Слом силы - хроники Иввианского конфликта

— Мани Пуллит, господин стратег! — отрапортовал вопрошаемый. — Всецело к Вашим услугам! Надеюсь на взаимопонимание и поддержку!

— Мани, значит? Интересно...

Сэй хитро подмигнул, поудобнее устраиваясь в кресле. Он решил начать операцию "кто такой Мани Пуллит" с простого разговора о том, о сем.

— И что же Вас сюда привело, господин Пуллит?

— Приказ! Знаете, тут такое дело... В штабе посовещались и решили, что негоже оставлять столь важную операцию без присмотра. Ну, по крайней мере, до меня дошли именно такие слухи. Понимаете же, в случае провала ответственность и на них ляжет, архистратиг не станет смотреть на чины, звания и прежние заслуги... Да и я бы не посмотрел! Если уж взялся за дело — делай смело... Шучу-шучу! Просто я не понимаю, когда берут на себя ответственность, а потом плюшевыми мишками притворяются. Да-да, такими игрушечными зверьками, с которых взятки гладки и спрос невелик. Конечно, не все такие, но лично я постоянно сталкиваюсь, буквально-таки лоб в лоб...

— Господин Пуллит! — директор строго постучал по столу. — Ближе к делу!

— Ой! Простите-простите! Заговорился совсем. Знаете, на меня находит иногда... Да, находит. Уж не судите строго! — с застывшим, как у изваяния, лицом и вырезанной на нем ослепительной улыбкой, гость продолжал. — Знаете, меня потому к Вам и отправили, что я с любым могу найти общий язык... Да-да, с любым! Спросите у стратега Расмуссена — как он радовался, отдавая приказ! Чуть в пляс не пустился шеф — вот как радовался! У меня ведь с ним теплые отношения были, дружеские, можно сказать...

— Так в чем именно заключается Ваша, хм, миссия? — несмотря на всю напускную серьезность, Китомура не смог сдержать слабой улыбки. — Что входит в круг Ваших обязанностей? И какое... хм... насколько большое содействие требуется от нас... от меня?

— Большое? Ну что Вы! Что Вы! Самое незначительнее, вот как нужно сказать! Я человек вполне самостоятельный, на других не полагаюсь, напротив — часто полагаю просто помехой... Да-да! Знаете, как иной раз под ногами всякие путаются? И ведь думают, что помочь хотят! Вот помню в последней операции на материке...

Директору на миг показалось, что в маленькой комнате стало тесновато от слов, потом он подумал, что они похожи на двух попугаев, запертых в одну клетку, а еще через пару секунд Китомура совсем уж собрался прервать излияния гостя. Он поднялся, демонстрируя почти идеальную выправку, и приоткрыл губы, с которых вот-вот должен был слететь короткий приказ... Но Мани, демонстрируя поистине молниеносную реакцию, вдруг замолчал и холодно посмотрел на хозяина кабинета.

— А если без шуток, господин Китомура, — в голосе гостя треснул и раскололся тонкий хрусталь, — то прошу просто не мешать мне. С моими полномочиями меня пропустят везде... И больше ничего от вас не требуется. Просто не мешать и все.

Жуткое сочетание фальшивой улыбки и неподдельного равнодушия в пустых, как окружающий космос, глазах производило сильное впечатление. Окажись на месте директора кто-нибудь менее устойчивый, сразу же убрался бы подальше, как нашкодивший кот, увидевший хозяина. Да и сам Сэй Китомура, человек, ставший стратегом пройдя все ступеньки, начиная с самых нижних... А это все равно, что семь кругов ада пройти... Но даже он, впервые столкнувшись с подобным существом, с якобы человеком, который всячески свою непринадлежность к людскому роду-племени демонстрировал...

Даже стратег Сэй Китомура испытывал страх, наблюдая истинное лицо Мани Пуллита. Это чувство подтачивало старика, как подтачивают черви корни дерева, оно стучало глухими ударами сердца, и от каждого удара отлетали кусочки брони — привычной защиты от тягот и невзгод реального мира. Само присутствие "наблюдателя от штаба" растворяло, разрушало психологическую устойчивость директора, привнося в стройную последовательность мыслей нотки первозданного хаоса.

— Мы друг друга поняли? — поинтересовался гость. — Надеюсь, что так. Потому что...

Он щелкнул пальцами.

— Что-то Вы побледнели, господин Китомура, — сказал Мани голосом доброго дядюшки. — Здоровье беречь нужно... Особенно в вашем возрасте. А то знаете — то, чем здесь кормят, оно не очень и полезно для изможденного долгой жизнью организма. Этот ваш тонизирующий напиток... Ну и гадость же он! Я один раз попробовал — потом полдня плевался, как верблюд. Но я ведь не верблюд! И...

Гость вернулся к изначальной разговорчивости, но директор, которому наглядно показали, что это просто маска, сейчас даже не пытался вслушиваться в обилие слов. Он смотрел в глаза Мани Пуллита, прямо смотрел, борясь с желанием отвернуться, опустить голову или вообще сбежать.

— Все это замечательно, — Китомура, наконец, решился перебить болтливого гостя. — Но одного я так и не понял... Утром не приземлялись новые шаттлы, техника со стороны равнины не подходила к лагерю, а если бы Вы ночью прятались здесь — Вас непременно обнаружили бы. Как же так, господин Пуллит? Как вы попали на территорию нашей маленькой военной базы?

Мани пожал плечами.

— Не знаю. Просто попал и все. Пути человеческие неисповедимы... Сегодня здесь, завтра там, а где вчера был — так и вовсе не помню совершенно.

— Скорее всего, Вы, господин Пуллит, пожаловали к нам... — директор выждал паузу, в течение которой буквально сверлил собеседника взглядом. — Со стороны Леса Ивви.

— Ой! Вы необыкновенно проницательны, господин Китомура! Пойдете ко мне пророком? Ой! Шучу, шучу! — не прекращая паясничать, Мани небрежно поднес два пальца к виску, скорее насмехаясь, чем отдавая честь. — Я могу идти? Да? Тогда здравия желаю, почтенный стратег...

Посчитав свою задачу выполненной, гость развернулся и бодро направился к выходу, не забывая выразительно шаркать ногами. Правда, желаемого действия это не произвело — хозяин кабинета так и не вышел из себя, не разъярился, как бык, увидевший тореро, не стал крушить и ломать все вокруг, требуя голову господина Пуллита. Скорее наоборот, Сэй Китомура разом погрустнел и полностью погрузился в свои мысли, что, впрочем, не помешало ему ответить на невысказанный вопрос гостя, когда тот уже взялся за ручку и потянул дверь на себя.

— Лист на левом плече... — взгляд Мани мгновенно метнулся в указанном направлении. — Он желтый.

— Верно, — с оттенком удивления промолвил гость. — Верно! Вы еще и чертовски наблюдательны, господин Китомура... — губы Мани Пуллита раздвинулись, обнажая острые, как колья, зубы. — Приятно было иметь с вами дело.

После чего отвесил еще один клоунский поклон и важно удалился, не забыв, правда, убрать с плеча злополучный листик. А директор, оставшись в гордом, если можно так выразиться, одиночестве, посидел без движения минуту другую, да и достал припасенный флакончик с прозрачной жидкостью. Ловко открутив пробку и отпив немного, буквально пару капель, он вздрогнул, сверкнул глазами и обмяк, развалившись в кресле, как амеба.

Китомура прикрыл кажущиеся свинцовыми веки и тяжело, как после длинного кросса, вздохнул. Предстоящий день обещал быть невероятно трудным, а ко всему еще и не заладился с самого утра...

4

"Бесчувственный чурбан! Я ему душу открыла, рассказала то, что никому не рассказывала... А он... Он... Черт!".

Рей сидела у себя в комнате и разрывалась между состоянием тихого бешенства и крайнего расстройства. То ей хотелось прямо сейчас отправиться к Диму и высказать все, что она о нем думает, то слезы сами проступали в уголках глаз, грозя превратиться в безудержный поток соленой влаги. Тогда точно придется приводить себя в порядок — оккупировать ванную на часок-другой, опоздать к построению, весь день не успевать, везде носиться, как угорелая и опять чувствовать судорожное биение загнанного сердца...

"Не хочу!"

Сурово шмыгнув носом и прищурившись, девушка бросила косой взгляд на зеркало. Гладкая поверхность вернула услугу, в качестве бонуса насмешливо отразив лохматую и заспанную физиономию человека пол которого, как говорят в Сети, не определен. Да уж... То ли девушка, а то ли видение.

"Скоро совсем призраком стану... Обоснуюсь на базе и буду ночами пугать часовых".

Мысль позабавила. Рей даже отвлеклась от смакования страданий и вернулась к своим баранам... А точнее одному вполне конкретному парнокопытному. Которому стоило как следует настучать по виртуальным рогам. Чтобы прочувствовал сполна, что испытывает сейчас Рей... Да уж, иначе этого киборга не прошибешь. Изменяет свое сознание на счет раз и при этом все прекрасно помнит. А толку? Из чувств у него остается только ощущение боли. И то — не факт.

К тому же само переключение... Рей пока не разобралась, что это такое. Ведь в академии ничего подобного не было... Димас всегда был практически одинаковым. Да, он мог вспылить, да, мог издеваться над ней, мог грустить и печалиться, а мог ухмыляться, как довольная пиранья. Но все это было ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ. А сейчас... Парня будто подменили: то он, как прежний, словно Рей вновь вернулась в стены академии, то он бесчувственная машина, которую интересует только эта дурацкая война...

"Что я здесь делаю? Что МЫ здесь делаем?"

Под "мы" девушка подразумевала себя и Димаса. Дим... Ну почему он не хочет понять ее чувства? Почему он не хочет дать волю своим собственным эмоциям, идущим из глубины души, можно сказать, из самого сердца? Наконец, почему в момент наивысшего напряжения он просто-напросто переключается? Сбегает, как последний трус...

"А что же делать мне?"

Неожиданно подумала девушка, и ей стало еще муторнее. Словно тошнота подступала не к горлу, а к сердцу, разливалась желчью в душе, сжигала оголенные нервы... И Рей ждала, когда же это ощущение превратиться в банальную и такую привычную физическую боль, которая принесет иллюзию облегчения, которая, пусть ненадолго, освободит мысли из липкой паутины сомнений. Но боль не спешила приходить, а мысли громоздились на мысли, образуя шаткую пирамиду, которая в любой момент могла обрушиться, погребая под собой маленькую потерявшуюся девочку по имени Мери Рейнольдс...

Грудную клетку разрывало в стороны, казалось, что кривая линия границы прошла через нее, отделив прошлое от настоящего. Кровь пульсировала в висках, алой ртутью растекаясь по набухшим сосудам, а ее тяжесть тянула вниз, к земле... Рей подумала, что если она так просидит еще пару минут, то больше не сможет встать. Или, по крайней мере, в ближайшее время от нее точно никакого толку не будет. Если не вырубится, свалившись на незастеленную кровать, то совсем расстроится и весь день проходит, как сомнамбула, зевая и потирая красные глаза.

"Хватит".

Девушка, собрав последние силы, буквально за шиворот подняла себя со стула и потащилась к умывальнику. Пять минут, чтобы привести себя в некое подобие порядка... Еще десять, чтобы одеться и не выглядеть чудищем, вылезшим из-под коряги... Потом быстрым шагом домчаться до импровизированного плаца... А после...

"Только не показывать чувства... Только не при нем..."

Она закрыла глаза и окунула лицо в ледяную воду...

Рей почти что бежала, перепрыгивая через хаотично разбросанные ящики и с трудом избегая столкновения с внезапно возникавшими на пути столбами. Эти высоченные махины из особого сплава напоминали бамбук — такие же полые внутри и поверхность украшена поперечными кольцами. Неизвестно, для чего предназначались подобные чудовища, по крайней мере, с Рей никто информацией делиться не спешил. Она, конечно, размышляла насчет сверхмощной антенны или генератора особого поля... Но доказательств не было, а гадать на кофейной гуще можно хоть до скончания времен.

— ...а я говорю — неделя, не больше. Спорим?

— На что? У тебя ж в карманах пусто, только ветер гуляет!

— Найду что поставить! А ты боишься?

— Размечтался. Итак, ты ставишь на то, что мы проторчим тут не больше семи дней?

Двое солдат горячо, но довольно мирно, переругивались. Девушка пробежала в метре от них, но курсанты даже не оглянулись, увлеченные своим спором. Да уж... Если бы не некоторые странности — и не скажешь, что война идет. И это, как раз, и есть самое странное.

"Может, я по ошибке в сумасшедший дом попала? Очень похоже, между прочим..."

Походные домики, техника разнообразного назначения и ящики-ящики-ящики. Некоторые были распакованы, а рядом аккуратно, в ряд, как только что пойманная рыбешка, лежали автоматы или боеприпасы к ним. Кое-где возле амуниции возились не слишком расторопные солдаты, на лицах которых читалось явное желание подремать еще часок-другой. Чего, впрочем, им вряд ли светило в обозримом будущем и курсанты, состроив мученическую физиономию, продолжали монотонно разбирать тяжелые ящики.

"Они не такие", — подумалось Рей, и девушка посмотрелась к солдатам внимательнее, — "Они не такие, как раньше!".

И почему она сразу не обратила внимания? Ладно — вчера слишком много впечатлений плюс усталость от перелета, да шок из-за внезапно начавшейся войны. Но сегодня-то? Расклеилась, как древняя барышня, только и думала — Дим то, Дим се, как он посмотрел, что он сказал... А ведь именно ее приятель и сбил девушку с мысли! Он, если не считать жутких "переключений", вел себя, как обычно. Потому Рей и не стала приглядываться к другим курсантам, посчитав, что с ними все обстоит аналогичным образом...

"Дура! Слепая дура!"

Рей еще много чего хотела себе высказать, но свет мощных ламп, кувалдой ударивший по глазам, остановил поток самокритики. Девушка, наконец, добралась до сияющего, как солнце, плаца и ей ничего не оставалось, как быстро шмыгнуть в строй, пристроившись между Гестом и каким-то, незнакомым ей, курсантом.

— ...Вас разделят на группы, в каждой будет от пяти до десяти человек, — офицер, в котором Рей не без удивления узнала Сыча, недовольно покосился на опоздавшую. — В зависимости от подготовки боевых единиц, составляющих группу, в ее состав могут включаться опытные офицеры... Которые, как вам известно, составляют штат преподавателей академии.

Сыч, без очков и в армейской форме походивший на старого, матерого лиса, окинул взглядом собравшихся. Тяжело так посмотрел, со значением.

— Ребята, я не скажу, что вам нужно забыть все, сказанное мною на занятиях по тактике. Вовсе нет, вы же понимаете, что без теории нельзя... Но теория — это просто теория. На практике все выглядит иначе, словно ты смотришь на одну и ту же вещь под разными углами. Во время боя у вас не будет возможности остановиться, спокойно подумать и принять решения. Вы должны... просто обязаны действовать молниеносно! Думать и действовать! Иначе...

Офицер, бывший преподаватель и просто очень опытный человек отвернулся, будто вспоминая что-то свое, слишком личное, чтобы говорить об этом во всеуслышанье.

— ...умрете, — глухо закончил он. — Все, до единого.

"Сыч ведь не это хотел сказать".

Девушка, чувствуя тяжелое дыхание товарищей и сама с трудом переводившая дух после вынужденной пробежки, буквально спинным мозгом чувствовала, что их начальник не обо всем поведал. Далеко-о-о-о не обо всем. Что бы он там из себя не строил, но по лицу видно — мысли у него не особо приятные. Трагедия в далеком прошлом? Или за курсантов беспокоится? По крайней мере, половину важности у него разом убавилось...