Звёздный принц.

...Отче, ну куда вы, на ночь глядя пойдете, посмотрите, что на улице творится. Ветер вон, какой сильный поднялся, все небо черными тучами заволокло. Того и гляди сейчас целый водопад с небес на вас хлынет. Оставайтесь с нами, мы хоть люди и бедные. Но кусочек хлебушка и кружку кипяточка, да репы пареной и местечко у пылающего очага, для вас завсегда найдем. Как говорится, в тесноте да не в обиде.

— Благодарствуйте вам милая хозяюшка, за приют гостинца и за то, что в душе не забываете об истинных богах, коим уже почти никто и не поклоняется. Обернувшись всем своим ликом в сторону ложных богов, а то и вовсе богохульствуя о безбожии.

Но вот только не спокойно у меня на душе ноне, так и тянет почему-то в дорогу, не случилось ли чего дома в мое отсутствие.

— Отче я понимаю, если бы вас дома ждало семеро по лавкам, как вот у меня, тогда хочешь, не хочешь, а идти пришлось бы в любую погоду, простите меня за мои слова, но вы одинокий человек и дома вас сейчас никто не ждет. Поэтому прошу вас, оставайтесь с нами, а завтра с утра пораньше и пойдете с богом до дому.

— Нет-нет милая хозяюшка, я пойду.

— Очень жаль, что вы отказываетесь, но дело ваше, как говориться, предложить можно неволить грех.

— Эх! Если бы только услышал ваши слова всевышний. Это ведь одна из заповедей его. Я за это готов прямо сейчас от вашего порога до священного холма в Леоне, на коленях ползти. Но, увы, это только мечта. В жизни же, одно рабство кругом насилие и кровь. И бог отвернулся от нас грешных.

Вон у Пелагеи вдовы из соседней деревеньки прошлую седмицу дочку снасильничали баронские отродья. Других слов-то нету просто для них у меня, одно слово скоты. А ведь девочке еще и двенадцати весен нету. Из-за чего рассудком тронулось дите. Каково матери жить-то теперь с таким-то горем.

А Селевана кривого, что из Хворостянки, всю семью в рабство за долги продали. Там же детки-то мал, мала меньше.

— Да, правы вы отче. Отвернулся бог от нас грешных. На себя уж плевать, мы худо-бедно пожили свое, но вот за деток-то своих страшно. Что в округе деяться, только и слышишь, там убили, тут ограбили, здесь в рабство продали. Ох-хо-хо! Куда мир-то этот катится. Как далее жить-то нам грешным?!

— Да, уж. В этом я бессилен чем-либо помочь. Ну, пойду я хозяюшка. Счастливо вам оставаться. Спасибо за хлеб соль и гостинца. И пусть молодые будут счастливы.

После чего священник поклонился стоящей на пороге женщине и направился по дороге в соседнюю деревушку через лес.

— И вам отче всего самого доброго и счастливой дороги, — произнесла та, уже кланяясь в спину удаляющегося гостя.

Почти неделю назад к нему в хижину, стоящую отдельно от общей деревни, постучалась эта самая женщина. Опустившись на колени, попросила его со слезами на глазах прийти к ней в дом и благословить брак ее дочери с соседским пареньком сиротой, по старому священному обряду, пояснив:

— Любят голубочки друг друга, отче, и хотят повенчаться. В связи с этим, обратилась к священнику новой веры, что находится в замке уэйра Герата. Но тот ответил, что за это надо платить. И когда ему предложила пять медных грошей, все что мы смогли сберечь не доедая. Без мужа-то очень тяжко одной детишек подымать, погиб родненький мой на лесозаготовках.

Тот рассмеялся в лицо, обозвал меня старой дурой, хотя мне еще и сорока весен нет, сказал, что оброк за венчание составляет не меньше одного золотого. Я ответила, что таких огромных денег у меня от рождения не бывало. На что тот, смеясь, сказал, если нечем платить, то невеста останется в замке у уэйра на первую брачную ночь или же у него первосвященника новой веры. И велел приходить на церемонию послезавтра.

Ну не могу я отче, доченьку свою родную кровиночку, на поругания этим извергам отдать. А без благословения нельзя никак, грех это большой.

Отче умоляю вас, смилуйтесь над нами грешными, благословите молодых. На что отец Ивлантий тут же дал свое согласие, пояснив:

— Приду обязательно, но чуть-чуть попозже, как только управлюсь со своим маленьким хозяйством, — невесело усмехнувшись, продолжил, — на подаяния рассчитывать не приходиться, за веру в сына божьего Элана и отца его Единого отовсюду гоним, да еще чем придется. А голод не тетка, придет и не накормит. Вот и работаю, как могу помаленьку.

В небесах сверкнула молния, послышались раскаты грома, упали первые капли дождя. Отец Ивлантий посмотрев в сторону приближающейся особо черной тучи, накинул капюшон хламиды на голову и ускорил шаг.

И вот в какой-то момент пошел дождь. Пристроившись поначалу под раскидистой пихтой, отче решил немного переждать непогоду, но это помогло лишь на короткое время. Дождь был косым от порывов ветра и усиливался с каждой минутой. Через некоторое время хламида промокла и потяжелела. Отче, глубоко вздохнув, поправил на плечах постромки от тощей котомки, болтающейся сейчас за его спиной, шагнул под падающие капли дождя.

Идя по раскисшей петляющей дороге между деревьями, отче с большим трудом переставлял свои ноги, так как идти в деревянных сандалиях (плоские дощечки с веревочными перемычками типа японских шлепок) было очень неудобно. Его ноги то и дело по суглинку разъезжались в разные стороны, а углубляться в лес священник опасался, боясь в потемках чего-нибудь себе поломать. Денег на лекаря или мага целителя не имелось вообще, а если ходить с самодельным лубком, голодная смерть считай, обеспечена, уж лучше так потихоньку по дороге, чем лежа неизвестно где, проклиная горемычную долю свою.

"Вон в одном месте и так чуть не упал, споткнувшись о выступавший корень, обходя большую лужу в потемках", — пронеслась мысль в его голове.

Так неспешно бредя лигу за лигой наедине со своими невеселыми мыслями, прошел больше половины пути, дождь к этому моменту закончился. И было слышно как то там, то здесь срывались тяжелые дождевые капли с кустов и деревьев, падая на прелую прошлогоднюю листву.

И вот из-за туч показалась Сэта, во всей красе, разливая вокруг свое красновато-серебристое сияние. От чего отче почувствовал душевный подъем, и настроение стало, стремительно улучшатся.

Вдруг впереди где-то справа, раздался, едва слышимый плачь ребенка, который тут же затих. Отче резко остановился и скинул с головы капюшон, напряженно вслушиваясь в окружающую тишину. Вот через некоторое время опять послышался, плачь дитя вперемешку с каким-то булькающим звуком. Священник поспешил на звук, терзаясь в противоречивых догадках.

Выйдя из-за поворота лесной дороги, увидел страшную картину. Недалеко на полянке, возле полу потухшего, но еще еле дымящего костерка. Лежали в разных не естественных позах несколько окровавленных тел. Продолжая прислушиваться к окружающим звукам, услышал слева от полянки в кустах едва слышимый толи всхлип, толи бульканье. Пройдя к этим кустам и осторожно раздвинув колючие ветки с листьями, увидел небольшой шевелящийся сверток, лежащий в небольшом углублении почвы, где скопилась дождевая вода.

В его груди сердце учащенно забилось, уже предугадывая, что это может быть. Отче неосознанно рванулся вперед, при этом обдирая хламиду и тело о колючие ветки куста.

Пригнувшись, поднял из лужицы бережно обеими руками этот мокрый шевелящийся сверток. Выпрямившись, откинул один из уголков мокрой тряпицы, и тут же испытал душевное сильнейшее потрясение, осознав, почему его на ночь глядя, так сильно тянуло в дорогу. Увидев при свете Сэты бледненькое личико живого младенца, на вид которому было не более трех, максимум четырех месяцев от роду.

Тот свою очередь, видимо до этого сильно плакал и страдал, выбившись из сил и нахлебавшись при этом воды, сейчас был молчаливым и настороженным, только часто всхлипывал и учащенно дышал, а тельце его сотрясала мелкая дрожь.

Отец Ивлантий, ласково разговаривая с младенцем, выбрал более сухое местечко на земле и положил ребенка. После чего быстро скинул с себя котомку, хламиду и исподнюю рубаху. Обратно натянув все свое на себя, кроме рубахи, распеленал дитя и аккуратно приподняв, перенес, на пусть влажную, но еще теплую свою рубаху и, завернув в нее, нежно прижал к своему телу, что бы согреть, про себя отметив, что это мальчонка.

За последние прожитые годы, от постоянного гонения, сиротливого одиночества, отче очень сильно страдал, ему хотелось найти приемника и последователя своей веры или хотя бы собрата по вере. К кому не обращался из простого люда, с просьбой отдать дитя ему в ученики, все шарахаются от него как от прокаженного. Купить же мальчонку раба он не мог из-за отсутствия денег.

"Если найдутся родные этого малыша, обязательно упрошу их, что бы разрешили стать мальчику моим послушником. И передам ему все свои знания что имею, ничего не утаю перед ним", — подумал отче, — ну, а если не найдутся, воспитаю как родного сынишку, — при этом бережно покачивая дитя.

Через некоторое время, как ребенок успокоился, а точнее уснул. Священник не выпуская дитя из своих рук, решил осмотреть тела погибших. Впечатления были не для слабых духом, две женщины, пожилая и молодая, последняя похоже мать этого дитя, да еще подросток и старик. Отче опустился на колени и прочитал молитвы. В благодарность, за спасение дитя и отдавая дань этим погибшим, после чего, попросил у них прощения. Что не может сейчас придать их тела земле. Обещав вернутся в ближайшее время, что бы выполнить, как положено до конца, соответствующий ритуал и панихиду.

После поднявшись с колен, поклонился погибшим, поправив спящее дите на руках, отправился в сторону своей деревеньки, до которой осталось еще несколько лиг.

И вот через какое-то время, показалась деревенька. Отче с большим облегчением вздохнул. Хоть и не старый еще пока, но уже и не молодой, ведь недавно минуло пять десятков весен. Все дело в дитя, с непривычки нести его перед собой длительное время, дело не из легких.

При подходе к своей хижине, отце почувствовал неладное. Входная дверь была распахнута настежь, пахло гарью, а из оконца и дверного проема были видны световые блики от разгорающегося огня. А на некотором расстоянии от огородного плетня, были видны в сумерках, трое стоящих вооруженных мужиков. У отца Ивлантия, екнуло сердечко от предчувствия неминуемой беды. Те, увидев его, тут же направились в его сторону.

— Ну чего Матэус, это и есть то дерьмо?! Что мы должны, как следует проучить, сжечь его халупу и чтобы убирался он от селя попутным ветром в след.

— Да Щерба, только придержи язык, он все же священник, пусть хоть и старой веры. Но оно есть лицо духовное, приближенное к богу и нехорошо нам с тобой его словесно обзывать.

— Да мне плевать Матэус, хоть сам уэйр Герат пусть будет или еще кто хай им всем демон в ребро. Лишь бы звонкой монетой платили за работу.

— Молчи уж, и так болтаешь, не пойми чего, спасения нету от твоей болтовни, хоть уши затыкай. Вон бери уж лучше пример с молчуна.

— Ха, нашел, с чем сравнить, ему же в прошлом году, в драке в морду в таверне "Драный петух" дали, так он сдуру по пьянке язык и откусил, только мычит теперь как бык осеменитель, смазливых баб увидев, — и захохотал от своей отпущенной шутки, посчитав ее смешной.

Когда эта троица подошла ближе к отцу Ивлантию, этот Щерба произнес:

— Тю, какой ущербный, да его соплей перешибить можно, а что это он в руках держит интересно знать, может ценное чего, — негромко произнес Щерба.

— Закрой пасть говнюк и выполняй ту работу, за которую нам заплачено. Остальное не наша забота, и не забудь наказ его святейшества, не убивать, только покалечить, и чтобы убирался прочь отсель в соседнее фэйорство, — прошипел Матэус.

Отче остановился, его тело сотрясала нервная дрожь. Стараясь не показывать, что он сильно испугался, первым обратился к приближающейся этой троице:

— Доброй ночи вам путники! Я отче Ивлантий, если вам понадобилась в неурочное время, помощь с моей стороны. Я готов вас выслушать, дать добрый совет, утешить в горе или оказать любую посильную помощь, с моей стороны.

— Сейчас мы тебе окажем помощь, дадим большущий совет и так утешим с нашей стороны горем, что об этом долго не забудешь, как совать свой длинный нос в чужие дела,— произнес угрожающе один из троицы.

После чего те стали расходиться в стороны, охватывая отче с трех сторон. Тот, оглядываясь на подходящих к нему незнакомых людей, с волнением произнес:

— Сынки, что же плохого вам сделал простой обычный священник? Что вы так сильно озлобились на меня. За всю свою жизнь, я пальцем и словом никогда никого не обидел. Наоборот, страждущим больным и убогим всегда везде и во всем помогал.

— Закрой пасть старый пердун, это тебе гостинец от его святейшества из Герата, что бы паству его не баламутил и его самого не смущал, — произнес Щерба, и ударил на отмах древком копья по левому предплечью отче. Раздался хруст кости, и рука тут же повисла плетью.

Отче, охнув, упал на коленки, тело тут же свело судорогой, при этом еле-еле удержался на краю сознания, из последних сил удерживая спящее дите у себя на руке. В глазах священника от боли выступили и побежали слезы по щекам. Кое как, справившись со спазмом перехватившем его горло, хрипло произнес:

— Сыночки, родненькие, умоляю, не убивайте. Прошу вас! Возьмите все, что у меня есть. Только оставьте жизнь мне и этому дитю.

— А что у тебя есть-то? — при этом бесцеремонно откинув краешек рубахи, прикрывающее личико мальчонки, посмотрел на него, — хм, и правда дите, — обходя вокруг и оглядывая священника, продолжил, — вон, в халупе твоей, ничего нету, одним словом шаром покати. Хотя, что это тут у тебя, — Щерба нагнулся и сорвал с пояса отче тощий кошелек, висящий на поясной веревке. Развязав тесемки, вывалил на свою широкую ладонь маленький камень кресало, трутень, немного мха и одну малую медную монетку.

— Ты что старое дерьмо, издеваешься?! Да на этот медный гроший, даже кружку вина в ближайшей таверне не купишь, от силы миску каши без мяса дадут, и черствого хлеба кусок, на твое кресало выменять можно, — зайдя за спину отче, ощупал заплечную его котомку, и засунул туда свою руку. Тем самым пытаясь определить, что в ней находится. Через некоторое время, вытащив руку и разглядев, что достал из котомки раскисший кусок хлеба. С брезгливостью отшвырнув хлебную массу в сторону, обтерев свою руку о хламиду священника, заорал:

— А ну встал козел старый с коленок, быстро!

Ребенок вздрогнул и заплакал. Отец Ивлантий, покрывшись к этому моменту капельками выступившего пота, из-за сильной ноющей боли в левом предплечье. С большим трудом, удерживая сейчас здоровой рукой дитя. Слабым, охрипшим голосом прошептал:

— Умоляю вас, будьте милосердны, в моей руке маленькое дитя и силы покинули меня.

Молчун, шагнув к священнику, бесцеремонно схватил за шиворот хламиды и потянул, вверх подымая его, раздался треск разрываемой ткани. После того как священника молчун поставил на дрожащие ноги. Матэус подошел к нему почти вплотную, зло в лицо прошипел:

— Хочешь жить, ребенка в зубы и бегом отсель. Останешься на землях уэйра Герата, в мучениях подохнешь на колу. А сейчас же пошел вон отсюда, — и вскинул взведенный арбалет, направив его в живот священника, продолжил, — даю пять десятков ударов сердца, после пуляю по тебе.