Позже никто из них не смог вспомнить, откуда стреляли. Не видели. Альберт сказал, что убийца располагался, скорее всего, над кафе и стрелял в лицо незнакомца.

Перепуганные соратники завалились в студию одного художника — приятеля Марика. Идти к кому-либо домой не рискнули.

Самого приятеля, по счастью, не было, а у Марика оказался ключ.

В студии царил творческий бардак, поэтому группа просто стояла в центре, стараясь ничего не уронить — ни красок, ни пустой тары, ни странноватых инсталляций, которые могли оказаться банальными кучами мусора либо пока неизвестными миру шедеврами.

— Что будем делать? — затравленно спросила Маша, прижимаясь к Савелию.

— Вообще не представляю, — хмуро проговорил Альберт.

— Его убили не из-за нас, — уверенно сказал Марик.

— Уверен? — пробормотал Савелий. — Вы все уверены, что никогда раньше не видели этого человека?

Соратники помотали головами, впрочем, не слишком уверенно.

— Вот что, — подала голос Вика, всё ещё кутаясь в пальто, любезно предоставленное мертвецом. — Спецслужбисты просто так не умирают. Да и откуда он по-настоящему?

— А ты аусвайс в карманах поищи, — язвительно сказал Марик.

Вику передёрнуло — она только теперь осознала, что на ней вещь убитого.

Первым порывом было желание сбросить пальто, но Вика совладала с нервами и принялась шарить в карманах.

— Пусто, — растерянно заключила она. — Хотя... стоп! Есть же внутренние!

В нагрудном нашёлся телефон.

Стоило Вике предъявить его соратникам, телефон пикнул и заговорил человеческим голосом, и голос этот принадлежал покойному:

— Добрый день, уважаемые. Мы с вами попали в непростую ситуацию. Даже интересно, как вы её разрешите...

— Ты кто? — хрипло спросил Альберт.

— Телефон в пальто, — пошутил голос. — Я вспомогательный бот. Наушник остался у... Не буду называть имени. Приходится говорить по конференц-связи.

— Чудо чудное — говорящий телефон! — Маша нервно захихикала, и Савелий отчего-то захотел дать ей пощёчину.

Он чуть не задумался, откуда в нём такая злость, но голос не делал пауз:

— Ситуация действительно сложная. Как вы наверняка понимаете, памяти этого устройства не хватает на осмысление ваших реплик и поддержание светского разговора, и я фактически живу на удалённом сервере. А что это значит?..

Все молчали и только Савелий устало ответил:

— Нас можно отследить по передаче данных.

— Молодец! — одобрил голос.

— Вика, бей его об пол! — потребовал Альберт, тряся указующим перстом.

— Тпру! — воскликнул голос. — Я вам ещё пригожусь. Неужели вы не хотите узнать, во что вы вляпались?

● ● ●

Изгнание из Ада

(05.03.20[censored]. рецензия А. Медоватова, сайт «πедуза.ру»)

Оглушительной пустотой зияет новый прокремлёвский текст очередного бота, мимикрирующий под откровения какого-то картонного «либераста» (да-да, от автора так и разит ненавистью к протестному движению, рынку и подлинным ценностям свободы).

На этом можно было бы и закончить мою рецензию, если бы не одно но.

Нельзя. Им. Позволять.

Нельзя им позволять раз за разом наряжать вместо настоящих красивых людей какие-то чудовищные симулякры и вдохновенно с ними бороться, сжигая их на костре, как в Масленицу. Брюс Ли говорил, что доска сдачи не даст. Именно поэтому мы, совестливые и неравнодушные люди, не должны отворачиваться от этой очередной кучи гуано, делая вид, что ничего не произошло!

Каждый раз, после каждых «Спящих» на ТВ или вот такой мерзости в литературе (хотя эта грубая поделка никакого отношения к литературе не имеет, и я об этом скажу ниже!), власть и псы режима слушают: что-то там скажут те самые люди, которых только что обдало смрадной волной зловонной грязи? И здесь ни в коем случае нельзя молчать, уважаемый мой читатель!

Каждый раз, когда мы молчим, они думают, что вколотили очередной гвоздь в гроб настоящей либеральной идеи, подлинной свободы и негосударственного предпринимательства, додавливаемого карательным чиновничьим сапогом.

Лучшие из людей отказываются от своего бизнеса, от искусства, от себя. Лучшие художники бегут из этой страны, сидят под следствием, претерпевают гонения от так называемых властей и добровольцев. Политиков обливают зелёнкой и запрещают митинги. И на этом фоне подлинных трагедий, волны боли и несправедливости выходит очередной пасквиль.

Наверняка автор получил свою локальную кучу денег, корзину печения, бочку варения и мельдониевую медаль от кремлёвских хакеров. Да-да, я тоже могу скалозубить. И вы можете. Но не время прятаться в мягких складках иронии, по нам бьют, бьют наотмашь, считая, что сдачи не будет.

И в этом виноваты в том числе и мы сами, потому что увлеклись христианским подставлением щёк.

Но я обещал немного сказать и от художественной части «Изгоняющего...».

Что я могу с уверенностью констатировать? Не ждите в этой поделке достоинств, находок или художественной достоверности. Простейший сюжет, будь он выстроен последовательно, рассыпался бы как абсолютно, звеняще неинтересный и вторичный. Что сделал автор, трусливо спрятавшийся за псевдоним Кай Вокс? Он вторичность сюжета помножил на неоригинальность композиционного приёма «смешать и переставить». Ну, разорвал он хронологию. Ну, запряг лошадей позади телег, а то и распилил часть телег, разрубил часть лошадей и понапихал эти обломки и расчленёнку беспорядочно в текст, запутав несколько слабых сюжетных линий, разыгрываемых вопиюще безликими персонажами, в которых сразу начинаешь путаться — настолько они похожи.

Охранительская поделка, безусловно, мимикрирует под стильный постмодерновый роман, какой мог бы написать под дулами карателей настоящий художник уровня Вл. Сорокина, например, только никогда такой художник не предаст искусство ради бессильной попытки власти завалить, засыпать либеральный дискурс скучными романами. Ведь это то самое, что было расфасовано и скармиливалось людям в блистательном произведении «Норма», которое вы все, безусловно, знаете и любите.

Подлинная художественность достигается тогда, когда встречаются талант и предельная честность, иначе песня зазвучит фальшиво. В рассматриваемом мной романе фальшиво всё. Начиная от названия и заканчивая словом «конец», которое столь оригинально заканчивает этот беззубый и весьма затянутый пасквиль.

Главный герой похож на пустую комнату, в которую так никто не вошёл, даже мышка-норушка. Сквозняк не принёс в эту комнату ни газеты старой, ни сора из прихожей. События, а точнее, сцены одна за другой скользнули мимо по коридору, не оставив читателю ничего, кроме недоумения: зачем это всё сейчас тянулось, словно мазут из старой бочки?!

Что хотел сказать автор? Что он пытался из себя достать на наш строгий суд? Даст ли он ответ? Не даёт ответа... Ползёт и спотыкается, переваливаясь с кочки на кочку, молчит и лишь издаёт скрежет зубовный, злой такой и бессильный скрежет несвежих жёлтых зубов, дорогой мой читатель!

Наверняка в Аду есть место, где грешников пытают всеохватывающей и непробиваемой скукой. Это наверняка так, потому что «Изгоняющий...» словно похищен оттуда и принесён нам в качестве пробника.

Ни в коем случае не пропустите этот роман, чтобы не было этого пресловутого «Пастернака не читал, но осуждаю». Обязательно его прочитайте, потому что он — очередной пробный шар в нашу с вами лузу. Нас «берут на слабо». Над нами пытаются надсмехаться. Из нас лепят шутов гороховых. Об нас вытирают грязные ноги.

И я повторю ещё раз, уважаемый и дорогой мой читатель:

Нельзя. Им. Позволять.

● ● ●

КНИГА 3. ПРОЛОГ

Живёшь такой, никого не трогаешь, и тебя никто и ничто не... И тут — а! — голос в голове.

Голос в голове. Ну, таким бы только «Занято!» ясно откуда кричать. Но это поначалу так думаешь.

Думаешь ещё, очень уж наигранно, очень уж исполняет, обозначает эмоции, прямо как в КВН, только не смешно.

Вообще не смешно. Кривляка. И то, что в голове звучит, тоже не смешно. Так-то голос звучит вечером, в эфире любимого либерального радио «Ой-вэй Москвы». А тут без всякого приёмника — прямо в мозге.

Мозгу в наше время несладко приходится. Информацией его заливают, как выгребную яму ясно чем. И норовят мурзилки эти исказить картину, подменить правду... А Тамара не такая. Она — богиня! Я видел её фото в интернете. Под этими очками — манящие глаза.

Глаза ангела. Какой-то черносотенец из охранителей обозвал её на форуме мышильдой. Мразь казацкая, кремлебот занюханный. Гад. Их много, много сейчас в сети, как их ни подъясняй. И вот он Тамарочку, значит, богинюшку... Змею подколодную!!! Суку! Тварь! Суку, суку! Суку! Падлу, ненавижу...

Люблю её и ненавижу. Голос её то приласкает, то острыми иглами прямо в мозг, прямо в мозг! Она меня хочет, по секрету признаюсь. Хочет меня, но страшной садо-мазохистской хотелкой. Протягивая телепатические щупальца своего извращённого либидо, эта свинья дотянулась до меня через тысячи километров. Через тысячи километров дотянулась и прельщает меня, и уговаривает, и угрожает, и убаюкивает, и секс такой у нас с ней по телефону, то есть, телепатически... Зателепала она меня!

Она меня зовёт к соитию через астрал, ждёт меня и хочет доминировать. Тамара Рудгерауэр. Тамарочка. Уйди из головы, оставь меня, шанса ты мне не оставляешь! Убью тебя, слышишь? Люблю, но убью. Оставь меня, я же не шучу, вот и прилететь пришлось, не сразу решение пришло...

Пришло на ум: если дальше так — погибну, покончу с собой, ведь она то в альковы зовёт, то под поезд броситься. Броситься-то легко, но как жить после этого? То есть, родные мои как будут?

Будут потом смеяться, я вижу, но эта сволочь Рудгерауэр при помощи каких-то астральных хакеров получила доступ не только в мысли мои частные, но и к сердцу! Цепкими магическими пальчиками хватает его, словно микрофон в студии «Ой-вэя», холодными виртуальными сдавливает! Надавит и отпустит... Надавит и отпустит... Сердце вразнос! Дыхание перехватывает! Умираю!

Погибаю тихо и доказать никому ничего не могу, пока Тамарочка-шмарочка, вампир энергетический, шепчет мне: «Будь моим, умри ради меня, стань моим животным!» И та же холодная рука сдавливает там, внизу. Сознание теряю.

Теряюсь в толпе, спохватываюсь в помещении, куда непонятно как пришёл. Провалы. Зомби я. Она меня переформатировала, Тамара. Стальное кольцо на сердце надела. Как так можно?! На Святой Земле! Почему от людей скрывают эти страшные возможности? Теперь я понимаю, почему кто-то не проснулся, кто-то прямо за ужином... Лучшие всё люди!

Люди-то не понимают, по какому тонкому льду... Ледяное сдавливание горла и сердца! Ледяное! Не сдамся, нет, не сдамся. Жить буду, смеяться буду над тобой, над трупом твоим, вместилищем инфернального существа, по паспорту Тамара Рудгерауэр. Будешь ты, Тамара, мёртвая, безмолвная и холодная.

Холодная тяжесть не отпускает, но я снизил её, я не из простачков, лососни тунца, Тамара! Руки меня не слушались, пальцы не гнулись, но я вшил-таки фольгу в подкладку пиджака и в нём — полегчало! Отдышался чуть-чуть. Меньше стало перехватывать холодом тяжёлым... Нельзя так дальше...

Дальше будет вот что: либо я, либо ты, астральная шваль! Я прилетел. В самолёт пришлось без него, без пиджака, конечно... Тут, в Москве, новую подкладку сшил. Снова отдышался, отошёл, чуть свободней вздохнул. Но шепчешь, призываешь, смеёшься надо мной, тля радиоэфирная, вошь лобковая! Сука Тамара, Тамара, Тамарочка, приди ко мне! Иди к своей судьбе и пусть останется только один!

Думаю, только одна попытка будет, но голос ведёт, голос призывает, подсказывает, это зов, как в каком-то фильме, где все зов слышали, но сейчас только я, только мне, это персональное порабощение, это адский БДСМ-фарс! Приди ко мне, говоришь? Склонись для анального подчинения, говоришь? О, я иду к тебе, иду к тебе с подарком... С но... Тварь, тварь, тварь! С новыми для тебя очками, с подарком, снова иду. Иду прямо в твою редакцию, как ты мне и подсказываешь из своей радиобашни с лучами подчинения, ох, прозорливы были братья Стругацкие, есть эти мозголомки у вас, гнид режима, прячущихся под масками либералов! А на чьи деньги, Тома? На чьи, сука, деньги? Газпром, звонят колокола, блин! Вот тебе и всё сошлось, мерзкая ты гадина, богиня ты моя единственная...

Единственная просьба — не передумай. Зови меня к себе, тащи через все эти коридоры и посты охраны, в лифте голос твой глуше, но я слышу, слышу тебя, свет моего сердца, боль моего дыхания, астральная ведьма Тамара Рудгерауэр! Ты всё ближе и ближе, я чувствую уже не внутренним слухом, а кожей, носом, подрагивающими пальцами чую тебя, вот ты где, сука долбаная!