После Пламени. Корона Севера

Старн еще раз вгляделся в лицо спящего. Отошел — раздуть огонь в очаге. И приготовил нож. На всякий случай.

Потомки Рейлин видели дурные сны очень редко: Властелин Мелхгур оградил своих людей от этой напасти. Кроме тех, кому дано было больше прочих.

Развить дар невозможно, не открывшись миру. А начинающий колдун беззащитен. И чем талантливее он, тем больше привлекает злых духов. Пока не научится давать им отпор — если выживет. Старн когда-то сумел. Двое его товарищей, с которыми начинали вместе, нет.

— Нас... Наставник...

Ульт все-таки пробудился. Приподнялся на локте, трясясь, словно в лихорадке. Колдун приблизился к нему, внимательно вглядываясь в глаза и держа за спиной руку с заговоренным ножом. Простое железо против одержимого злым духом не поможет.

Но взгляд у мальчишки был осмысленный. Живой.

— Пей! — Старн сунул ученику бурдюк.

И пока тот с жадностью глотал терпкое вино, настоянное на травах, успел спрятать нож. Незачем парню его видеть.

— Наставник, — Ульт оторвался от бурдюка и неожиданно улыбнулся. — Я Властелина видел. Он велел передать послание вождю.

5

Великолепный мальчишка! Я даже подумывал забрать его в Ангбанд — проверить, как он управится с Венцом, но все-таки отказался от этой затеи. Парень старался бы мне угодить, как все в его племени. И, разумеется, ничего бы у него не вышло — как у Мори с тем орком.

Если у Воплощенного нет личного интереса, такого острого, чтобы ни о чем больше не думать, он не сумеет изменить ход событий. И ни талант не поможет, ни Венец.

Нет, мне нужен враг. Человек, который действовал бы не по моей указке (и с уверенностью в моей поддержке), а вопреки мне. И при этом достаточно одаренный, чтобы справиться с задачей. Лучше всего — мой потомок. Кстати, среди людей, что переметнулись к нолдор, таких едва ли не больше, чем в племенах, верных мне. Тем хуже для старших Детей: бунтарям не очень-то важно, против чьей власти выступать — главное, чтобы она была.

За Ультом я все же решил приглядывать: люди, способные мысленно дозваться меня, рождались всего четырежды с тех пор, как их народ пришел в мир. Если, конечно, это мальчишка меня нашел, а не я его. Венец вполне мог выполнить мое подспудное желание отыскать человека, способного с ним работать.

Впрочем, пока Ульт был гораздо полезнее для связи с племенем Рейлин. Крылатых посланцев нолдор вполне могли заметить. А вот подсмотреть чужие сны — это нет.

6

— Нашли что-нибудь?

— Нет, Маэдрос, — Келегорм развел руками. — По-прежнему ничего.

— Вернее — только обычная сталь, — уточнил за него я.

— И только эльфийская, — брат придвинулся ближе к камину и протянул руки к огню. — Гномье оружие и даже... хм... людское орки забрали. А к нашему, похоже, прикоснуться боятся.

Да, боятся. И поэтому в местах былых сражений, занятых сейчас Морготом, остались наконечники стрел, кинжалы, мечи. Все, кроме сделанных из сплава, созданного отцом. Мы так и не дали ему названия: это право мастера. Пусть даже тот мертв.

— Орки или гномы? — спросил я скорее сам себя.

Келегорм удивленно повернулся ко мне:

— Вряд ли гномы. Говорят, они полагаются лишь на то оружие, что изготовили сами. Да и не в их обычае обирать павших, Маэдрос.

— Обычаи иногда меняются, — хмыкнул я. — Особенно у тех, кто много торгует.

— Ты про камни, которые Карантир видел у Азагхала? Но это ведь не оружие. По крайней мере, с точки зрения гномов.

— У народа Ауле чутье на металлы, — заметил я.

— Не слыша мелодии, ты все равно не отличишь сплав Феанора от простой стали.

Не слыша мелодии... Вот в чем дело!

— Это не орки, Келегорм, — сказал я, мрачнея от внезапной догадки. — Это могут быть только майар. Подручные Моргота, действующие по его приказу.

— Если и так, думаешь, они сумеют повторить сплав? Или использовать против нас?

— Не знаю. Но лучше не проверять.

7

— Нолдор стягивают войска, Властелин.

— Рановато, — Мелькор недовольно покачал головой. — Я рассчитывал, что они еще пару лет поработают.

— Остановить их? — деловито предложил Первый Помощник.

— Н-нет, — задумчиво протянул Вала. — Пожалуй, не нужно. Посмотрим, на что годны их творения. А потом пусть нолдорские умельцы трудятся дальше. Кстати, проследи, чтобы все сыновья Феанора остались целы.

— Зачем нам все, Властелин? — удивился майа. — Мастера там только Карантир с Куруфином, прочие бесполезны.

— Вот я и не хочу, чтобы Карантир с Куруфином потеряли голову и бросились мстить за братьев, — нахмурился Мелькор. — Они нужны мне в здравом уме.

— Я позабочусь, чтобы все семеро уцелели, — без особой охоты пообещал Саурон. — Но здравый ум обеспечить им не могу.

— Я удержу Маэдроса с братьями от поспешных решений, — Восставший улыбнулся. — А ты прикажи оркам не убивать их ни при каких обстоятельствах.

— Как поступим с нолдорскими городами? — Первый Помощник брезгливо поморщился.

— Уберем, но очень аккуратно. По одному. От поспешности тут может быть больше вреда, чем от аманских мелодий.

— Но затягивать тоже нельзя, — встревожился майа. — Чем дольше мы ждем, тем сильнее повреждения.

— Начнем с Хифлума, — решил Мелькор. — Как только восстановим нашу Музыку там, займемся Гондолином. Или Нарготрондом.

8

— Гаурт, передай сотникам: в бой пойдете в черных доспехах. Да, в парадных. Но шлемы не чистить.

Морда болдога вытянулась.

— Повелитель Саурон, шлемы... они того... грязные.

— Не чистить! — рявкнул я. — Наоборот — над огнем закоптить, чтобы тоже черные были.

— Чтобы, стало быть, не блестели? — сообразил Гаурт.

— Именно. И оружие не вынимать, пока вплотную к квынам не подойдете.

Болдог кивнул, щуря золотистые, как у волка, глаза.

— Повелитель Саурон.

— Да?

— Нас пыль выдаст. Разведчики могут красться, армия — нет.

— Пыль дождем прибьет. И ветер будет от квынов к вам. Идти будете и днем, и ночью. Тучи вас защитят от солнца.

— Морды бы еще вымазать, Повелитель. — предложил Гаурт. — Сажей.

— Дождь, — напомнил я. — А впрочем, будет вам краска, такая, чтоб от холодной воды не сходила.

- Аратаназ!

Я едва не вздрогнул от этого мысленного зова. Будто он мог что-нибудь значить!

— И чтобы молча шли! — приказал я, пряча за внешней суровостью неуместную растерянность.

Хорошо, что Воплощенных легко обмануть!

— Да, Повелитель! — вытянулся Гаурт.

— Кто на марше хоть звук издаст, хоть чем привлечет внимание квынов — лично волкам скормлю. Все, ступай.

— Да, Мелиан? — я ответил не сразу, хотя дверь за болдогом давно закрылась.

- Пощади мою дочь.

Начинается! Оторвать меня от дела ради нелепой просьбы!

- Зачем она мне? — раздраженно спросил я.

- Ты ведь не собираешься мстить ей?

Мстить? Полукровке? Ну, и фантазии! Вот для изучения девчонка бы пригодилась. Но не после того, как она побывала в Мандосе. Кто знает, что с ней там сделали? Чистоты эксперимента не будет, а вот вред вполне возможен. С Владык Запада станется использовать дочь Мелиан как соглядатая. Или как приманку.

- Аратаназ?

- Нет, не собираюсь, — отрезал я.

Что за глупость! Годами мечтать о разговоре, пытаясь скрыть это даже от себя. Гнать ненужные мысли, с головой уходя в работу. А когда несбыточное вдруг происходит на самом деле, не чувствуешь ничего, кроме досады.

- Аратаназ, Сильмарилл не у нее.

- Знаю, он в Дориате.

- Ты нападешь? — робко спросила она после паузы.

Да, Мелиан, я напал бы, если бы это могло что-то изменить! Если бы достаточно было забрать тебя в Ангбанд... и не отпускать потом ни на шаг. Да толку-то!

- Не нападу, — холодно пообещал я. — Твой Дориат нам ничем не мешает. Просто сидите тихо, и вас не тронут.

- Аратаназ...

- Я занят, Мелиан! — оборвал я ее, чувствуя, что еще чуть-чуть — и потеряю контроль над собой.

А что тогда? Снова убеждать ее, уговаривать, на что-то надеяться? Нет смысла! Все давно сказано — и ею, и мной.

Я немного промедлил и потому еще уловил еле слышное:

- Спасибо.

Я закрылся от мысленной речи. Посидел немного, сжав зубы и пристально глядя на струйку песка в часах — пока стекло не начало плавиться.

Так, все! Надо заняться краской. Не сходящей от дождевой воды и безвредной для орков. Время не ждет.

9

— Ты хороший мастер, Алканармо.

Я редко признавал такое и еще реже говорил об этом вслух. Но гость был действительно искусен. Мало кто в Гондолине мог сравниться с ним. Трое или четверо мастеров. Не считая меня самого, разумеется.

Алканармо слегка наклонил голову — то ли из вежливости, то ли в знак согласия. Вот же! Чем тоньше нолдо чувствует красоту, чем лучше умеет воплощать ее, тем строптивее у него нрав!

— Где ты учился?

— В Ангбанде.

— Где?! — рука сама потянулась к эфесу меча... но пальцы нащупали только узорчатый пояс.

Сколько лет я уже не носил оружия — а привычка осталась.

— Я был в плену, король, — спокойно пояснил Алканармо, но взгляд голубых глаз стал колючим. — И бежал.

Фингону следовало предупредить меня!

— Как ты бежал? — сурово спросил я. — Нет, не рассказывай — покажи. Все!

Это было рискованно. Кто знает, что с ним сделали в Ангбанде? Может быть, передо мной стоял не нолдо, а Вражья тварь, схожая с нами обликом. Его следовало убить — немедленно, не вступая в разговоры. И уничтожить его творения: каждое из них могло нести зло.

Но убить такого мастера! Будь я воином, как Фингон, я бы не колебался, наверное. Но я — творец. И я не мог. По крайней мере, не мог сделать это, не разобравшись.

Он действительно показал все. Начиная от пути через Лед и первых боев с Морготом. Я не стал его останавливать, хотя избегал вспоминать об этом. Алканармо показывал, как был схвачен орками и как жил в Ангбанде, и я чувствовал, что он искренен. Можно солгать словом, но при мысленной речи каждый открыт.

— Как Моргот позволил вам бежать?

— Похоже, он был занят чем-то, — мастер пожал крепкими плечами. — В Ангбанде все рушилось.

— Те камни, что ты тогда создавал... злые камни. Ты мог бы снова делать такие?

— Мог бы. Но не стану, — твердо ответил Алканармо. — Их не должны касаться руки эльдар: это небезопасно. Да и бессмысленно. Не оркам же их подбрасывать. А вот Гондолин...

— Что Гондолин? — нахмурился я.

— Он вроде моих камней, король. Для Моргота. Красота, ставшая оружием. Смертельно опасная.

Он помолчал и добавил очень тихо.

— Враг будет стремиться уничтожить Гондолин, король.

— Он не найдет его. Город надежно укрыт в долине. Никто не покидает его, а значит, никто не сможет выдать.

— Если бы в твои владения забрела Вражья тварь, ты почувствовал бы это, король?

— Разумеется, — я невольно поморщился, представив себе подобное. — Любой из нас уловил бы сбой в мелодии.

— Да. Но ведь и Моргот слышит чужую Музыку. Каким бы чудовищем он ни был, он все-таки Вала.

— Если враги придут, у меня найдется, чем встретить их, — прищурился я.

— Не "если", король. "Когда". Гондолин способен отразить нападение, но совершенство города будет нарушено.

— И что же ты предлагаешь?

— Не ждать, пока враги явятся сюда. Опередить их. Сразиться на их земле.

10

Небо над Тангородримом было затянуто черными тучами. Или дымом? Не разобрать, как ни напрягай зрение. Слишком далеко от Эред Вэтрин до Ангбанда.

Посмотреть бы в палантир! Впрочем, даже будь Видящий камень с собой, Фингон не решился бы им воспользоваться. Хватит и того разговора с Маэдросом, слишком поспешного, слишком неосторожного.

Высокий торопился — настолько, что не стал посылать гонца. Толком не объяснил ничего. Понятно: опасался чужих ушей. Но Враг и так мог узнать достаточно. И о том, что ждать нельзя, а надо идти в наступление немедленно. Когда? На рассвете Сердца Лета, самого долгого дня в году. Орки боятся Ариэн, и при ее свете сражаются хуже. И о том, что Маэдрос поведет свое войско открыто, чтобы выманить Моргота из Ангбанда. А Фингон внезапно ударит с запада после того, как завяжется сражение.

Вожди нолдор говорили быстро и тихо, укрывшись в подвалах своих крепостей. Там не было окон, и толстые стены глушили звуки. Моргот никак не мог подслушать разговор, не пользуясь палантиром, а Видящий камень нолдор почувствовали бы сразу. И все-таки Фингон не мог избавиться от чувства, что Врагу все известно.

Иначе почему до сих пор не загорелись сигнальные огни в Дортонионе? Маэдрос уже должен был выступить. Что-то задержало его? Фингон попытался мысленно позвать друга — безуспешно. А палантир остался в Хифлуме: брать его с собой было слишком опасно. Что, если Моргот все-таки нашел способ незаметно наблюдать за вождями нолдор через Видящие камни? Вот и пришлось использовать людские средства — зажигать костры на вершинах.

А вдруг Маэдрос уже идет к Ангбанду, но что-то случилось с отрядом, отправленным в Дортонион? Наваждения Врага не действуют на людей, но в захваченных Морготом землях могут подстерегать и другие опасности. Если все посланные погибли, как узнать, вышло ли в бой войско Химринга?

Фингон перевел взгляд на восток. По плану Маэдрос сейчас вел своих воинов через Анфауглиф. Вел открыто — так, чтобы наверняка привлечь внимание Моргота. Знамен со склона Эред Вэтрин разглядеть бы не удалось, зато пыль из-под тысяч ног поднималась бы достаточно высоко. Но пыли не было.

Пение труб, донесшееся с юга, отвлекло короля от тревожных мыслей. Фингон повернулся на звук, не веря себе, боясь поверить. Но мелодию нельзя было не узнать: Гондолин. Тургон пришел на помощь!

Фингон поднял голову, посмотрел в быстро светлеющее небо и улыбнулся. Тьма рассеялась, наступал день. Решающий. И счастливый для нолдор.

11

— Почему не горит огонь, Ульдор?

Человек поднял лицо к небу, затянутому плотной пеленой туч. Дождь моросил четыре дня — холодный, непрекращающийся. Воздух был пропитан влагой.

— Дрова отсырели, принц Маэдрос, — вождь истерлингов снова устремил взгляд на запад, словно мог отсюда что-то разглядеть. — Но сын моего брата умеет разводить костер и под ливнем.

Его племянник, Ульнир, совсем мальчишка, но Ульдор заверил меня, что лучше него никто не справится.

— В чем же дело? — напряженно спросил я.

Мы выступили в поход вчера утром, но пройти успели немного. Догнал вестовой из Химринга: дозорные зажгли сигнальные огни на башнях, но вершины Дортониона оставались темными. Люди, отправленные Ульдором, не подали условный знак Фингону.

Я приказал войску остановиться. Медлил, то пытаясь мысленно дотянуться до друга, то тщетно всматриваясь в палантир в поисках Ульнира. Но Видящий камень оставался темным, словно внезапно утратил свою силу. А Фингон не отзывался. Мне хотелось верить, что из осторожности. Что он просто ждет — того же, чего и я. Рыжих искорок на дальних вершинах гор.