Иностранец

Я все еще держал дыхание, потому, что понимал, стоит мне только вздохнуть и я уроню тело потому, что буду пытаться вздохнуть, точно так же, как и трясущееся сзади от кашля и спазмов тело. Которое, тоже ощутило приток свежего воздуха. Я стремился вынести ее на улицу, на свежий воздух. На самом выходе с первого этажа в здание ворвались несколько человек.

Один принял у меня, как оказалось девушку, я не ошибся. Они не смогли ее разговорить, что бы узнать есть ли там еще кто-нибудь, ей было плохо и она была в коматозе. Я жестами показал, что не понимаю о чем речь, и жутко кашляя, отправился в школьный туалет, там была раковина и вода.

На уроках химии рассказывали, что делать при отравлении ядовитыми веществами, и знания пока не выветрились из головы. Осторожно смотря одним прищуренным глазом, только и смог дойти до умывальника и открыть кран. Вода бодро полилась, и даже по моим рукам на пол. Не обращая внимания, куда и как она течет, сбросил с себя майку и начал намыливать руки. Сначала прополоскал рот, и после несколько раз вымытых рук стал подставлять под них глаза.

Осторожно, по чуть-чуть зрение стало возвращаться ко мне. Сначала я четко начал различать белый умывальник и синюю плитку на стенах, а потом и все остальное. Слегка подташнивало, поэтому не сомневаясь зашел в туалет и отправил свой обед через горло наружу. После чего выпив максимальное количество воды промыл желудок, а потом повторил процедуру. После этого тяжелого и неприятного испытания мне пришлось еще раз помыться полностью. Даже помыл волосы, стараясь избавиться от воздействия неизвестных химикатов на организм через кожу.

И только после этого, четко увидев свое бледное отражение, в зеркале пошел из туалета. Рядом уже вовсю суетилось дежурное подразделение слуг. Увидев меня, один из них с поклоном подал мне большое одеяло и попросил следовать за собой. Вообще во дворце нельзя было передвигаться на машинах, только на своих двоих. Исключение было составлено только для дежурного подразделения для защиты дворца, тушения пожара и оказания экстренной помощи были парочку дежурных машин имеющих специальное оборудование.

Меня погрузили в машину с красным крестом и быстро увезли прочь. Уже в мед крыле провели полное обследование: взяли кровь, померяли давление, даже сделали рентгеновский снимок. Выдали огромное количество пилюль, поставили капельницу. Еще пару раз промыли желудок. И только после этого немного покормили. И отправили в Службу Безопасности клана. Судя по всему, те прекрасно все знали и без меня. Допрос был скорее формальностью. Хотя мои показания тщательно законспектировали и попросили расписаться.

'Интересно, что с той девушкой? Выжила ли?! Со мной в крыле ее не было'.

— А девушка хоть выжила?— спросил я у кланового, который меня допрашивал, о той, из-за которой я бросился в опасность.

— А чего спрашиваешь? — осторожно смотря на меня, спросил он, — понравилась что ли?

— При чем тут понравилась? Я ее даже не видел. Химия чуть глаза не выжгла. — Напомнил я кивком, показывая на лист допроса у его в руке. — Мне просто интересно, не зря ли я старался?— недоуменно спросил я. За его словами явно скрывается, какой-то подвох. Не мог он просто так задать этот вопрос.

— Правда, не знаешь? — так же недоуменно спросил он, как и я еще недавно спрашивал у него. — И все-таки полез непонятно куда?

— Нет! — зло ответил я. — Там кто-то звал на помощь и я единственный был рядом и должен был помочь!

Как он вообще мог подумать, что я помчался спасать кого-нибудь из корыстных побуждений. Я готов был броситься на него в атаку, не смотря на общую слабость после пережитого и не твердую походку. Во время самого блуждания в дыму было не страшно. Как и тогда, когда отмывал себя от химии. А вот сейчас понемногу приходила мысль, что я мог и вовсе не справится и попасть в ситуацию, когда не смог бы выйти из помещения. Когтистая лапа сжимала сердце и я с содроганием вспоминал, холодную пустоту круга перерождения. Я в ту сторону больше не хочу. Помогли бы мне люди, которые прибежали на помощь или нет, никто не знает. Одно знаю точно, девушка была там одна. Те, кто заходили после меня, тоже попали с отравлением в медицинское крыло и сказали, что никого больше не было.

— Спокойно. — Поднял руки клановый, признавая поражение. — Я думал, ты знаешь. Она жива, жива чудом, и теперь по древнему обычаю она твоя наложница и ее душа и жизнь в полной мере принадлежат тебе. Теперь ты ее семья, род, клан.

Он протянул мне руку, для пожатия: — Это не поздравление с наложницей. Это спасибо, тебе человеку, который рисковал своей жизнью, что бы спасти другого.

Я еще раз посмотрел на кланового. Он не представился, но родовой герб с драконом в языках пламени и возраст около сорока лет, намекал на участие в последней войне кланов. И что эти слова не просто, красивая метафора или высказывание великого человека, это то, что идет от души.

Однако меня занимало не это. Растерянно пожимая руку, мои мысли возвращались к одному и тому же.

'Ловушка все же была? Она удалась?'

Глава 8

Первое что я сделал после того, как переоделся, это побежал к наставнику. Пусть у меня и ломило все тело, а внутренности самопроизвольно сжимались, я решил не откладывать важные вопросы в долгий ящик. Если кто-нибудь и знает ответ на данный вопрос и может дать максимально правдивый ответ, так это он.

Наставник, как ни странно, был в зале. Он сидел на своем любимом месте и пил чай. Солнце уже стремилось к закату, а он все еще находился на месте и ждал меня.

— Здравствуйте наставник! — крикнул я с порога и поклонился. — После чего чуть ли не бегом подбежал к нему.

— Здоровались уже, — спокойно ответил он. — Как самочувствие? Ты сбежал из больничного крыла, или отпустили?

Хух, судя по всему — он в курсе. Не придется рассказывать и можно будет перейти непосредственно к сути.

— Самочувствие, так себе. Отраву вывели, я ее не сильно наглотался, и отпустили. Сказали все хорошо. — Затараторил я. — Наставник, у меня к вам вопрос!

— Сто отжиманий! — вместо ожидаемого разрешения услышал я.

— Но наставник! — воскликнул я и попытался убрать нечестное наказание, — я только из целительского крыла!

— Сто двадцать! — перечеркнул мои возражения Ё Лунь. — Спешишь непонятно куда, тараторишь, — стал загибать он пальцы, — наставника не уважаешь — не даешь ему вопрос задать. Ну и тренировку пропустил, нагрузку не получил, организм наверняка страдает.

Я, вместо ответа, молча стал отжиматься. Наставника я точно не переспорю. Метод, по которому нужно, не задумываясь, выполнять его команды, позволит мне быстрее дойти до так необходимого вопроса, нежели спор. Это я узнал давно. Если буду спорить, то он еще и лекцию прочитает, о дисциплине и самодисциплине.

— Да и к тому же, — продолжил учитель, Ло полгода назад чем-то отравился, когда был в городе. Так вот, его, несмотря на то, что симптомы болезни и боли убрали за пол часа, еще оставили на пару дней отлежаться. Если же тебя выпустили, то это значит одно — здоров, угрозы жизни нет. К тому же, твое камонтоку, здесь только помощник. Это нам, старикам, нужно меньше двигаться, а у тебя, молодого, кровь по организму пробежится, гадость выйдет с потом и на завтра вообще будешь готов работать, как прежде.

Я не отвечал, только методично отжимался, стараясь беречь дыхание и считать отжимания. Поначалу было очень тяжело, но постепенно организм разогревался, и последние я делал уже чуть легче. Дыхание все равно сбилось, а меня бросило в пот. Раньше такого не было, вот что значит ослабленный отравлением организм.

— На, пей. — Протянул мне учитель пиалку с горячим чаем. — Хороший чай никогда не повредит.

Пришлось терпеть. Сейчас я должен был молча пить чай, пытаясь ощутить его нотки. Это оказался обычный зеленый чай, не очень сильный, заварка была слабая, то что мне нужно. Пил маленькими глотками, по чуть-чуть, он был очень горячий. Меня бросило в пот повторно.

Едва я допил одну чашку, как наставник налил мне еще одну чашку. Пришлось смириться и выпить все. Желудок был пустой после недавних процедур и с удовольствием принимал в себя этот напиток.

Сам не заметил, как расслабился. Поза изменилась, нагрузка на ослабленное тело исчезла. С каждым выпитым глотком, ко мне приходило спокойствие. Рядом с учителем тлела ароматическая палочка со вкусом ромашки. Одна пиалка была около двухсот пятидесяти миллиграмм. Е Лунь пил только из таких, не признавая ничего другого, и нас приучил к этому. Поэтому пил я достаточно долго, никак не стараясь сократить время и допить быстрее.

Едва я отставил пиалку, как наставник отставил свою. Он достаточно хорош во всем, что касается чая. Истинный любитель, пьет самые недорогие сорта хорошего чая, но чайные традиции блюдет все.

— Рассказывай с самого начала — с чувством, с толком, с расстановкой. Никто тебя не гонит. Все вопросы задашь потом. — сказал он мне.

И я начал с самого начала, с самого, что ни на есть. После того, как ушел с утренней тренировки и до момента, как поговорил с клановым безопасником.

Наставник слушал меня внимательно, не перебивая. Я рассказывал ему все что было, ничего не скрывая. Помогло спокойствие и то понимание ситуации, в которой я был. Все же между мной и наставником были доверительные отношения, что также сыграло свою роль. С ним все было немного проще.

— И вот тогда он сказал мне, что теперь у меня будет наложница. И теперь я не знаю, что делать. Я спасал ее не для того, что бы это была наложница, а потому-что она нуждалась в помощи. Мне такая наложница и даром не нужна! — воскликнул я, заканчивая монолог.

Е Лунь сидел неподвижно и смотрел вдаль мимо меня. Солнце уже наполовину опустилось за горизонт, и его большая тень закрывала собой стол, не давая посмотреть, что творится на столе, и только две ароматизированные палочки тлели, и от пролетающего ветерка их кончики светились более ярко.

— А почему, собственно, ты этого не хочешь? — после недолгого молчания спросил наставник.

— Да я уже говорил... — начал я, но был перебит.

— Да я понял! Понял! Это одна из причин. Я ее услышал, и мне все понятно. А еще есть?

Немного подумав, я все же ответил то, что было у меня на душе.

— С того, что спасенная жизнь не стоит того, что бы со мной делить постель. Это неправильно. Чувствуешь себя немного грязным...

Несмотря на то, что мне нравятся девушки и, даже, некоторые снятся, это не значит, что я буду пользоваться кем-то, если просто спас ей жизнь. Такая плата не для меня. Чувствовать вожделение и использовать кого-то против воли мне не нравится, поднимается чувство брезгливости.

— Все-таки я иногда забываю, что ты не китаец, что в тебе нет того менталитета и взгляда, который есть у меня, или, даже, у Ло с Боем. Уверен, они бы не восприняли ситуацию в таком ключе, как ты. У каждого из нас не возникло бы и капли сомнения в правильности ситуации, парни бы даже порадовались.

Я удивленно посмотрел на него.

'Неужели они такие похотливые?'

Парни хоть и старались и явно были не глупы, но я все же был о них более высокого мнения. Да даже жизнь во дворце накладывала на них определенные критерии в поведении и общении с другими людьми.

— А ты не кривись... Хе-хе... не кривись. — Отозвался на мои гримасы как-то по-домашнему и даже ласково наставник.

Это ты у нас, клановый. А мы потомки крестьян и обычные люди, простолюдины. И мы воины. Боевые искусства для нас всего лишь работа. Я убивал за клан, а им еще только предстоит это делать. И нет в этом ничего зазорного. Они будут принимать за это плату в виде денег. И определенно точно женятся. Сейчас им нужно пройти долгий путь, который ты получил по праву рождения. Ты одет, обут, над головой у тебя крыша и в тарелке всегда свежая рыба и рис. У тебя есть возможность учиться и развиваться. Так что ты должен помнить, кто ты есть, но не забывать, что рядом обычные люди, которые нуждаются в кое-чем более материальном в своих делах и поступках.

Что бы чувствовать себя успешным, нужно не раз и не два добиться чего-то самому. А еще более, нужно получить награду за свои труды. Мало того, нужно хоть слово хорошее услышать.

И это не была бы награда. Это была бы ноша и большая ответственность. Та же наложница, это, скорее, личный слуга, особенно для таких простых людей, как мы. Долг жизни, не зря так называют. На Востоке у него более широкое понятие. Человек, который спас другому жизнь, несет за него большую ответственность — и перед собой, и перед людьми. Он переписал лист жизни человека, изменил его путь, и теперь только он вправе рисовать по этому полотну жизни.

Очень сложно остаться таким же человеком, когда в твоем распоряжении появляется чужая жизнь.

Ведь теперь это твой человек, а он должен быть обут и одет, причем красиво и добротно. От его слов, поведения и поступков будут оценивать и тебя, в том числе. В таких отношениях есть большая доля доверительности. Такие отношения очень важны для каждого, у кого они есть. И нет большего блага, чем найти вот такого человека, которого понимаешь с полуслова.

Ты понимаешь, к чему я веду? — спросил меня наставник.

— Вроде да, — задумчиво ответил я. — Вы считаете, я могу доверять такому человеку? — чисто гипотетически спросил я. — Он наверняка меня ненавидит. И за то, что он не расстался с жизнью там, на месте, и то что стал моим человеком.

— Да нет, что ты, — засмеялся Е Лунь, — никто тебя не ненавидит, ты преувеличиваешь. Причем изрядно.

У тебя, как и у всех, есть почитатели, и есть те, кто тебя недолюбливает. Открытой ненависти ты не заслуживаешь. У тебя не может быть таких проблем и врагов просто потому, что ты еще не успел перейти никому дорогу и слишком молод.

Тебя многие не любят и в этом виновато твое поведение и ты сам.

Я удивленно поднял брови.

До сих пор наставник, не говорил мне ничего более откровенного.

— Да-да, — продолжил он отреагировав на мою гримасу. — Твое состояние вечно злого и зацикленного на себе подростка прошло. Именно сейчас тебя можно назвать юношей.

Уверен, после того как спасенная узнает тебя немного получше, она сильно удивится. Общественное мнение и то, как ты ведешь себя при незнакомых людях, создает некую предвзятость.

-Я вел себя неправильно?— спросил я его. Больше мне нечего было сказать. Странно было то, что Е Лунь никогда меня не щадил и, в отличии от многих простолюдинов, мог сказать мне именно то, что думает, не стесняясь. Всегда такой прямолинейный, сейчас он сказал о том, о чем молчал раньше.

— Нет... неправильно, это неправильное слово, — он ухмыльнулся, — нет. Ты вел себя так, как должен вести себя ребенок, попавший в твою ситуацию. Мне кажется, что этот тяжелый период для тебя закончился, теперь ты можешь поднять голову и посмотреть, что же происходит вокруг. Можешь оценить своим взрослым, зрелым взглядом.

Мыслей в голове было много, как и вопросов, я не знал, о чем же говорить в первую очередь. То, что мое поведение раньше было менее адекватное, чем сейчас, понимаю даже я сам. Кое-какие аспекты поведения, конечно, придется забыть и начать вести себя по-другому и быть немножечко проще, но самая главная проблема заключается в том, что я не знаю, что же мне нужно делать со спасенной. Быть ответственным за чужую жизнь, это немного не то, что я хочу. Ведь ее и вправду придется учить всему, что нужно знать хорошей слуге, заботиться, ведь иначе мой авторитет упадет. А ведь мне и самому не помешала бы чья-то забота, помимо заботы старого Ё Луня.