Летописный замок

Тишину нарушил вурдалак:

— А ты, паря, того... в дядю, говорю, пошёл. У вас в Медведях все, поди, магией промышляют?

И опять Стёпку выручил Купыря.

— Ну, племянничек, пошли, покажешь мне, куда гном утёк, — сказал он, возвращаясь к повседневным заботам. — Попробую изловить поганца. Я как чуял, гномоловки убирать не торопился.

Стёпка покидал дозорную башню с облегчением. Он боялся, что Гвоздыря начнёт расспрашивать его о вурдалачьих родах. Уже перешагнув порог, он оглянулся. Бравый камнеметатель стоял у ТОГО места. Тоже, наверное, хотел увидеть невидимое.

Стёпка видел, и его это, мягко говоря, не обрадовало. Мир сказки оказался вовсе не сказочным. Понятно, конечно, что если здесь все воюют, сражаются, с оружием ходят, то и убивать должны, и погибать, и от ран страшных страдать... И жестокости в этом мире хватает с избытком, и врагов подлых и свирепых. Но одно дело об этом в книге читать, и совсем другое — вот так вот своими глазами увидеть, как ещё живому человеку... Нет, лучше не вспоминать!

Вниз по лестнице идти было намного легче и веселее. Купыря шагал через две ступеньки, Стёпка не отставал — под конец у него даже голова слегка закружилась.

Смаклы в каморке не было. Котомка так и висела на крюке.

— Вот, — показал Стёпка под лежанку. — Там в углу дырка, он в неё и удрал. Веника испугался.

Купыря заглянул под лежанку, шумно втянул воздух, принюхиваясь (по запаху он, что ли, гномов находит?), потом лёг на живот и пополз в глубину.

— Ещё бы ему не испугаться, — пыхтел он, протискиваясь в узкое пространство. — Это подлое племя веника пуще чумы боится. Они детей своих Большой Метлой пугают.

— А зачем вы их ловите? — задал Стёпка вопрос, терзавший его с того момента, как он отправил Зебура в свободный полёт.

— Затем и ловим, дабы избавиться от них.

— Они что, все такие вредные?

— Все до единого, — заверил Купыря. — У-у-у, какой у нас здесь пролаз, ты погляди! Оплошал Смакла... Гномам дай волю, они и в мирное время камня на камне от замка не оставят. Порушат до основания и позволения не испросят.

— Выходит, они вредители?

— Они хуже вредителей, они лазутчики вражьи. Тому же кагану Ширбазе кто ворота тайком отворил? Родной Зебуров дед Бадуй, чтоб ему и на том свете покоя не обрести! Потому и ловим их без устали... Нет, гномоловка таки надобна... А ты иди-иди, коли куда торопишься. Я тут и сам управлюсь. Никуда этот Хамсай от нас не денется.

По правде говоря, Стёпка никуда не торопился (если не считать спасательного похода к элль-фингам), просто ему не хотелось тупо сидеть в скучной и тёмной каморке, в которой не было ничего интересного. А вот за порогом, как он уже успел убедиться, этого интересного хватало с избытком. На дозорной башне вон сколько всего произошло. Не удивительно, что его теперь со страшной силой тянуло прогуляться по замку. Ведь когда ещё такая возможность появится. Никогда, скорее всего. У элль-фингов с замками не густо, они же степняки, они в юртах должны жить или в шатрах. Так что, пока есть время, надо всё здесь внимательно осмотреть, потрогать и запомнить. На людей разных полюбоваться и не только на людей, но и на каких-нибудь удивительных существ, если они здесь, конечно, встречаются. А Смакла, когда захочет, сам демона отыщет. Ему это будет нетрудно, он же здесь всё как свои пять пальцев знает. В общем, Стёпка решил устроить себе ту самую экскурсию, которая так катастрофически не получилась у Ваньки.

И он её устроил.

С выбором направления трудностей не возникло. Наверху он уже побывал, поэтому теперь без колебаний двинулся вниз, остро жалея, что изучать замок приходится в одиночку. Одному всё же как-то неуютно и, честно говоря, чуть-чуть страшновато. Уверенности в своих силах не хватает. А так шли бы сейчас с Ванькой вдвоём, впечатлениями обменивались, подбадривали друг друга...

Спустившись этажом ниже, он словно в другой мир попал. Просторная галерея с высоким сводчатым потолком была похожа на оживлённую улицу какого-нибудь маленького городка. Шум, гам, крики, беготня слуг, звон посуды, лязг и грохот... Если бы не весёлые девичьи голоса, легко можно было бы вообразить, что внезапно подступивший к замку рогатый Д'Орк начал штурм, и его свирепые воины уже ворвались во внутренние помещения, сея панику и смерть.

Стёпка чувствовал себя среди этой всеобщей суеты и деловитой занятости не слишком уверенно. У него поначалу было ощущение, что все смотрят только на него. Ему казалось, что вот-вот кто-нибудь сердитый подойдёт и спросит недовольным голосом: "А что это ты, мальчик, тут делаешь?" И хорошо, если упоминание о Серафиане на этого сердитого подействует. А если нет? Да и не будешь же каждому встречному объяснять, чей ты племянник. Глупо как-то. Можно подумать, что это единственное, чем Стёпка может гордиться, что это профессия у него такая — чародеев племянник. Тем более что и племянник-то насквозь липовый.

Однако вскоре он сообразил, что его опасения и тревоги напрасны. Никто не донимал его расспросами, никто не косился в его сторону с подозрением, никого не интересовало, кто он такой и зачем тут ходит. Взрослые его вообще не замечали. Бродит по замку праздный отрок, ну и пусть себе бродит. Мало ли в замке отроков.

Зато остроглазые мальчишки сразу признавали в нём чужака: он то и дело ловил на себе их заинтересованные взгляды. Особенно после того, как решился отлепиться от стены и осторожно двинулся к неведомой самому цели. Смуглый до черноты гоблинёнок в длинной рубахе до колен покрутился рядом, заговорить не решился, цыкнул зубом насмешливо и исчез; выглянули из-за двери перемазанные сажей мордашки близнецов, долго смотрели ему вслед; белобрысый пацан -явный тайгарь, судя по вполне славянской наружности, — окинул его внимательным взглядом, задержался на сапогах и отвернулся, скорчив презрительную гримасу: видали, мол, и не таковских; юный вурдалак, пробегая мимо, улыбнулся (ага, клыки почти как у Гвоздыри) и весело подмигнул, от хорошего, видимо, настроения.

Заводить со Стёпкой знакомство никто из них не пытался. Не до того мальчишкам было. Успеть бы сапоги хозяину почистить, огонь в камине развести, да пыль из кафтана выбить, пока уши не надрали за нерасторопность. Да и не по чину им было заводить разговоры с этим незнакомым отроком в справной одёжке и крепких сапогах. На слугу он никак не похож, не смотри, что рожа вполне деревенская. И ходит-то вон как гордо, не торопится никуда, ишь, руки в карманы заложил! Не иначе, чародеев сродственник, в гости али на учёбу приехамший. Сунься к такому — хлопот посля не оберёшься. Нажалуется кому, али сам на рожон полезет от непомерной гордости. Морду-то ему начистить, конешно, не велик труд, да токмо куды потом из замка бечь будешь? За этакого холёного сродственничка чародеи обидчика в мелкую пыль сотрут не жалеючи.

Стёпка шёл себе потихоньку, стараясь держаться подальше от то и дело распахивающихся дверей и морщась от обилия не самых приятных запахов. Солнце простреливало в узкие окна без стёкол, пылинки беззаботно плясали в золотых лучах. Весёлый шум не утихал, день был в разгаре. Слегка оглядясь и освоясь в шумной круговерти, Стёпка ощутил лёгкое разочарование. Это было не то место, которое хотелось осматривать. Подумаешь, слуги! Подумаешь, бельё, посуда и кухня! Он жаждал увидеть башни, подъёмный мост, что-нибудь боевое, что-нибудь по-настоящему магическое. А тут — чародеевы подштанники и пригорелые противни...

Грузный детина в кожаных штанах и засаленной безрукавке воспитывал палкой гоблинёнка лет восьми. Он держал его за ухо и, охаживая палкой пониже спины, монотонно приговаривал:

— Служи с усердием! Служи с усердием!

Зарёванный пацан вертелся ужом, но ухо освободить не мог, и палка раз за разом безошибочно находила цель:

— С усердием служи, неслух!

Поразительно, но наказуемый не издавал ни звука, хотя видно было, что ему очень больно. Ещё бы не больно — таким-то дрыном! Но Стёпку сильнее всего поразило то, что многочисленные окружающие не обращали на это безобразие ни малейшего внимания! Здоровенный мужик среди бела дня, никого не стесняясь, избивает палкой ребёнка — и всем до лампочки! А если он его покалечит?

Стайка молоденьких служанок, шурша длинными юбками, прощебетала мимо, и ни одна не оглянулась. Убелённый сединами благообразный старик, зябко кутающийся в тёплую шубу, предусмотрительно свернул к противоположной стене, чтобы не задело его взлетающее и опускающееся орудие наказания, и не приостановился ни на мгновение, даже не покосился. А плотный, бритый наголо вурдалак в потёртых кожаных одеждах неожиданно для Стёпки подбодрил детину:

— Не жалей, не жалей поганца! Что ты словно гладишь его!

Тебя бы так погладить, подумал Стёпка, провожая сердитым взглядом удаляющегося вурдалака, небось не понравилось бы. Ну и порядочки тут у них! Ну и обычаи! Место пониже спины томительно зачесалось. А ведь и меня тоже так могут, явилась откуда-то неприятная догадка. Поймают в тайге враги какие-нибудь рогатые да и накажут не пойми за что. Или злобным элль-фингам вдруг не понравится заявившийся за Ванесом демон. Проходи, скажут, испытание болью, а если не пройдёшь — пожалуй в рабство вместе со своим другом до конца жизни... А каково сейчас, хотелось бы знать, самому Ваньке? Вдруг и его в прислугу определили и палкой усердие вколачивают. Или кнутами на конюшне охаживают по белой попе. Вот весело будет потом Ванесу о своём приключении вспоминать да зад пострадавший почёсывать.

Избиение, между тем, продолжалось с пугающей размеренностью. Гоблинёнок молча страдал. Стёпка сжал кулаки. Я бы не стерпел, я бы пинался и кусался. Я бы этому гадскому экзепутору...

Детина почувствовал, видимо, неодобрительный взгляд, повернул голову после очередного удара, и Стёпка сразу его узнал. Мудрено было не узнать эту зверскую рожу с торчащими вниз жёлтыми клыками, приплюснутым мясистым носом и свирепыми близко посаженными глазами. Это был тот самый "нехилый урод" из волшебной книги, очень достоверным портретом которого вчера восхищался Ванька. Выходит, не все вурдалаки похожи на добродушного Гвоздырю. Встречаются и такие вот, омерзительные и злобные.

Стёпка мигом забыл своё благородное возмущение, быстренько притворился обычным прохожим, которому нет никакого дела до чужого слуги, и боком-боком прошмыгнул к ближайшей лестнице. От греха и от палки подальше. Такому мордовороту угодишь в лапы — живым наверняка не вырвешься. Так отходит по мягкому месту, что папу с мамой забудешь как зовут. Вот тебе и посмотрел, называется, на не совсем людей, повстречал удивительное существо. Куда уж удивительнее! Бедный пацан, не скоро он ещё на лавке сидеть сможет, ой, не скоро.

Смакле, надо полагать, тоже не раз доставалось на орехи. Непонятно, между прочим, почему чародей ночью так легко его отпустил. И не ругал почти. Даже не шлёпнул ни разу. Другой бы на его месте не то что палкой — дубиной бы мозги вправлял. Особенно, если не из-за пустяков, а за дело. За незаконное колдовство, например... Да-а, похоже, молодым гоблинам несладко живётся в этих стенах.

Ещё одним этажом ниже было так же шумно и суматошно. Правда, здесь никого пока не били. Стёпка помялся в нерешительности: то ли дальше спускаться, то ли вон до того поворота дойти...

— Кого потерял, демон? — сказал вдруг кто-то, обращаясь явно к нему.

Стёпка оглянулся. Молодой, лет двадцати, парень, безбородый и безусый, улыбался ему такой открытой улыбкой, что Стёпка невольно улыбнулся в ответ.

— Смаклу ищу... Слугу чародея Серафиана, — пояснил он. — А откуда вы узнали, что я демон?

Парень ухмыльнулся и передёрнул плечами. Руки у него были заняты, он с видимым трудом удерживал внушительную стопку книг, которые то и дело норовили выскользнуть:

— Я маг или колдунец приблудный? Мне такие вещи не видеть зазорно было бы. От тебя силой неведомой шагов на сто во все стороны шибает.

В этом "шибает" Стёпке послышалось что-то не совсем приятное, словно от не мылся недели три, и теперь все при встрече с ним будут старательно зажимать носы. Но здесь, видимо, это слово употребляли немного не в том смысле.

Маг слегка склонил голову и представился, и это у него получилось легко и непринуждённо:

— Алексидором меня зовут, демон. А тебя как звать-величать?

— Степан, — постарался так же склонить голову Стёпка. — А почему вы себя магом называете, а Серафиан — чародей? Это такие звания разные или что?

— Это мне так больше по душе, — засмеялся Алексидор, показывая крепкие белые зубы. — Чародеями у нас всё больше старички-тайгари себя величают, по правде ветхозаветной. А те, кто помоложе да поноровистее, тем больше весский обычай нравится. Маг — оно и звучит весомее и... Ну вот, как, скажи на милость, назвать, когда маг дальше обучение продолжить желает?

Стёпка пожал плечами.

— Магистратура, — выдал Алексидор вполне знакомое слово. У Стёпки двоюродный брат как раз в магистратуре учился, только, конечно, не в магической. — А ежели бы я был чародеем?..

Стёпка пожал плечами:

— Чаро... дентура?

— Вот то-то же, — засмеялся Алексидор. — Язык сломать можно, пока выговоришь, да и нет такого слова. Я вот выучусь и буду магистром. А чародей, как был чародеем, так на всю жизнь и останется. Что молодой — что старый. Скучно. Да и в Кряжгороде чародеев не шибко жалуют. У них там все магами величаются, и нам отставать негоже. Даром что в глухомани таёжной обретаемся.

Он перехватил свою ношу поудобнее, лежащая сверху книга выскользнула и шмякнулась на пол. За ней — другая. Стёпка подобрал книги, но магу не отдал, потому что сразу видно было — они у него опять упадут.

— Я вам помогу, — предложил он.

— Не вам, а тебе, — поправил маг, чем сразу вызвал к себе ещё большую симпатию. — Молод я ещё на "вы" величаться. А за помощь благодарю, шагай за мной, демон Степан, тут недалече.

Оказалось, что и в самом деле идти недалеко. Буквально за углом Алексидор ногой отворил тяжёлую двустворчатую дверь, пропустил Стёпку вперёд.

— Клади на стол, — кивнул он и сам же первый вывалил все книги на широкий стол, на котором и без того свободного места почти не было.

Стёпка с любопытством оглядывался. Здесь было ещё интереснее, чем в кабинете Серафиана. Книг, пожалуй, поменьше, зато от обилия других таинственных вещей просто разбегались глаза. Стояли ларцы всевозможных размеров, просвечивали на полках непонятным содержимым пузатые бутыли, лежали на столах связки свечей, ножи, каменные фигурки идолов или божков; одна стена была сплошь покрыта пятнами копоти, подпалинами, а в двух местах камень даже оплавился, словно в эту стену долго и упорно стреляли молниями или файерболами. Вдоль стен громоздились непонятные чародейские приспособления: металлические шары, каменные жезлы, цепочки, светильники, свечи, ступки, тигли, жаровни и ещё много такого, чему Стёпка не мог подобрать ни названия, ни определения. Но выглядело всё это очень заманчиво и волнующе. Так и хотелось сотворить что-нибудь волшебное.