Солнца трех миров

— Интересно, крысолюди — они местные, или пришли на Гилею через хоул, образовавшийся в устье реки семь поколений назад? — спросила Таня. — Странно, что они появились здесь так внезапно.

— Для выяснения этого надо изучить мифологию крысолюдей, — сказал Эпштейн. — Теоретически могут оказаться не местными и большеногие. О планете ничего не известно, через хоулы сюда мог прийти кто угодно откуда угодно. И у них даже не обязательно сохранится память об этом, если переселение случилось давно.

— Давно — это в прошлую интеграцию? — спросил Лысый. — Или в позапрошлую?

— В рамках моей теории понятие 'прошлой' интеграции условно, — сказал Эпштейн. — Как бы правильнее сказать?.. Интеграция — она постоянная, некоторое число хоулов с одних планет на другие есть всегда. Но процессы их образования и схлопывания идут волнообразно, со своими пиками и спадами, интервалы между которыми неравномерны. Масштабы объединения тоже могут быть разными для разных миров. Что считать масштабной интеграцией? С позиций физики это определяется просто общим количеством хоулов, однако такой подход будет неправилен во всех остальных отношениях. Один-единственный хоул с одной планеты может за день так повлиять на экосистему другой, что последствия будут ощущаться миллионы лет. А сто хоулов из ста миров могут не оказать заметного воздействия. Все зависит от того, какие экосистемы взаимодействуют и есть ли вообще в соприкасающихся мирах экосистемы. Роль информационных потоков, к которым чувствительна наша дорогая Инга, вообще неясна. Пока я придерживаюсь такого мнения: чем сложнее экосистема, тем интенсивнее должны быть исходящие информпотоки. Но скорее всего это справедливо лишь для активно развивающихся систем.

— И как это все происходит? — заинтересовалась Даша. — Давай, Боря, расскажи в картинках!

Эпштейн рассмеялся.

— Милая Дашенька, это будут очень мутные картинки. И почти все впоследствии окажется неверным или недостаточно верным. Говорю же: пока ничего толком не знаю. Я специалист в области теоретической физики, и все началось с моих профессиональных изысканий в этой области. Но потом я залез туда, где я даже не дилетант, нахватавшийся верхушек знания, — вообще никто. Подтолкнула меня к этому сама история нашей планеты и, особенно, история эволюции ее биосферы. Какую бы эпоху мы ни выбрали, везде видим примерно одно и то же: сперва долгое время ничего не происходит, а потом начинаются быстрые изменения — климата, животного мира, а на последних этапах и человеческой культуры. Оледенения, потепления, массовые вымирания или резкий рост биоразнообразия — все это у нас почему-то случается вдруг, внезапно. Климатические, геологические и космические катастрофы зачастую предшествуют вымираниям, однако далеко не факт, что являются их причиной: в истории Земли сколько угодно примеров, когда сравнимые по масштабам катастрофы к вымираниям не приводили. Существует множество гипотез относительно тех или иных событий, однако чаще всего их нельзя признать удовлетворительными. Моя теория объясняет все и сразу, но одно дело объяснить, другое — доказать. Возьмем для примера становление нашей цивилизации. Наши далекие обезьяноподобные предки вдруг начинают изготавливать каменные орудия и возникает так называемая олдувайская культура. А почему? Явных предпосылок к этому нет никаких, анатомически близкие гоминиды ничем похожим не занимаются, и, самое главное, освоив производство простейших галечных отщепов, первобытные люди не пытаются его улучшить целый миллион лет.

Эпштейн сделал паузу и оглядел нас. Мы поощрительно закивали, призывая его продолжать.

— Потом точно так же, практически без предисловий, возникает ашельская культура с более совершенными орудиями, — сказал он. — Следом за ней — мустьерская, и далее по списку. Параллельно с этим происходят климатические изменения, ледниковые периоды сменяются более-менее длительными потеплениями, вымирают мамонты, множество других крупных животных, неандертальцы, и надо заметить, что наши пращуры среди всех этих пертурбаций тоже пару раз едва не стали ископаемым видом. Многочисленные мифологические персонажи ведут свое происхождение из этой же временной области, что принято связывать с возникновением и развитием языка и сознания. Ну и наконец, на заключительном этапе люди переходят от охоты и собирательства к земледелию. Можно ли объяснить все это в рамках теории хоулов? Конечно. Но доказать? Даже имей мы уже сейчас десятки хоулов с Земли в другие миры и оттуда на Землю, потребовался бы многолетний труд тысяч специалистов в самых разных областях. А пока ничего не ясно. Вернемся к рассмотренному нами примеру. С чем связаны изменения климата: с воздействием атмосфер других планет или причинами на самой Земле? Каменные орудия люди изобретали самостоятельно или перенимали технологии их изготовления у продвинутых племен из других миров? Мамонты погибли в результате истребления людьми, заполучившими совершенные орудия охоты, или вымерли от эпидемий, причиной которых оказались чужеродные вирусы? Мифология развивалась благодаря человеческой фантазии — или в наш мир действительно проникли некие необычные существа? Тысячи вопросов, и ни на один у меня нет однозначного ответа. Только предположения. Заметьте: за некоторые из этих предположений, высказанных в предельно корректной форме, а не так, как я вам тут сейчас излагаю, я стал посмешищем в научном сообществе... С возрастанием интенсивности информационных потоков при интеграциях все еще сложней, потому что пока не создана общая теория информации. Допустим, наши первобытные охотники изобрели все свои орудия сами. Почему происходили скачки? Среди них появлялись гении вследствие воздействия на сознание хаотических информпотоков, порожденных объединением миров? Или никаких скачков не было, просто археологи пока не нашли орудия, которые доказали бы плавные переходы от несовершенных орудий к совершенным? Теперь возьмем предполагаемую интеграцию миров в средневековье. Что мы увидим? А почти то же самое. В Европе свирепствуют эпидемии, начинающиеся будто на пустом месте. Резко меняется климат. Получают широкое хождение легенды о вампирах, оборотнях, и всевозможные сказания о схватках рыцарей с драконами. Идет охота на ведьм — людей, в основном женщин, якобы обладающих тайными знаниями. Затем начинается взлет европейской научной мысли и следует переход от сельскохозяйственной цивилизации к промышленной. Ну и, наконец, наши дни. Климатические изменения налицо: вопрос в том, чем их объяснить — влиянием человека или ростом числа нестабильных хоулов. Переход общества от промышленной цивилизации к информационной, можно сказать, уже свершился. Свою охоту на ведьм, то есть либеров, мы затеяли тоже. И да, если наша Инга не сошла бы в средневековье за ведьму, тогда я не знаю, что еще для этого потребовалось бы. Я могу назвать и другие признаки, но обычно любая интерпретация событий в свете моей теории вызывает массу возражений даже в кругу сочувственно настроенных слушателей.

— У нас не вызывает, — сказала Таня.

— Потому что вы все прошли через хоул, — ответил Эпштейн. — И как раз поэтому единственная моя надежда что-то доказать научному сообществу — найти стабильный хоул на Землю и пропихнуть через него хотя бы нескольких ученых.

— А если найдем только нестабильный? — спросила Даша.

— На этот случай я собираю образцы тканей животных и растений, — ответил Эпштейн и вытащил из своего рюкзака небольшой чемоданчик. Когда он его открыл, мы увидели, что тот полон маленьких пробирок, а в карманчик на крышке втиснута толстая тетрадь. — Хотелось бы, конечно, брать еще пробы воды, почв, собирать образцы минералов, но как это носить на себе? Приходится ограничиваться самым интересным. Даже в дневнике фиксирую только наиболее ценные наблюдения и стараюсь писать как можно короче. Кто знает, сколько еще планет впереди. Надеюсь набрать достаточно материала, чтобы коллеги в любом случае не смогли дальше меня игнорировать. Так что односторонний хоул на Землю — не так страшно.

— Да, — сказал я. — По-настоящему грустно будет, если не найдем никакого.

Глава 10

Наутро мы позавтракали и собрались отчалить от косы, но тут из своего лагеря прибежал предводитель крысолюдей. Он угрожающе заорал на нас, размахивая копьем и тыкая им в сторону деревни на другом берегу. Витя снял карабин с предохранителя, Лысый заложил в пращу глиняное ядро, Даша взяла лук, Машка прошла к арбалету.

— Что ему надо? — спросил я Эрава, нащупывая рукоятку висящего на поясе мачете.

— Он просит подождать, пока его воины заберут женщин со стойбища, — ответил большеногий.

— Это он так просит? — удивился я.

— Очень почтительно, — уточнил Эрав. — Он хочет предварять нас на лодке как Вождь гонцов. То есть плыть впереди. Это его часть в утверждении среди коху завета с Лестрой.

— Так скажи, что его часть никто не отнимет. Он легко догонит нас на лодке. Мы никому не позволим занять место Вождя гонцов, даем слово посланников.

Эрав добросовестно перевел. Крысочеловек успокоился и пошел к своим. Воины мигом столкнули лодку на воду и поплыли к деревне. На том берегу с самого утра шла какая-то возня, но чем там занимаются, рассмотреть оказалось невозможно: река в этом месте была шириной в километр.

— Теперь нас будут повсюду конвоировать, — сказал Витя. — Как еще все это обернется?

— Не конвоировать, а предварять, — поправил я. — И чего ты расстраиваешься? Поздно давать задний ход, как бы что ни обернулось.

Лодка Вождя гонцов нагнала нас к полудню и заняла место впереди.

— Что-то мало у них женщин, — сказал Витя, отрываясь от оптического прицела. — Детей, правда, на каждую много.

— Предводитель взял с собой только лучших женщин, — пояснил Эрав. — Жен самых прославленных воинов и охотников. Остальные будут строить плоты. Коху не умеют вязать хорошие тростниковые лодки. Не умеют даже чинить те, что захватывают у нас. Недолго плавают, а потом бросают и ходят пешком по берегам. Или строят плоты.

— Беспокоится наш Вождь гонцов за свое место, — сказала Даша. — Оставил своих.

— Не оставил, — возразил Эрав. — Женщины коху работают лучше и быстрее мужчин. Им будут помогать младшие воины. Скоро они нас догонят — если не станем спешить.

— Ну так не станем, — сказал я. — Пусть догоняют.

На второй день позади показались грубые неуклюжие плоты из каких попало бревен. С нашим они не шли ни в какое сравнение, но зато были больше, а по краям сплошь стояли гребцы. Посредине каждого плота, в очагах из дерна горели костры. Впереди флотилии шли три тростниковые лодки.

Таким порядком мы плыли до самого водопада, менялось лишь число лодок сзади. Они постоянно ныряли в боковые протоки, пропадая то на день, то на несколько. Еще дважды мне пришлось произносить речь перед новыми крысолюдьми, но в основном переговорами с предводителями расселившихся по верхней равнине родов коху занимался Вождь гонцов. Обычно его выступления при встречах хватало, что сильно берегло нам нервы. Инга то медитировала в одиночестве, то расспрашивала Эрава о подробностях течения реки перед водопадом и сразу после. Большеногий отвечал успокаивающе и все время вил веревки из волокон лиан, собираемых в джунглях на привалах. После спуска с обрыва они нам пригодятся, говорил он.

Свита из плотов и лодок позади нас постепенно возросла втрое, из чего мы заключили, что крысолюди восприняли завет с Лестрой всерьез и действительно собираются переезжать на нижнюю равнину. Один раз к нам подошла лодка, в которой помимо воинов коху сидели двенадцать большеногих. Эрав забрался на вышку с арбалетом и обратился к соплеменникам. Войне конец, сказал он, чем вызвал среди большеногих такой восторг, что они едва не перевернули лодку. Воины закричали и заругались, но скорее снисходительно, чем грозно. Слабаки радуются миру, хотя надо радоваться битвам, — ну что с них взять?

Великого табу больше нет, сказал далее Эрав. Боги-покровители даруют нам верхнюю равнину, мата-коху оставляют ее нам, как и все лодки. Но за это мы должны внизу построить им новые. А еще нужны маленькие лодки на два гребца. В каждую сядет большеногий и воин коху. Они отправятся разыскивать наши уцелевшие поселения. Воина коху там никто не должен трогать, хоть он и будет один, а горечь наших потерь весьма сильна. Все большеногие с нижней равнины смогут беспрепятственно переселиться на верхнюю, отработав на крысолюдей по три сухих и три дождливых сезона каждый. Эравы должны оставаться семь сезонов, и еще потом мы должны посылать вниз других эравов учить коху разным ремеслам.

— Надо было включить в договор пункт, что рабочих следует хорошо кормить, — сказал позже Витя. — А мы этот момент упустили. За три года крысолюди всех большеногих уморят голодом и непосильной работой.

— Может, еще не поздно поправить, — сказал я. — Эй, Эрав! Иди сюда!

Эрав не сразу понял, в чем проблема, а когда понял, объяснил, что упущенный нами пункт не имеет смысла. Даже пленников хорошо кормят, сказал он. Если уж большеногого не убили сразу, то он будет есть то же самое, что женщины. А женщины у коху едят не намного хуже воинов — конечно, когда весь род не голодает. Что же касается работы, то коху ее не любят. Нормальный повседневный труд в их глазах уже сущая каторга и жуткое наказание. Эрав что хочет сказать? Что работать у коху ему приходилось куда как меньше, чем в родной деревне.

— А у нас? — заинтересовалась Даша.

— Еще меньше, — ответил Эрав.

Водопад стал слышен впереди за два дня до подхода к нему. Там колоссальные массы воды из главного русла реки и всех ее боковых рукавов рушились вниз с высоты трехсот метров. Лодка Вождя гонцов свернула к левому берегу и вошла в боковую протоку, а за ней повернули мы и все остальные лодки и плоты. До самого обрыва наша флотилия все время забирала влево, пока не подошла к голому каменистому острову. Два узких потока огибали его с обеих сторон, заканчиваясь отдельными водопадами. Внизу под каждым было озеро, а между ними — еще один остров, с высокими деревьями на нем и тростниковыми зарослями по берегам.

По отвесной стене обрыва, от одного уступа к другому, тянулась узкая лестнично-канатная дорога из бамбука и лиан. Ее построили большеногие, уходя на верхнюю равнину. Потом разрушили за собой, но крысолюди наловили внизу не успевших сбежать большеногих и заставили их все восстановить.

Прибегнув к помощи Эрава, мы переговорили с Вождем гонцов и поделили водопады. Нам достался левый, а ему — правый. Витя, Эрав и Таня спустились с обрыва, захватив с собой часть наших вещей и оружия, а мы развязали плоты и сплавили бревна вместе со стойками хижин и остальными запчастями по своему водопаду. Наши внизу выловили из все это из озера, после чего принялись вязать плот заново. Мы же спустили оставшиеся наверху вещи по канатной дороге, для чего пришлось сделать три рейса.

Крысолюди тоже занимались спуском пожиток, действуя быстро, бесстрашно и ужасающе небрежно. Пятеро сорвались и разбились — никто о них не пожалел. Большеногие рубили на нижнем острове тростник, сушили его и вязали лодки. Воины коху валили деревья каменными топорами, потому что плавали неважно, проворонили половину бревен из своих плотов, и те унесло течением. Жены воинов обрубали сучья, оттаскивали ветки, плели веревки. Трудились они действительно лучше мужчин: их лапы больше походили на руки, пальцы были тоньше и когти на них не такие впечатляющие. Работа надолго останавливалась всякий раз, когда очередной неудачник срывался с канатной дороги. Его провожали воем и восторженным гоготом — вот ведь потеха! — после чего все с явной неохотой снова брались за топоры.