6. Вольная Русь (Азовская альтернатива-6)

— Тайное слово, говоришь... Он-то кто, янычар, татарин или сипах?

— Ага янычар. Сразу видно, по повадке, що не из последних.

Аркадий догадывался, что за тайное слово может сообщить перебежчик-янычар, но, в любом случае, надо было вставать и идти на встречу. Новость этот человек наверняка принёс важную.

— Хорошо. Иди, скажи, что скоро буду и позови сюда джур, чтоб помогли одеться.

Спешить Москаль-чародей не стал. С помощью джур полностью переоделся в чистое, сняв пропотевшую за время болезни одежду. Не забыл натянуть и пуленепробиваемый жилет.

"Бережёного бог бережёт, а не бережёного здесь не конвой стережёт, а могильные черви или рыбы съедают. И... странное дело, эта титановая пластинка мне жизнь спасла, а появилось вдруг желание её заменить. С чего бы это? Но такими делами займёмся дома, пока так сойдёт".

Атаманы и перебежчик ждали невдалеке, в том самом каземате, в котором он с местной старшиной уже общался. И опять успели прилично задымить не такое уж маленькое помещение. Обычно легко переносивший пребывание в подобной атмосфере попаданец на сей раз сразу почувствовал дискомфорт — запершило в горле, начали слезиться глаза. Перебежчика выцепил взглядом мгновенно, что и не мудрено — тот был одет как высокопоставленный янычарский ага, да ещё в одежду из дорогого западноевропейского сукна.

"Курение здесь придётся прекратить, всё же до полного выздоровления, если оно состоится вообще, мне далеко. А янычар в своих тряпках выделяется на фоне атаманов в походных обносках, как фазан среди ворон. Впрочем, нет, не ворон, будем справедливы к товарищам, соколов. Те как раз совсем неброское оперение имеют и такие же хищные повадки. Кстати, забавно то, что я, хоть и великий организатор текстильных мануфактур, под страхом расстрела определить страну производителя сукна не смогу, а Мария наверняка бы её назвала. Может и город добавила. Вот кого бы назначить министром лёгкой промышленности, но кто тогда за нашими детьми смотреть будет?"

Появившегося в каземате колдуна заметили быстро — ждали ведь. Все присутствующие встали, многие встретили его появление радостными выкриками. На лицах, которые Аркадий успел рассмотреть, ему не удалось выглядеть ни малейших следов разочарования своим быстрым возвращением. Хотя... он тут же вспомнил, что это не только бандитские вожаки, но и опытные политики. Чего-чего, а показывать чувства, которых не испытывают и прятать те, что рвутся из души им не привыкать.

— Всех приветствую! — одновременно со словами, подсмотренным у какого-то из политиков — поднятыми над головой сцепленными кистями рук — он поздоровался с присутствующими. Хотел было попросить всех прекратить курить, но в последний момент передумал. Слабый не может руководить сильными, не стоит давать повод усомниться в величии Москаля-чародея.

Янычар, вставший вместе со всеми, протиснулся между атаманами и, подойдя вплотную, произнёс: — У вас продаётся славянский шкаф? — Одновременно показывая на ладони небольшую шёлковую тряпочку с вышитыми на ней красными нитками ятаганами. Не получившими ещё распространения и отсутствовавшими в армии Гиреев.

Аркадий постоял несколько мгновений, смакуя ситуацию. Пусть слова прозвучали с акцентом. Увы, увы, никто больше вокруг оценить её не мог. К величайшему сожалению, янычар не был ещё одним попаданцем, он произнёс то, что придумал и передал через связных сам Москаль-чародей. Кстати, не существовавший в природе на момент передачи пароля славянский шкаф, уже второй год производился на мебельной мануфактуре в Киеве, одним из совладельцев которой был знаменитый колдун. Выпуск мебели по идеям из будущего сдерживался только отсутствием достаточного количества просушенной древесины, ставшей на Малой Руси, о Доне говорить нечего, жутким дефицитом. Стремительно развившееся кораблестроение тоже ведь потребляло её в огромных — по сравнению с прежними — масштабах. Конкуренты, чихать хотевшие на авторское право, поспешили сорвать куш, лепя мебель из сырого материала, и обожглись. Из-за высокой стоимости, приобретали шкафы, комоды и буфеты люди влиятельные, быстрый выход покупок из строя — вплоть до разваливания — нешуточно их расстраивал. С печальными для бракоделов последствиями.

Года три назад начальники разведслужб Запорожья, гетманщины и Дона, решили, что особо ценных агентов-нелегалов в других странах надо снабдить особыми паролями для выхода на высших руководителей Вольной Руси. Одновременно их снабдили специальными опознавательными знаками. Пароли и знаки были сугубо индивидуальные — чтоб не подставить очень ценных для казачества людей, в случае провала одного из них. Знали конкретику — слова и изображения — очень ограниченный круг лиц, зачастую не ведая о личности их возможного предъявителя. Сделали это из опасения, что засылать шпионов к врагам не только казаки умеют, а иногда очень важно, чтоб противник не знал о случившемся. Благодаря паролям-знакам агенты могли не "светиться", не называть своих имён и причин перехода кому попало, оставались анонимными перебежчиками.

Посетовав про себя — очень коротко — на судьбу, лишившую его сопереживания других в этот момент, также тихо ответил: — Шкаф уже продали, есть железная кровать.

Слово "никелированная" попаданец вставлять не решился в связи с неизвестностью такого процесса — никелирования. Между прочим, железные кровати — с металлическими сетками на пружинах — также должны были скоро появиться в продаже. Первые экземпляры отослали наиболее влиятельным на Вольной Руси и среди союзников людям. Заказов от представителей разбогатевшей старшины набралось уже немало, хотя мало кто нововведения видел. Однако слухами земля полнится...

Аркадий шагнул вплотную к перебежчику и подчёркнуто дружески обнял его.

— Это наш человек! Великую пользу принёс нам и страшный вред нашим ворогам, — отстранившись от смущённого таким приёмом Селима, сказал погромче внимательно смотревшим на действо атаманам. — Мы с ним сейчас пойдём ко мне, побеседуем об гетманских тайнах, а потом выйдем поговорить с вами, прошу не расходиться, если только турки на штурм не кинутся.

Ещё несколько лет назад такой фокус провернуть среди казаков было бы затруднительно. Все дела утверждались на кругу, часто, с присутствовавшими на собрании вражескими агентами, хотя, конечно же, реально решали важнейшие вопросы атаманы. Попытка что-то делать тайно могла вызвать очень острую реакцию. Теперь повеяли новые ветры и ради более богатой добычи сечевики и донцы смирились с некоторым ограничением демократии и гласности, всё равно, право снимать неугодных начальников оставалось за ними.

Молча, прошли Москаль-чародей и Селим в комнатушку, где временно обитал руководитель обороны. Из-за обстрела, в домик, где он жил раньше тащить в момент сердечного приступа не решились, сочли маленький казематик без бойниц в толще оборонительного вала более надёжным. Первым делом Аркадий зажёг керосиновую лампу, притушив яркость освещения — в полутьме чувствовал себя комфортней — поставил её на полку, прикрыл за собой дверь.

— Садись вон там, Селим...

— Не Селим! Василий. Селима уже нет, — последние слова перебежчик, выглядевший далеко не так молодо, как описывали, произнёс с заметной ноткой грусти, ведь он отрекался от большей части своей жизни, боевых товарищей, веры и знамени. Собственно отрекся он от них ещё тогда, когда тайно перешёл на сторону казаков, однако всё время оставался среди собратьев по оджаку, теперь же ушёл от них навсегда. Говорил по-русски свободно, хоть и с заметным акцентом, отличным от крымско-татарского*.

— Хорошо, Василий. Садись на табурет, — предложил Аркадий, присаживаясь на кровать. — Травяного настоя или кофе приказать принести?

— Нет, меня уже напоили и накормили, — мотнул головой новорождённый казак Василий, не замечающий из-за волнения, что ведёт себя не очень вежливо.

— Что случилось, почему ты перебежал, рискуя жизнью, в осаждённую крепость?

— Султана Ислама убили...

— Кто?!!

— Все говорят, что казаки.

У Аркадия от неожиданной вести сердце кольнуло и виски сжало, будто тисками. Не то что бы он сильно переживал за вражеского предводителя, но смерть Ислам-Гирея путала все расклады, могла существенно осложнить выполнение очень амбициозных планов Хмельницкого и, чего от самого себя скрывать, Москаля-чародея. Да и слава цареубийцы для Богдана стала бы очень неприятным сюрпризом, ухудшая его без того нетвёрдое положение среди властителей Европы.

— Нет! Мы отсюда-то в последнее время и вылезти не можем, море уже какой день штормит.

Аркадий вытер со лба внезапно выступивший на нём пот, несколько секунд размеренно подышал, надеясь, что это поможет унять участившееся сердцебиение. Невольно помассировав грудь в районе сердца, Москаль-чародей накапал себе в ложку свои сорок капель отравы — появление перебежчика нарушило расписание приёма лекарств — выпил и продолжил ответ, ибо Василий молча сидел всё это время. То ли его предупредили, что колдун болен, то ли ждал продолжения ответа, считая его неполным.

— Ни отсюда, из Созополя, ни из Чигирина или Азова убийц к султану не посылали! — уверенно заверил Москаль-чародей собеседника. — Врать не буду, планы такие имелись, но их выполнение сочли преждевременным. По сведениям, не только от тебя полученным, султан сцепился с верхушкой оджака всерьёз, решили выждать, чем их драка закончится.

— Я думать так, — кивнул Василий, выслушав эти заверения в непричастности. — Чужой так близко... не пройти. Свой там стрелять.

— И кто же послал убийцу? Кстати, как его-то убили?

— Точно не знать. Думать... кто-то из оджака, по повелению Бекташ-баши (главы оджака). А как... стрела из тьмы вылететь и попасть в лицо халифа. Казацкий стрела. И сразу крики: — Казак! Казак убить султана! Лови пластуна! Кинулись смотреть, а он... халиф... уже мёртвый.

— Положим, стрельнуть мог и какой-нибудь принц из Гиреев. В расчёте на занятие трона после его смерти.

Василий не согласился, настаивая на том, что наследником Ислама официально признан его сын Шахин-Гирей, которого в войске нет, остался с родными в Анатолии. Те с него пылинки будут сдувать, мухе не дадут близко подлететь — ведь Гиреев много, умри Шахин, на его место вполне другого крымского принца выбрать могут.

— И поймали кого-нибудь? — вспомнил об убийце Москаль-чародей.

— Нет. Как поймать того, кто нет? — удивился вопросу бывший янычар.

— Султана плохо охраняли?

— Хорошо охраняли! Эээ... старались, — вскинувшийся было от обиды Василий — видимо имел причастность к охране Ислам-Гирея — и сразу сдулся. Сообразил, наверное, что охрана была-таки недостаточно хорошей.

— Как думаешь, войско после смерти султана осаду продолжит? Или на штурм пойдёт?

На этот вопрос у бывшего янычара однозначного ответа не было. Инициатором похода был султан, жаждавший раздать земли Румелии, считавшейся временно потерянной, ставшим безземельными сипахам. Тогда резко усилились бы, таким образом, его позиции в противостоянии с верхушкой оджака. И, конечно же, Ислам мечтал отвоевать Крым, возродить территориально Османскую империю. Бекташ-баши и его окружение полагали, как оказалось, не напрасно, что попытка восстановления контроля на Румелией и Северным Причерноморьем преждевременны. Прекращение притока египетского хлеба в Стамбул поставило турок перед дилеммой: или решительно идти на взятие, как можно более быстрое, Созополя и срочно продолжить движение на север, в хлебные места, или ещё более срочно уходить на юг, на реставрацию господства над Египтом. Предугадать точно выбор гиреевского дивана не мог и хорошо знавший османско-гиреевскую политическую кухню Василий.

В дальнейшем разговор напомнил попаданцу его первые дни в прошлом, с филологическими мучениями при попытке высказать свою мысль или понять речь собеседника. Бывший янычар относительно хорошо понимал русский, скорее всего, готовился к жизни в новом мире, однако говорил на нём плохо. Сказывалось отсутствие разговорной практики, что делало его активный словарный запас очень бедным, недостаточным для беседы на сложные темы. Из-за чего он часто делал паузы, подыскивая слова, вставлял в речь османские термины, большей частью Аркадию непонятные.

В конце концов, выяснилось, что так рискованно, поспешно покинул гиреевский лагерь Василий не случайно. Он ещё после удушения Ибрагима Османа чудом уцелел, многие янычары — не сомневаясь в фирмане на убийство, подделка оказалась очень качественной — жаждали казнить, как можно более люто, человека оборвавшего династию. Спасло его, как считал сам, чудо, а по прикидкам попаданца — защита верхушки оджака, весьма довольной огромной властью, на них свалившейся при этом. После опоясывания Ислама Гирея саблей султанов, Селим постарался приблизиться к нему, надеясь на его благоволение. И неожиданно быстро достиг успеха, стал доверенным лицом нового повелителя правоверных, выполнял важнейшие и очень деликатные поручения. Такая позиция автоматически отдалила янычара от лидеров оджака, теперь жизнь казацкого агента находилась полностью в воле султана, смерть халифа вынудила искать спасения в бегстве.

Хоть в чинах Селим за это время не очень поднялся, Ислам не хотел раздражать лишний раз печальников по сгинувшей династии, уровень осведомлённости о происходящем в Гиреевской империи и вокруг ага янычар имел высочайший. Но прежде чем расспрашивать его о вельт-политик, Москаль-чародей счёл нужным сначала уведомить старшину Созополя о случившемся.

Они вышли вдвоём и провели для атаманов блиц-конференцию. Тех смерть предводителя врагов только порадовала, возможная слава цареубийц их не смущала ни в малейшей степени. Хотя, разумеется, попади им султан в руки, они его убивать не стали — предпочли бы получить выкуп. Именно об этом — цене за жизнь султана — и пошла жаркая дискуссия в каземате, когда Аркадий и Василий его покидали. Наказной атаман крепости, на всякий случай, дал указание приготовится к возможному вражескому приступу, но другие атаманы в немедленные атаки турок не поверили. Дальнейшие событие подтвердили их мнение. Ну, а Москаль-чародей и перебежчик пошли беседовать наедине дальше.

Если энергично вмешиваться в повседневное управление войсками Аркадий опасался — не чувствовал себя для этого достаточно здоровым, то поболтать о политике не боялся совершенно. Прежде всего, поинтересовался раскладами, приведшими янычар к убийству государя. Желание Василия рассказать, поделиться сведениями, а Аркадия узнать, помогли преодолеть трудности общения.

Выяснилось, что Ислам оказался очень умным и энергичным политиком. Положение царствующего, но не правящего, его категорически не устроило и он, с самого начала принялся искать пути к реальной власти. Не теряя осторожности, султан сумел найти взаимопонимание с влиятельнейшими улемами, муллами, преподавателями медресе, чьё влияние в столице в последние годы росло непрерывно. Удалось Гирею внести раскол и в оджак, командный состав суваллери, грозной конницы воинов-рабов всё чаще занимал прогиреевскую позицию, резко расходясь с командованием янычар. Вернув подаренные Ахмедом Халебским персам восточные провинции он смог наделить там землёй большое число анатолийских сипахов, организовал отряды наёмной пехоты, заведомо враждебные янычарам. Даже Великий визирь Зуграджи-паша не так давно возглавлявший оджак, стал склоняться на сторону султана. Зато в оджаке пошли слухи, что Ислам-Гирей будет похуже погибшего Мурада, а его и сейчас там со страхом вспоминают. Не сами себе появились эти сплетни, группа Бекташ-баши почувствовала приближение к своим шеям шёлкового шнурка или острия палаческого топора. Ощутив опасность, они не стали ждать смерти, а нанесли удар первыми. То, что для страны гибель султана может обернуться великой бедой, их волновало меньше всего. Как большинство вельмож во всех странах мира, они думали, прежде всего, о собственных, шкурных интересах.