Презумпция лжи (Агония 3)

— Не нарвемся, я же с Андреем Леонидовичем работаю. Если что — беру все на себя...

— Ох, головушка моя бедовая... — сокрушенно проговорил Горденко — жди, сейчас инструмент прихвачу....

Замок оказался простым, с обычным язычком на пружине. Сложных замков на дверях ни у кого не было, потому что в городок советников просто так было не попасть, он охранялся, да и брать у советников в квартирах было особенно нечего. Горденко склонился над замком — и почти сразу же удовлетворенно хмыкнул. На вскрытие замка у него ушло меньше двадцати секунд...

— Готово...

Дверь открылась, Горденко хотел зайти первым, но я придержал его за рукав. Сам шагнул в полутемную прихожую — и тут почувствовал слабый запах. Слабый — но хорошо, даже слишком хорошо знакомый...

— Стойте здесь, Владимир Потапович!

Михеева мы нашли на кухне, он навалился на кухонный стол, рука безжизненно свисала почти до пола. На полу валялся пистолет...

— Назад! — во мне сразу включился следователь, я загородил проход на кухню. Я не знал, кто и как будет расследовать это все, но знал что самое главное — не затоптать улики. Поэтому — до приезда следователя на кухню заходить нельзя.

— Там же... Он живой же еще может быть!

— Он мертвый! И ему ничем не помочь! Звоните в посольство, живо! Живо, ё. вашу мать!!!

Последние слова я буквально прокричал, стараясь вывести Горденко из оцепенения. И мне это удалось — он мелко-мелко закивал и бросился вниз в квартиру, к телефону...

Я пошел следом, закрыл дверь и набросил цепочку. Что произошло — я не мог понять, не знал даже самоубийство это или убийство или вообще несчастный случай. Но знал самое главное — нужно обыскать квартиру первым, изъять возможные компрометирующие материалы. Какие именно — я не знал, но подозревал что Михеев в Афганистане не просто штаны просиживал, а то что он работал на генерала Горина... В любом случае времени у меня было — максимум десять минут. В нормальной советской квартире, где хозяева не выбрасывают даже ненужные и старые вещи, этого времени не хватило бы, чтобы проверить и одну комнату, но здесь проще — голые стены и почти нет вещей.

Комната. Почти пустая. Надев на руку полиэтиленовый пакет, прощупал косяк, верх двери. Что я искал — не знал сам. Документы, кассету с записью, что-то еще. Диван, стулья — ну в стульях уж явно не могло быть. Простучал пол в нескольких местах — без толку...

Спальня — кровать, телевизор. Шкаф, одежда карманы — пусто. Бесполезно.

Туалет — сливной бачок, пространство под ванной. Ничего. Да что за...

Собрался идти на кухню и тут услышал стук в дверь. Черт, кухню уже не проверить... Ладно, все что смог — сделал. Если не открою — навлеку на себя подозрения...

Стащил с руки пакет и спрятал в карман, прошел в прихожую, открыл дверь.

За дверью была целая делегация — с посольства явно еще не приехали, но все, кто был в доме на этот момент приперлись сюда. Информация о ЧП — а убийство советника в стране пребывания это самое настоящее ЧП, о котором надо докладывать в Москву — разлетелась по дому в мгновение ока...

Я буквально грудью встал на пути делегации, пытающейся прорваться в квартиру...

— Не пущу! Там улики, топтаться нельзя!

— Ты то откуда знаешь... — огрызнулся советник со смешной фамилией Михальчик, по званию аж подполковник, раздосадованный тем, что какой-то капитанишка не пускает его в квартиру — ты не слишком много на себя берешь? А?

— Не слишком! — грубо ответил я — забыли, где Андрей Леонидович работал?! Если есть желание — вперед, творите что хотите! Потом в Москве на вопросы отвечать будете!

Упоминание о месте работы Андрея Леонидовича отрезвило горячие головы — пусть я был всего лишь капитаном, но говорил дельные вещи. Информация о работе Михеева в ГРУ если и была секретом, то только для афганцев, советская колония догадывалась обо всем. Вообще, в нашей колонии шила в мешке было не утаить, все знали и тех, кто работает на КГБ и тех, кто работает на ГРУ. Давать показания в Москве никому не хотелось — после этого десятое управление ГШ (управление, занимавшееся отправкой советских офицеров за границу в качестве военных советников — прим автора) может ведь перестраховаться и отозвать из-за границы. И засунуть командовать задрипанной частью в какой-нибудь Мухосранск. За право выехать за границу в качестве советника шла нешуточная борьба, такие командировки были крайне прибыльными. Зарплата выше на порядок, часть зарплаты выдается чеками ВПТ (чеки Внешпосылторга — по ним можно было купить товары по загранкаталогам и ввезти в СССР, а там перепродать фарцовщикам. Чтобы представлять уровень зарплат советников — за пару лет можно было накосить на неслабую кооперативную квартиру — прим автора), часть и вовсе перечисляется валютой на личный счет во Внешэкономбанке. Многим не хватало и этого — в СССР скупали мелочевку типа кипятильников, которые там стоили копейки, а за границей — на порядок больше — и продавали. Лишаться командировки из-за глупости или любопытства не хотел никто — поэтому мужики перестали ломиться в дверь и столпились на лестничной площадке...

— Что делать то будем... — Спросил, как бы ни к кому не обращаясь Михальчик

Я тоже вышел на лестничную площадку, захлопнул за собой дверь, привалился к ней спиной...

— В посольство позвонили?

— Позвонили, сейчас приедут... — за всех ответил Горденко

— Ну, тогда ждем... Наше дело маленькое... — примиряющим тоном ответил я. Мужики внутренне согласились с тем, что я сказал — запал у них уже прошел и теперь единственной мыслью было — как не вляпаться. Кто-то уже спускался вниз по лестнице...

Через десять минут прибыли с посольства — первым по лестнице поднялся сам посол, Александр Михайлович Пузанов, опытный дипработник занимавший свой пост уже несколько лет. За ним шел офицер безопасности посольства. Главный военный советник почему-то не прибыл — видимо, был занят или не успели сообщить...

— Что, у кого-то работы нет? — громко спросил Пузанов, поднявшись на этаж

Любопытствующие начали расходиться...

— Кто обнаружил тело? — спросил офицер безопасности, которого я видел в посольстве один раз, когда там был — но лично знаком не был.

— Я. Капитан Белов Сергей Владимирович, я вместе с Андреем Леонидовичем работал. Утром мы должны были ехать на работу на его машине, жду — нет. Постучал — не отвечает. Пошел к Горденко, вскрыли дверь, а там...

— Тело трогали?

— Нет, улики же можно уничтожить...

— Опыт имеешь? — остро глянул на меня безопасник

Ну и что теперь? Не признаваться же, что я бывший следователь с Генпрокуратуры и опыт у меня более чем солидный...

— Книжки читал... И фильмы смотрел... — пробурчал я

— Хорошо — безопасник не стал выяснять дальше — надо в аппарат ГВС позвонить, пусть представителя пришлют. И местных привлечь, хотя это их и не касается совсем... Тело где лежит?

— На кухне — ответил я — если не нужен, я поеду, у меня работы много скопилось...

— Езжай. Если нужно будет — мы тебя допросим...

На работу я добрался вместе с Горденко — он меня подбросил по дороге — в этот день на работе опоздали многие. Все то время, пока мы ехали до центра Кабула, я крутил ситуацию в голове, искал ответы на вопросы — а их была масса — и не находил...

Что произошло? Версий может быть три. Несчастный случай при обращении с оружием — самая бредовая. Не тот человек Андрей Леонидович... был, чтобы по-дурацки что-то делать с неразряженным оружием и выстрелить самому в себя. Совсем не тот. Да и пьяным он не был... или был?

Вторая версия — самоубийство. С чего? Вот так вот взял и застрелился — такого не бывает. Должны быть основания, причем веские, чтобы приставить к голове ствол табельного оружия и спустить курок. Да, вчера он был... каким-то не таким. Подавленным немного, странным. Ну и что? Это не повод, чтобы ночью покончить с собой. Еще неизвестно, чей пистолет лежал рядом — его или не его. Для простоты предположим что его — ведь при экспресс-обыске другого пистолета я не нашел. Маловероятно и неправдоподобно, в общем...

Третья версия — убийство. Самая скверная по возможным последствиям. Ведь если есть убитый — есть, и убийца и его надо выявить...

За что? Самый главный вопрос, больше половины убийств раскрывается, если удается правильно ответить на вопрос: за что? В чем была причина, кому Михеев мешал?

Впервые я осознал, и очень остро, что о деятельности Михеева в Афганистане практически ничего не знаю. Прибыл я сюда всего две недели назад и все рабочее время просиживал в кабинете в министерстве обороны Афганистана, занимался рутинной работой. Вчерашняя операция, на которой меня задействовал Михеев, стала для меня первой с ним и последней.

Варианты мотива могли быть разные. Ограбление — самый бредовый из них. Хотели украсть валюту или вещи — сразу возникает много вопросов. Почему именно Михеев — ведь он жил не на первом этаже, почему залезли к нему? Как проникли в квартиру, почему Андрей Леонидович не поднял шум, не попытался защищаться? Почему никто не слышал выстрела? Наконец — почему полезли именно в охраняемый городок советников, ведь украсть можно было и в любом другом месте, намного проще...

Ограбили свои — ну, это вообще ни в какие ворота не лезет. С чего кому-то из своих грабить и убивать Михеева, не бандитская же малина в конце концов? Тем более что свои не могли не знать — в квартире брать практически нечего, значит если свои шли, то с одной целью — убить.

Оставалось единственное предположение — Андрея Леонидовича убили из-за чего-то, связанного с его работой. И логично было бы предположить, что убили — из-за той поездки к отелю Интерконтиненталь. Что-то там произошло такое, что стало достаточным поводом для убийства.

Что же там могло быть? За кем мы следили? Что делал в отеле Михеев? Кого привозила Волга, что там делала машина совпосла? Что вообще происходит.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль — простая и страшная. Помимо Андрея Леонидовича у отеля Интерконтиненталь был и я — и больше никого. Значит я — единственный свидетель того, что там происходило. И неважно — был я в отеле или не был, видел я что-то или нет — самое главное я там был вместе с Михеевым. И если Михеева убили из-за того, что произошло в отеле — значит, запросто могут убить и меня!

— Эй, Сергей... — чужой локоть толкнулся в бок — приехали. Спишь что-ли?

Я пришел в себя, огляделся — мы стояли в самом центре Кабула. Через дорогу высилось здание министерства обороны Афганистана. Приехали...

— Извините, Владимир Потапович. Задумался...

— Бывает, бывает... Тебе, наверное, отгул надо взять на сегодня — участливо посоветовал Горденко

— За меня работу никто не сделает... — я открыл дверь, полез из машины — спасибо, Владимир Потапович...

— Да брось...

Перешел дорогу, едва не попав под машину — водитель тяжелого грузовика высунулся из окна, проорал что-то непечатное — подошел к дверям министерства. Словно смотрю на себя со стороны — вот я открыл дверь, вот я подошел на КПП — зачем?

— От сто двенадцатого пожалуйста...

Зачем? Крыша точно едет...

Охранник министерства недоуменно уставился на меня — пришел с опозданием часа на три и ключи требует...

— Кабинет открыт давно.

— Точно?

Вместо ответа охранник выложил гроссбух на стол, ткнул пальцем в запись — и тут меня словно ударило током! Еще не понимая, что происходит, я тупо уставился на журнал, потом на охранника, потом снова на журнал...

Журнал был новый!!! И, значит, записи о том, что Фархади вчера ушел сразу следом за мной, уже не было!!!

Таджикистан, Душанбе

Аэропорт

22 сентября 1978 года

Лететь в Союз с телом пришлось, конечно же, мне. Дело это было скверное, тяжелое, если потом, через несколько лет оно воспринималось как обыденное — еще один убитый мушавер (советник — прим автора) — то в те времена смерть в советской дипмиссии, да еще не смерть, а убийство было дело чрезвычайным.

Ждали следствие. Должен был прилететь следователь, но он почему-то не прилетал. Зато из Москвы пришло указание — ближайшим же попутным рейсом, даже военным отправить тело в Москву. Обмыли, сделали что могли — но оставался вопрос, кому лететь с телом, ведь просто так гроб отправлять было нельзя. И меня, как самого молодого (в смысле дипломатического стажа) и как человека, раньше работавшего с Михеевым, отправили сопровождать труп.

Летели почему-то опять с Баграма, не с гражданского аэропорта Кабула. Подрядили афганский военный транспорт — грузовик ЗИЛ-131 с тремя сорбозами, вклинились в небольшую колонну и тронулись. Я и сорбоз — водитель в кабине, еще двое сорбозов — в крытом тентованном кузове. Зачем было трое сорбозов, если учесть, что автомат у них был один — я так и не понял, но и вопросов задавать не стал. Тем более что и на пушту и на дари я понимал очень и очень хреново.

Странно — но в Баграме нас ждал тот же самый самолет, на котором я прилетел сюда — Ан-22 "Антей". Видимо, он постоянно работал на перевозках в Афганистан. Командир экипажа был тот же самый, увидел меня, он улыбнулся но, увидев мой груз, скривился, как будто проглотил лимон, причем незрелый. Везти покойника у авиаторов всегда было плохой приметой...

— Что случилось? — командир корабля кивнул в сторону наспех сколоченного гроба

Я только махнул рукой — что случилось, хотел бы знать и я сам...

Самолет поднимался в воздух тяжело, натужно ревя моторами. Баграм был аэродромом высокогорным, и моторам элементарно не хватало воздуха. А взлетно-посадочной полосы для разгона такой махины как Антей и вовсе хватало в обрез. На какой-то момент я даже испугался, когда увидел горные пики, надвигающиеся на тяжело взлетающую машину — мое воображение мигом нарисовало скрежет металла, крики, ярко-оранжевую вспышку под завязку залитых баков — но самолет разминулся с горами с запасом по высоте буквально метров тридцать, не больше. Экипаж был явно очень опытным — а других на этой трассе и не держали...

Нашу границу пересекли быстро, тогда еще было не принято по этому поводу давать сирену и распечатывать бутылку водки, сей обычай появился потом. На сей раз я сидел рядом с штурманом и границу видел очень даже хорошо. Нашу территорию и афганскую разделяла даже не серая нитка пограничной реки Пяндж — она отделяла богатство от страшной нищеты. Богатство — не богатство — но тот, кто видел в те времена ту и другую сторону границы мог бы меня понять. С нашей, советской стороны — дороги, аккуратные поселки, зеленые квадратики полей, часто искусственно орошаемых. С той стороны — каменистые осыпи, невозделываемая земля и нищие лагуги...

Позволю себе небольшое лирическое отступление. То, что произошло впоследствии и по ту сторону границы и по другую просто не укладывается у меня в голове, не вписывается в разумные рамки. Знаете, сейчас, сидя в США, а до этого видя то, что происходило на моей родине, я понял одну из величайших слабостей марксизма-ленинизма. Это, кстати не такая плохая наука, просто ее надо было честно изучать и развивать, а не догматизировать, как делали люди, страдающие атрофией головного мозга. Проблема была в том, что марксизм-ленинизм признает только прогрессивное движение общества, прогрессивную смену режимов. Рабовладение-феодализм-капитализм-коммунизм. Только так и ни шагу в сторону. А жизнь показала, что шаги в сторону и даже назад могут быть. И еще какие...