Антология рассказов Фирсова Алексея Сергеевича

В танке рвались по одному снаряды в боеукладке. Пламя с гулом перло из башенного люка как из паяльной лампы. Никто выбраться не успел...

...В плечевом суставе застрял осколок, который удалили только в тыловом госпитале. Еще месяц Николай разрабатывал руку. В госпитале ему вручили награду — орден за храбрость. Наградили посмертно, как весь экипаж, а потом ошибка выявилась. Только награду обратно уже не заберешь.

-Повезло пацану, теперь дадут отпуск! — завидовали соседи по палате.

Отпуск дали на десять дней и предписание прибыть из отпуска в город Казань в танковое училище.

-Не робей, Колян, сделают из тебя лейтенанта за полгода! — обгорелый сержант Рюмин из тяжелого полка прорыва крепко пожал на прощание руку. — Может и война к тому времени закончиться...

....От знакомого вокзала на станции Осиповичи остались только обожженные руины, рядом суетился рынок. Люди не сколько продвали, сколько менялись. Деньги ничего не стоили. Буханка хлеба стоила пятьсот рублей, а зарплата медсестры в госпитале-одна тысяча в месяц. Все выживали за счет пайков, что выдавали на работе. В толпе шныряли оборванные пацаны, предлагали солдатам из эшелона сомнительную самогонку в бутылках заткнутых кукурузными кочерыжками.

Бдительный патруль из комендатуры тут же проверил документы у одинокого солдата.

-Танкист?

-Так точно!

Лейтенант, начальник патруля, в аккуратной, выглаженной форме, пролистал документы небрежно. Покосился на орден.

-Куда в отпуск?

-В Репище, тут не далеко.

-Я не местный... Счастливого пути, герой!

Лейтенант козырнул, возвращая бумаги.

Николай продвигался через толпу, держал поближе вещьмешок. Там он запас еще в госпитале консервы домой, отрез синца для матери, сменял на часы, безопасную бритву для отца и для сестренки килограмм конфет. Конфеты трофейные ему подарила медсестра Ниночка. С Ниночкой Николай сошелся очень близко и даже подумывать стал о женитьбе... но не сложилось...

До деревни от станции было километров тридцать и Николай пошел пешком.

Чем ближе он подходил к деревне, тем радостнее становилось. Грудь распирало от счастья.

"Я дома! Я дома!" — стучало в голове.

Николай радовался каждой травинке, каждому знакомому дереву.

По этой дороге с отцом до войны возили часто зерно на станцию из колхоза.

Словно и нет войны! Знакомая рощица машет березовыми ветками. Листочки золотые еще крепко держаться в начале осени.

Та же колея дороги, те же поля, только непривычно заросшие бурьяном.

Не верилось, совсем не верилось в то что война осталась далеко, а дом родной все ближе!

Николай шел быстрым шагом. От волнения потели ладони...

По накатанной пыльной дороге сапоги быстро запылились. Ничего! Перед домом оботрем!

Солнце клонилось к закату.

"Небось ужинать уж сели! А я в окошко постучу.."

Николай улыбался, предвкушая удивление и радость семьи.

"Олька подросла небось, невеста..."

Деревня Репище располагалась под бугром у речки ..

Николай добрался до руин церкви на бугре и не сдерживаясь побежал вниз по склону.

Тяжелый вещмешок шлепал по спине.

Пробежав половину спуска, почти до вишневых садов, Николай споткнулся и едва не упал. Он не увидел привычной панорамы родной деревни. Дома исчезли... Совсем... Остались сады, да заросшие бурьяном огороды!

Запыхавшись, он добежал до родного дома. Дома не было....

На пепелище сиротливо торчала закопченная русская печка. С трубы ее испуганно сорвалась и улетела черная ворона...

......Скрипело переднее правое колесо телеги. Негромко, но нудно. Также нудно

говорил Петр, время от времени потряхивая вожжами. Лошадка лохматая шла ровно и ухом не вела на движения хозяйской руки.

-...Подался в партизаны в лес. Отряд небольшой был. Микулов Федор Кузьмич стал командиром, а комиссаров нам не надо было. Помнишь, он агрономом в Острове работал, а потом подался в район? Года за два до войны... Лето пересидели, а к зиме худо стало, жрачки мало, а по деревням продкоманды германские ездили, подвыгребли что смогли, не все конечно, не то что наши комиссары, а все равно и самим мало было. Но мы ж свои... делились бабы чем могли с нами. Жандармы про нас не знали. Отряд наш сидел тихо. Мы германцев не трогали, а они нас не трогали... Зато и местная полиция ходила по струнке никого не обижала по деревням-то. У Федора Кузьмича в полиции свои парни были засланы, так думаю. Хитрован большой был, царство небесное!

Петр сунул вожжи под зад и размашисто перекрестился левой рукой. Правой у него не было. Пустой рукав заботливо подколот булавкой, чтоб, значит, не болтался зазря.

-Осенью, уж заморозки пошли, явилась на нашу голову беда. Диверсанты-парашютисты-парни-оторви и выбрось!

Руки у них чесались. Явились к нам, чуть Федора Кузьмича к березе не поставили. Орут: "Сидишь, сука, в тылу и жиры наедаешь! С врагами замирился?!"

Микулов перепугался, дал людей им. И пошло веселье. На станции комендатуру разгромили, элеватор сожгли. Потом давай рвать железку! Три эшелона под откос пустили. Взрывчатки у парашютистов полны вещмешки были...

Тут про нас вспомнили, да еще как! Два эшелона на станции пехоты сгрузили и айда нас ловить!

Парашютисты проскользнули через оцепление, а все шишки нам достались. Весь лес прочесали с собаками, нашли нашу базу...

Петр сплюнул вниз с телеги.

-Снег пошел в тот день, потому по снегу и выбрались мы, человек десять не больше. Я пулю в руку поймал. Отрезали на хрен по плечо в Татарке, доктор старенький там жил, помнишь? Спас можно сказать меня. Гангрена сжирала руку-то...

Каратели тогда же две ближних к железке деревни: Остров и Репище спалили дотла и всех в расход ...из пулеметов...

Потом всех собрали и похоронили мы в общей могиле, вон там! На бугре за старой церковью!

Чего молчишь, Коля? Заедем на могилку-то?

...-Петя, проснись! Петя!

Горячий шепот жены вытянул Петра из мягких теплых объятий сна.

-Чего ты?!

-Иди, посмотри! Третью ночь не спит, сидит на крыльце... как бы умом не тронулся?! Привел на свою голову, друга!

Петр чертыхаясь, выбрался из-под одеяла. Спорить с бабой себе дороже...

Луна ярко светила в окно. Щурясь, Петр пригляделся.

На ступеньках крыльца сидел, опустив голову, Николай. Гладил по кудлатой голове дворняжку Степку.

Утром рано Николай ушел на станцию, оставив Петру все что нес в вещмешке для родных. Невидимая рука давившая сердце три дня исчезла .За две бессонных ночи Николай решил чего он хочет придет в Германию и убьет всю семью того немца-Йогана Крайна. Три жизни за три жизни. Честный обмен и справедливый....

...Комбриг срочно собрал всех офицеров бригады в своей палатке. Набились, так что не продохнуть. За две недели бригаду стоящую во втором эшелоне, пополнили до полных штатов людьми и техникой. Ждали приказа наступать.

Так завтра наступление?

Скорей бы уж!

Капитан Николай Лукьянов потер запотевшее под трофейными часами запястье.

В батальоне за глаза командира звали "Железный Лука" за неутомимость и презрение к смерти. Про кличку эту Николай знал, но относился к этому факту безразлично. За год боев бывший башенный стрелок вырос в комбата, заполучил две раны и три ордена, да еще ожог на всю левую щеку. Начальству нравился смелый до безрассудства офицер. Его ставили в пример и восхваляли на партсобраниях.

Офицеры шептались за его спиной : "Семья у него погибла, двинулись мозги у парня..."

Комбриг кашлянул прочищая горло и наступила тишина. Он покосился на сидящего рядом замполита бригады. Тот разрешительно шевельнул бровями.

-Товарищи, из штаба пришло сообщение-ночью подписана капитуляция Германии. Гитлер отравился крысиным ядом! Собаке — собачья смерть!. Войне, конец, ребята!

Николай сидел истуканом на броне своего "Эмчи",американского танка. Крики радости и пальба в воздух не затихала уже который час по всей линии фронта. Танкисты раскурочили НЗ и закусывали им местную ядреную самогонку. К утру вся армия перепьется как на свадьбе... "Они проиграли, а мы победили... Они проиграли, а я не сделал то чего хотел больше жизни хотел... Какая же это победа?

До родного города мертвого фрица теперь как до луны... не возможно... не возможно..."

Николай ударил кулаком по броне раз и еще раз.

Он два года шел в Германию к этому проклятому городишке Брайтенау чтобы расквитаться за семью, своими руками перерезать глотки тем немцам с фотографии... Своими руками... А теперь что ж, не дойду? Каких-то сраных сто километров?!

Николай заскрипел зубами... Ну уж нет!

Когда зажглись звезды на небе, а победоносная армия пьяная от самогона, спирта и от радости, плясала у костров, Николай направился к линии фронта, прихватив немецкий автомат, штык-нож, заточенный до бритвенной остроты и вещмешок с НЗ. В вещмешке под трофейной маскировочной курткой, на самом дне рядом с картой лежали солдатская книжка Йогана Крайна, его смертный жетон и фото его семьи...

Рассвет застал Николая километрах в десяти от линии фронта, но уже в немецком тылу. Роща в овраге, вдали от дорог показалась ему безопасным местом. Он забрел в самый бурелом и задремал чутко рядом с трухлявым пнем. Немного отдыха просто необходимо.

Линию фронта удалось пройти без проблем. Со своей стороны всеобщая пьянка,которую ничем не сдержать.

Тем более что местность Николай знал. Сюда перед наступлением как обычно привозили танковых командиров чтобы ознакомить с местом прорыва. На офицера-танкиста этим вечером никто внимания не обратил. Войне конец-это был настоящий праздник, от души...

Немцы не праздновали, но явно пребывали в растерянности. Хваленая их дисциплина дала трещину. В передовом охранении разговаривали. Николай услышал гортанный говор и осторожно прополз мимо.

Натянув пятнистую маскировочную куртку, Николай пробирался по дну оврага, то и дело перепрыгивая через петляющий мутный ручей. Автомат держал наготове. В нескольких километрах севернее должна проходить железная дорога. Забраться в проходящий мимо состав и доехать до Братенау. Там,судя по картам, узловая станция и мимо поезд не пройдет. Опасная, но вполне реальная затея....

В сосняке рядом с железной дорогой Николай просидел весь следующий день. Поезда шли только к фронту. Нетерпение жгло грудь. Он пошел дальше на запад.

В сумерках вышел к хутору или малой деревне-не понять. Огней в окнах не было. Собаки не лаяли. Мелькали снопы света от мотоциклетных фар, слышалось стрекотание двигателей.

Патруль?

Николай затаился в зарослях бузины.

Утром убедился что хутор пуст и давно, может пару лет здесь не живут. Стекла в окнах выбиты, двери нараспашку...

На высокой липе возле покосившегося нужника висел солдат-немец в распахнутой шинеле. На груди табличка. Николай смог прочесть только одно слово: "дезертир". Шея набок, лицо черное. Дезертир от фронта далеко не ушел-все понятно...

Шинель для ночевок в сыром лесу не помешала бы... Только лезть на дерево и снимать покойника не хотелось. Время не ждет!

Деревню у подножия лесистого холма Николай обошел по широкой дуге и остановился чтобы прикончить банку консервов рядом со штабелем дров.

Опушка еще не тронутого соснового бора совсем рядом.Желтые корабельные сосны уносили высоко свои кроны.Ветер шелестел наверху,внизу тишина,мирный и сонный запах смолы,хвои...Благостно-то как!"В сосновом лесу-молиться!"-вспомнились слова бабушки Пелагеи.

"Когда я молился последний раз?" Николай дернул головой.Чтобы не громыхать банкой, тушенку выложил на лист лопуха и ел руками. По карте выходило что половина пути пройдена. От хриплого вскрика совсем рядом, Николай окаменел и покрылся мурашками. Цапнул за автомат.Рядом с поленницей стоял тщедушный рыжий котенок-комок свалявшейся шерсти-одни уши и тонкий хвост...

Учуял прохвост тушенку!

Несчастное животное с надеждой смотрело на человека. Человек протянул на ладони кусочек обворожительно пахучей еды.

Человек гладил по шерстке мурчащий комок шерсти и улыбался, может быть впервые за год...

Когда Николай двинулся дальше, котенок побежал следом, но поскольку не поспевал, то начал пронзительно вопить. Пришлось взять на руки,а потом и сунуть за пазуху. Скотинка угрелась и уснула.

Николай почти час прошагал по тропинке, когда невнятные крики и звук автоматной очереди справа неподалеку, заставил броситься в кусты орешника.

Стрельба больше не повторилась, зато затарахтел на холостых оборотах мотоцикл.

Николай поспешил на звук.На развилке двух лесных дорог стоял мотоцикл с коляской. Два немца в плащах и мятых фуражках волокли человека из лесу. Похоже мертвого. Голова свесилась так как у живого не бывает.

Николай вышел им навстречу и короткой очередью пристрелил обоих. За треском мотоцикла звук выстрелов плохо различим.

Николай погладил дермантиновое сиденье мотоцикла. Вот и транспорт! На таком ездить приходилось. Трофейные мотоциклы в бригаде имелись всегда.

Парни в плащах оказались из военной полиции, судя по блестящим бляхам на шее. Тот кого они волокли был видимо дезертиром,тевтонец со споротыми знаками различия на мундире, со щетиной на исхудалом лице. Впрочем все трое мертвы.

Николай потер свою щетину и выложив котенка на сиденье в мотоциклетную коляску, деловито обыскал мертвецов. Потом стянул с одного из них плащ, снял нагрудную бляху и пояс с кобурой. Нахлобучил фуражку с очками на половину лица. Полиция ловит дезертиров, рискнет ли кто останавливать полицейского с бляхой? Найденные в коляске консервы перекочевали в вещмешок.

Котенку в коляске не понравилось и он жалобно мяукал. За треском мотора Николай не слышал его жалоб, видел только как раскрывается розовая пасть.

-Komm zu mir, ein weni!-негромко позвал Николай.

Котенок опять оказался за пазухой.

Николай выжал тугое сцепление.

-Nun kann es losgehen, die Maschine!-он говорил слова на чужом языке, даже не сознавая этого. Слова выскакивали на язык сами собой...

Пустынная дорога бежала навстречу. Ни встречных, ни попутных военных машин. Только унылые вереницы беженцев, волокущих на колясках и велосипедах свой скарб в серых узлах и плетеных корзинах. Изнуренные женщины... Тоскливые глаза и исхудавшие лица... На запад...

В Брайтенау мотоцикл вкатил уже к вечеру. Патруля на въезде не оказалось, поднят полосатый шлагбаум.

"Вильгельмштрассе 88...где же это?"

Николай ехал по пустынным улицам на второй передаче.В груди пусто,а в голове стыло. Осталось найти нужный дом. Чем больше колесил по городу Николай, тем больше менялось его настроение.Напряжение ушло. Почему-то стало радостно и легко, словно в ожидании праздника.

Городок небольшой и нужная улица нашлась через час.

Маленький домик за живой изгородью... Не увидев даже номера на углу, Николай уже знал-это здесь! Оставив мотоцикл в переулке, прихватив автомат и вещмешок, быстрым шагом пошел туда куда гнала его месть. Котенок запросился наружу и тут же шмыгнул в кусты. Николай тут же о нем позабыл.