы достойны ее. Да-да, в секретном отделе имперской службы безопасности... И в лаборатории КГБ искали эликсир вечной молодости. Порция там, паек тут, — и я, как новенький.

— Можешь омолодить? — закричал старый немец. — Меня!

— И очень скоро.

Вопрос об ослаблении режима решен.

Замок на горе, обрыв за окном, но Гамова это не остановило. С ним подобное случилось в юности. Смелые школьники — романтики оказались в Крыму какое-то время без взрослой опеки. Феодосия надоела, в Планерское, решил Олег и два товарища. Там скалы подходят к побережью, имеются гроты, пещеры. Места замечательные, а песчаные ленивые пляжи обойдутся и без них. Сказано — сделано.

Подъем с тыльной стороны, по тропе среди кустиков занял много времени. На вершине захватило дух. Конечно, крымские годы не Кавказ. Нет снежных шапок и затаившегося барса. Образ Мцыри не давал Гамову покоя, да и о действиях партизан прочитал в книге. Впечатляет! Море под обрывом, человечки на узком пляжике и суда — прогулочные и сторожевые — как на ладони.

И ему первому в голову залетела шальная идея: спуститься к морю по отвесному склону. Ну, не по обрыву, а по ступенькам, вмятинам, следам от дождей. Ну и что, если без снаряжения? Задницы крепкие, съедем, как на санках.

Порода осыпается, они сползают, катятся, цепляясь за редкие растения. Ободраны мягкие ягодицы, хочется кричать, звать на помощь. Площадка, крохотная, но спасательная, приняла мальчишек, как добрая акушерка. Живы, словно заново родились.

Досталось, конечно, от взрослых, но осталась гордость за содеянное. Они еще найдут подводные пещеры, исследуют пристани Ихтиандра. И боевые пловцы пойдут, если Родина позовет.

Спускается без страховки. Сейчас нечто подобное, но местность иная... Сорвался, летит, обдирая все на свете, понимая, что синяками не отделается. И нет площадки.

— Штирлиц! — запоздалый крик "гестаповца" Готлиба.

Вопли Эльзы, она так надеялась на обещанный эликсир. Нестареющий агент — это прямое доказательство его утверждений. И Чейз не зря держал его на дальнем острове.

Опоздали! Старый Готлиб видел, что опоздал. И людей Чейза нельзя не заметить. Ждет их наказание, дали пленному совершить побег. Погиб или бессмертен? Тело без признаков жизни.

Он не ощущает боли, он летит, не ведая преград, перемещаясь со скоростью мысли. Бетонный желоб, нет, тоннель, по которому несется Олег, должен когда-то кончиться. Где? Он, кажется, узнал подземную дорогу, курируемую двадцатым управлением. Бункер для самых-самых залит ярким, совсем не электрическим светом. Лубянское бомбоубежище вместило всех, кто руководил службой в последние восемьдесят лет. Коллегия ВЧК-КГБ в полном составе? Феликс, как его двойник-памятник, он проверяет у всех чистоту рук и начинается судилище. Вечное, никогда нескончаемое, — догадывается Гамов. Каждому — обвинение, от каждого — последнее слово. Феликс напомнил о руках и сердцах.

— Бездушные исполнители! — заявляет первый чекист. И стреляет по ним из пулемета.

Мечутся от позора его последователи, но не находят выхода. Ежов маленький, косит под несмышленыша, но факты достают его и на унитазе. Ягода лопочет, но Берия пытается защищаться. Он, мол, выполнял указы, он был против репрессий. Кричат, перебивая друг друга, не понимают языка. Незабвенный Юрий Владимирович порицает тех, кто опозорил честь щита и меча. Ему отвечают, что сам способствовал застою, Крючкова не удержал. Вот он, крайний, представлен портретом. Но почему? А, он еще в мире живых! Дурацкое ГКЧП ускорило развал Союза. Подыграли Даллесу, бараны! Это Вышинский, штатный обвинитель и вечный. Одурачены культом, лишенное мозгов начальство кричит, и вдруг тишина. Все взоры — на новенького летуна.

— Вот он! Козел! — Гамов понимает, что он рогатая скотина отпущения. Ягненок жертвенный. Сворой кидаются на него, но он ловко выскальзывает. Да они — ошалевшие духи. У них ни силы, ни власти. Наказание! Да, языки пламени из-под бетонного тела. Это ад! Судилище в аду, вечное выяснение в недрах.

— Лови! — это генерал-экзекутор кричит, парткомовец бывший. Он предложил: выдворять провинившихся сотрудников, словно инакомыслящих, за рубеж. На вольные хлеба, без содержания. Паек на три дня и проездные, для ревизоров — чаевые.

— Врешь, не возьмешь! — Гамов несется прочь и залетает в другой бункер. Черт, тут все в рогатых касках. Рейхсканцелярия где-то вверху, вожди великой Германии также выясняют отношения. Гимлер кричит, завидев прилетевшего:

— Штирлиц! Это он погубил наше дело. Мюллер в шляпе пастуха! В газовую камеру предателя. Готлиб, отомсти за нас! А Борман работал на Кремль, его прах в стене.

И тут вечные разборки. Олег ищет лазейку. Души непрощенные, неуспокоенные. Но он-то здесь причем? Ясно, за кинообраз несет ответ. Скорее туда, где добрый свет. Нет, он летит на голос-маяк, зная, что это верный курс. Лица родных, близких, женщина в белом. Господи, я раб твой! Прости мне грехи. Оставь при себе покаянного, — умоляет Гамов.

— И рад бы, но не могу! — задушевный, ласковый, проникающий в тебя голос. Блаженен тот, кто слышит его. Ослепителен лик того, кто взял все грехи на себя. Душа вселенская, божественная. Прозрение запоздалое, но его ли в том вина? Система!

— Искуплю, исправлюсь. В штрафбат, но при тебе! — умоляло астральное тело.

— Верю! Твоя душа пока чистится, она в движении. Дел много незаконченных, Олег! Тебе еще мосты через Берингов пролив наводить. Не испугаешься такого поручения?

— Хоть на Беломорканал! Искуплю честным трудом. Ох, как стыд жжет. Что со мной, Господи?

— Верю, значит, дар бесценный тобой не потерян. И я не зря старался.

— Не задаром, Спаситель! Я понимаю!

— Согрешивший да покается, да искупит еще, будучи в теле. Возвращайся и действуй.

Понимает, что путь указан. Гамов видит живых, иных коллег, они к ФСО приписаны. Узнает: Рогозин, Ратников и другие... Команда гудит, но они посвященные, без наслоений вульгарного материализма. Гаранта от посягательств темного владыки оберегают. Заблуждаются, думают, что влияние имеют. Коржаков в фаворе, преемника они, девяточники, мол, подскажут. "Шиш". Шиш вам, ребята! Это он им не сейчас скажет. Забыли, за кем последнее слово? Высшие силы о России пекутся, вам позволили только то, что можно! Он их убедит, возникший из комы, обретя новые свойства. Бога-то не забывайте, чекисты-оккультисты! Вот поведаю о том, что там видел...

Уберегли, сглаз убрали, не дали утонуть и то хорошо. А преемника гарант выберет не просто так, но то будет высшая воля. Не верите? Поговорим, астрологи самоуверенные...

...В больничной палате, вернее, в особой лаборатории Гамов очнулся. Медики или кто? Американцы, но он знает их всех, он насквозь их видит. Обрадуются его возвращению, станут выпытывать, пытаться использовать. Жируйте на талантах из России родом.

Вот этот лобастый, сам профессор Джон Мэн. О, у него семейные дела в провале, и электронные детишки бузу затевают. Да, господа, придется с вами заняться, вы душонки свои заложили в ломбарды. Насторожились? Еще бы, это истинные хозяева у порога, но я их знаю и дожидаюсь...

19. Мих остался королем и просил Люкса не покидать его. Тот согласился. Зуб ему вырвали, но прежней памяти не вернули. Головных болей, правда, стало меньше, зато появились странные, до конца не понимаемые, сновидения.

Война разрасталась, Люксу пришлось создавать особую гвардию короля с секретным отделом в придачу. Генералы построили укрепления вдоль побережья и сдерживали морскую пехоту противника. Небольшая профессиональная армия сражалась вяло, находилась в обороне. Высокие чины не жаловали простой народ, возражали против ополченцев. Однако Эд набирал себе людей из разных слоев, руководствуясь ему одному доступной интуицией.