— Хочу свое 'спасибо', — прошептал, едва касаясь губами моих губ. — Я же всегда поступаю аморально...
Целовался он все так же хорошо. Наверное, это как с ездой на велосипеде — нельзя разучиться. И волосы все такие же мягкие, разве что спутались немного.
Ощущения на грани эйфории и безумия. Шорох спального мешка. Твердая поверхность под спиной. Прохлада на плече, с которого сползла куртка. Стон — непроизвольный, который и хотелось бы сдержать, да не вышло. Тело после избавления от кена Гектора отказывалось подчиняться напрочь. Вернее, оно подчинялось, но не мне...
— Какое искушение прикоснуться к тебе сейчас, когда ты так хочешь этого, — шепнул Влад мне в самое ухо, рождая миллиарды мурашек. Они поползли от шеи к затылку и вниз — по позвоночнику. — Как остановиться, когда это — единственный момент, когда я смогу убедить тебя?
— Влад, я...
— Нет, молчи! — Указательный палец лег мне на губы. — Ты ведь отправишься спасать его, верно? Ты всегда всех спасаешь... Но сегодня, здесь никого спасать не нужно. Просто позволь себе наделать немного ошибок.
Если бы он не остановился, я бы их наделала. Много. Тех, о которых потом сожалела бы. Я даже понимала это и все равно обнимала. Закрывала глаза и наслаждалась теплом. Тем, о котором забыла. Законсервировала в памяти с пометкой 'не вскрывать'. Вскрыла. Вспорола консервную банку забытых эмоций и выпустила их на волю...
И да, я не остановилась бы на полпути. Я вообще забыла, что это такое — останавливаться. Если бы он не... если бы...
Влад разорвал поцелуй. Укутал меня курткой. Уткнулся лбом мне в лоб и закрыл глаза.
— Я никогда не перестану бороться, — шепнул. — Слышишь, никогда!
Поразмышлять над его словами не вышло — усталость взяла свое, и я уснула. Сквозь сон почувствовала, как меня бережно сунули внутрь спальника, затем снова обняли и застегнули молнию.
Снов не было. Не было тревожных, будоражащих видений и туманных намеков. Только темнота — теплая и уютная. И покой.
Проснулась я далеко за полдень. Выбралась из мешка, расстегнула палатку и вдохнула свежий, ароматный воздух неизведанного края. Туман рассеялся, и долина заиграла новыми красками, очаровывая. Ржавая трава от ветра шла волнами, льнула к земле и наползала на низкие холмы неподалеку. Прямо за ними, на горизонте бледными макушками горы цепляли облака. А в другой стороне с линией горизонта целовалось озеро. Зеркальная гладь воды изредка покрывалась рябью, словно морщилась от яркого солнца, застывшего в зените...
Жизнь в поселении кипела. Горели костры, готовилась еда, со всех сторон слышался гомон и смех. Уютно. Ну, если не учитывать вечные миграции.
Внезапно захотелось домой. Обнять Алана, вдохнуть молочный запах его макушки, выпить с Элей чаю на кухне. Выслушать жалобы Томы на Дашу. Сказать Роберту, что не все потеряно. Влад ведь обещал подумать...
Воспоминания о сегодняшней ночи вызвали стыд. И вроде как я свободна уже, никому ничего не должна, а все же... Понимала, что в том поступке было мало правильного. Ошибка. Влад полагает, я считаю все, что было между нами ошибкой. Или то, что может быть.
Но ведь ничего не может быть, верно?
Нет, не о том ты должна думать, Полина! Теперь, когда кен Гектора больше не угроза, нужно решить, что делать дальше. Глупо будет просто прийти к нему и заявить: 'В тебе нет власти надо мной', как в отечественном фэнтези-фильме. Пафосно и ничего мне не даст. Ничего не даст Лидии...
Ее мутные, несчастные глаза преследовали меня. Она просила помочь. Но чем? Черт, чем я могу помочь, когда сделанное — необратимо?!
Ответ пришел сам — холодный, логичный, с привкусом приговора. Отдать ей Эрика. Отказаться от надежд и оставить Гектору право управлять им. Снова соврать. От этих мыслей настроение тут же испортилось, и прекрасные пейзажи больше не радовали.
Ну, почему мы рождены такими? Монстрами, которые причиняют боль, забирая у ясновидцев самое ценное? Почему, чтобы жить, нам нужно отнять жизнь? Кто придумал такую справедливость? И главное — как я смогу с этим жить. Как смогу смотреть на соплеменников, когда видела Лидию во сне? А ведь каждый из них питается, пусть нечасто, но все же...
— Ты весьма своеобразно сбежала вчера от наших занятий. — Барт подошел так незаметно, что я подпрыгнула от неожиданности. Выглядел он замечательно — сразу видно, что выспался и уже позавтракал. — Бессонная ночь?
— Наполовину, — уклончиво ответила я. — Да и не сбежала я. Главное ведь — результат, верно?
— Верно, — кивнул. — И как чувствуешь себя теперь?
— Не сильно отличаюсь от 'тогда', — поморщилась я.
— А вот и отличаешься, — загадочно возразил Барт и посмотрел куда-то в сторону. Я проследила за его взглядом и краем глаза заметила, как Алеша и Кшиштоф — один из провидцев сольвейгов — завели в палатку незнакомого щуплого парня. — Не желаешь ли немного позаниматься перед завтраком?
— Позаниматься? Чем?
— Увидишь.
Барт взял меня за руку и увлек к той самой палатке.
Внутри было светло. Под куполом качалась задетая чьей-то головой лампочка на длинном проводе. На кушетке сидел тот самый щуплый и затравленно смотрел на нас с Бартом. Леша и Кшиш держали его с двух сторон за плечи, словно несчастный мог вырваться и крушить все вокруг.
Крушить он вряд ли собирался, а вот убежать мог. В его глазах, похожих на глаза испуганной лани, читалась паника.
— Ясновидец, — шепнул мне на ухо Барт. — Его выпили вчера.
Ну вот, снова. Зачем мы здесь? Чтобы я посмотрела на него и уверилась: хищные — чудовища? Люди, которых я люблю, которым доверяю. Глеб. Ира. Влад. Эрик...
Алан.
Нет-нет, нельзя! Нельзя так думать о сыне!
— Зачем?.. — шепотом спросила я, невольно отступая назад, ближе к спасительному выходу, ближе к миру, к которому я привыкла. Но Барт лишь ухмыльнулся и подтолкнул меня вперед. Туда, где сидел человек без разума.
Он боится. Почему он боится? Ведь ему уже нечего терять.
— Присядь, — велел мне Барт и указал на место у ног ясновидца. Леша свободной рукой заботливо поставил для меня раскладной стульчик и робко улыбнулся. Я послушно опустилась на стул, на плечо мне легла тяжелая рука вождя сольвейгов.
— Хищные пьют их, и ясновидцы сходят с ума, — продолжил Барт. — Теряются между прошлым и будущим, не могут отличить видений от кошмаров, путаются в собственном разуме. Почему?
— Потому что им нужен кен, чтобы читать будущее, — тоном примерной ученицы ответила я. Ясновидец несколько раз конвульсивно дернулся и затих в руках держащих его сольвейгов.
— Правильно. Но что если вернуть им кен?
— Вернуть? Но ты говорил...
— Забудь все, что я говорил! — перебил он. — Я глуп. Мы все глупы, но мы можем научиться.
— Научиться чему? — заворожено спросила я, наблюдая, как Кшиштов сильнее сжимает плечи юноши, а Алексей приподнимает ему свитер. Живот ясновидца был белым, покрытым редкими волосами и с лиловым шрамом справа. Наверное, недавно аппендикс вырезали. И не только аппендикс.
Барт взял мою руку и бесцеремонно прислонил ладонь к его животу. Ясновидец застонал и снова дернулся, но мужчины крепко держали, и он уставился на меня безумными глазами.
— Не смейте, я принц! — выкрикнул истерично, и от неожиданности я отпрянула.
— Не бойся, Полина, — ласково успокоил Барт, возвращая мою руку на место. — Он не кусается.
— Ты поплатишься! — зло выдохнул юноша прямо мне в лицо. — Он видит тебя. Он плетет паутину, и скоро ты в нее попадешь. Он знает тебя, знает, где ты...
— Уже нет, — прошептала я, понимая, что плачу. Горячие слезы текли по щекам и капали на куртку.
— Чувствуешь его жилу? — тихо спросил Барт.
Я кивнула. Чувствую. Пуста. Сухая, как земля в зной. Потрескалась и болит. Постоянно болит от вечного голода, который не утолить.
— Пуста, — прошептала я, глотая слезы.
Барт присел на корточки рядом со мной и уверенно сказал:
— Так наполни!
— То есть как — наполнить? — опешила я и забрала руку. Ясновидец облегченно выдохнул и уставился на Барта ненавидящим взглядом. Тот не смутился.
— Очень просто. Дай ему свой кен, Полина.
— Разве такое возможно? Разве я... могу?
— Попробуй и увидишь.
Попробовать-то можно, только что это даст? Впрочем, Барт бы не стал просто так предлагать...
Ладонь вернулась на место. На юношу я не смотрела, не выдержала бы страха и отвращения в глазах. Закрыла глаза. Сосредоточилась. Есть только я и кен, а еще пустой сосуд, который нужно наполнить. Просто наполнить, чтобы пустым не был. Жила взволновалась, запахло ванилью — все же кен Влада еще влиял на меня. И все случившееся ночью — результат этого влияния. Мне не стоит переживать, совсем не...
Ладони открылись, и кен потек наружу. Туда, где истрескавшаяся, голодная жила уже ждала. Она поглощала его жадно, шипя и требуя еще. Я буквально чувствовала ее перекошенный от неожиданного удовольствия рот. Конечно же, у жил не бывает рта, но если бы был, то выглядел бы так, как я его себе представила — сумасшедший оскал голодного животного, которому дали пищу. И вот оно хватает еду без разбора, чавкает и глотает, не пережевывая.
Правда, кен жевать не надо...
Голова закружилась, во рту пересохло, и Барт осторожно отнял мою ладонь от живота ясновидца. Я открыла глаза и встретилась с глазами юноши...
Молчит. Смотрит на меня недоуменно, настороженно. И вроде как нужно бояться меня, но не боится. Я в нем. Буквально чувствую, как больная жила оживает, как затягиваются раны и разглаживаются рубцы. Как свет поднимается вверх — к груди, а от нее к подбородку и окутывает голову сиянием.
— Ты... кто? — шепчет он, и я улыбаюсь. Слезы все так же текут, теперь уже больше, что я едва различаю черты его лица. Все как в тумане, и мне... хорошо.
— Полина, пророчица скади, — говорю, но он не верит. Качает головой и обращается к Барту:
— Так не бывает.
— Все когда-нибудь бывает впервые, — улыбается он, и счастье наполняет меня так же, как только что наполнилась жила ясновидца.
Я столько лет страдала от осознания собственной сущности, а теперь поняла, что на самом деле означает быть сольвейгом.
— Иди, — покровительственно велел Барт ясновидцу. — Иди с миром. Дэн проводит тебя домой.
Юноша прищурился, подался вперед. Леша с Кшиштофом больше не удерживали, и он оказался лицом к лицу с Бартом.
— Ты ведь знаешь, верно? Знаешь, что с тобой будет?
Барт кивнул, но ничего не ответил.
— Но... зачем?!
— У каждого свой путь, — спокойно произнес вождь сольвейгов и поднялся. — Это — мой.
— А ты... — Ясновидец перевел взгляд на меня и улыбнулся. — Тебе раскрасят руку. Совсем скоро.
— Необязательно, — буркнул Барт и поднял меня тоже.
Мы вышли из палатки. Свет ослепил. Солнце сверкало, разливая по небу тепло. Оно стекало оттуда, падало нам на плечи и впитывалось в кожу. Тепло. Счастье. И хочется улыбаться, но я все еще плачу.
— Понимаешь теперь, кто ты? — ласково спросил Барт, вытирая слезы с моих щек.
— Но как... и почему сейчас? Разве раньше ты не... То есть я хочу сказать...
— Сольвейги одиночки, — перебил он. — Мы всегда находим детей, когда они только появляются на свет, и забираем их. Родители не против, потому что сольвейгу опасно во внешнем мире.
— Меня не нашли.
— Не нашли, — кивнул. — Позже уже, когда ты в беду попала, я тебя увидел... И Люсия. Она тоже жила во внешнем мире некоторое время.
— Как это связано с ясновидцами? С тем, что мы можем... что умеем... лечить их?
— Ты рождена в своем племени не зря, — улыбнулся Барт и подставил лицо небу. Солнечные лучи путались в его темной бороде, и она отсвечивала рыжими бликами. — Кровь не обманешь, как и жилу. Часть тебя всегда будет атли, Полина, в какое бы племя ты не вошла. Те сольвейги, которые живут здесь, у них тоже есть племена. У меня есть. Я нашел его недавно, тогда и понял, на что способен сольвейг, если придет к истокам. И то, что случилось этой ночью — именно этой ночью, ни ранее, ни позднее — именно это открыло твой дар. И будет открывать каждый раз, когда Влад будет давать тебе кен.
— То есть все потому, что мы... — Я не договорила. Зажала рот рукой и всмотрелась в довольное лицо вождя сольвейгов. Искала признаки лжи или лукавства. Не нашла.
— Я отыскал своего вождя совсем недавно, — совершенно серьезно сказал он. — Совсем еще мальчишка, ему семнадцать, но толковый. И сильный. Я делился с ним кеном, он — со мной. А потом мне приснился сон, что я могу вернуть ясновидцу сущность. Я попробовал — получилось. Тогда я понял, почему, и отправил Люсию в Канаду.
— То есть каждый из нас может, если найдет свое племя?
— Каждый. Но дело в том, что некоторых племен давно уже нет. Охотники буйствовали в войну... А некоторые сольвейги отреклись, чтобы уйти, и путь домой им закрыт.
— Поэтому ты общаешься с Владом? Потому что если я буду с ним... если мы...
— Не только поэтому. Наш мир меняется, Полина. Боюсь, скоро случится нечто пострашней любой войны. Сольвейги уже не смогут прятаться, как раньше. Нужно держаться ближе друг к другу, ближе к истокам, иначе не выживем. Я хочу знать, что ты в безопасности, а Влад сможет защитить тебя.
— Я скади, — нахмурилась я. — Влад больше не обязан этого делать, у меня другой вождь — Эрик.
— Я вижу тьму рядом с ним. Она в нем самом, и это плохо. Если не удержит, не справится с собой, станет опасным противником. В первую очередь для тебя.
— Нет. — Помотала головой. — Эрик не причинит мне вреда. То, что он с Лидией... это ради меня — чтобы я жила. Он сильный, даже Герда с ним не справилась.
Барт покачал головой и склонился ко мне. От движения этого, в котором было все — и недоверие, и страх, и предчувствие беды — затылок обдало холодом. Даже солнце, обливающее нас теплом, тепла уже не давало. Только свет — холодный, пронизывающий. Я вздрогнула.
— Уверена, что это благо?
Я тряхнула головой, стараясь избавиться от навязчивых мыслей, рожденных словами Барта. Эрик сильный. Настолько, что если разозлится, то я не смогу... не выстою, когда он направит эту силу против меня.
Но ведь он не станет. Зачем? Я — скади, а скади он бережет...
— Ясновидец сказал, мне разукрасят руку, — выдала я первое, что пришло на ум. Хотелось сменить тему, уйти от неприятных вопросов, чтобы не рождать новые сомнения. Сомнения мне сейчас ни к чему. — Что это значит?
— Не знаю. Знаю лишь, что это опасно для тебя.
— А ты? Что он говорил тебе?
— Мои испытания не должны волновать тебя, Полина, — по-доброму улыбнулся он и обнял меня за плечи. Тепло вернулось, как и ощущение умиротворения после случившегося. — Особенно до завтрака.
Я так и не смогла нормально поесть. Нет, меня ничего не угнетало, просто перед глазами все еще стоял тот самый ясновидец. И взгляд его, сначала замутненный безумием, а затем чистый, светлый, въелся в душу, рождая новые мысли, от которых внутри плодилось смятение.
И сразу вспомнился сон. Лидия. Ее рассеянная улыбка и смех, когда Влад делился со мной. Она видела будущее. Знала. Говорила со мной во снах, потому что иначе поговорить не могла.
