1

— Вы о долгах России? — влоб спросил я, — понимаю, это имеет очень важное политическое значение, вы должны добиться от русских возвращения долга. Так вот — мы вернём вам долг, и с процентами, набежавшими за последние полвека. А это в полтора-два раза больше, чем было отдано.

Кажется, Шарль даже застыл удивлённо:

— Это же колоссальная сумма.

— Совершенно верно. Мы всё равно планировали серьёзнейший проект по превращению рубля в свободно конвертируемую валюту, под это дело придётся очень серьёзно вложиться. Итак, месье Де Голль, ситуацию я обозначил. Ваше мнение?

Он подумал минуты две, прежде чем ответить. Ответил не спеша:

— Мы намеревались вывести свои войска из структур НАТО, то есть сделать шаг навстречу, но видимо, этого будет мало. Я бы посмотрел на союз между Россией и Францией крайне положительно, это может иметь далекоидущие последствия. Единственное, что меня беспокоит — это выгода Франции от подобного союза.

— Очевидна. Давайте будем реалистами — великая франция распалась, колонии бунтуют и будут бунтовать только больше и больше, колониальная политика в принципе уходит в прошлое. Франции нужны ресурсы для собственной экономики — нефть, газ, стальной прокат. Ещё СССР обладает сильнейшей в мире сухопутной армией — вы видели, на что способен союз. Территориальных претензий к вам не имеем, экономически не конкурируем — СССР не особо теснит мировой рынок.

— Но будет теснить.

— В таком случае акции предприятий будут в руках французских инвесторов, — улыбнулся я.

— Интересная картина.

— Да. Нам нужна дружественная капиталистическая страна, которая стала бы образцом для собственного преобразования. Естественно, при помощи товарища Семичастного, — я кивнул оному, — мы обеспечим увеличение турпотока. С политической целью — чтобы медленно и верно ввести в сознание людей хаос рыночных отношений и сломать установки сталинских времён.

— Вот это хорошо, — согласился Де Голль, — вот это мне нравится. А вы не собираетесь приглашать нас в число своих союзников в европе?

— Вы имеете в виду соцлагерь? Ситуация складывается наоборот.

— Что ж, в таком случае над этим предложением можно подумать, — согласился политик, — подобные политические союзы просто так не заключаются, и могут привести к значительным потерям в средствах. Но я вошёл в ваше положение, это было неожиданно, но очень перспективно для Франции.

Мы летели. Тихо, за бортом уже проносились редкие белые облака. Помещение, в котором мы разговаривали, Семичастный оставил — пошёл то ли по своим делам, то ли за чаем, языка партийные работники не знали. Помолчали недолго — в салон вошёл Владимир Ефимович, в руках у него был поднос с чашками чая, он поставил его на журнальный столик:

— Угощайтесь, товарищи.

— Мерси, — Шарль взял чашку, я тоже, Александр Николаевич не отставал. Перерыв на чай был важной частью разговора.

— Месье? — я решил продолжить, — у нас есть ещё одно дело, весьма важное в плане налаживания дружеских отношений. Вернее, дело есть у меня. Я могу убедить товарищей в его надобности. Как вы смотрите на сотрудничество в космосе?

— Пока что положительно, мы как раз обсуждали с товарищем Микояном и Устиновым возможность использовать одну из наших территорий под космодром. Это существенно удешевит запуск, насколько я понимаю.

— Да, это было бы отличным сотрудничеством. Вывод на орбиту грузов нужен многим странам, у нас есть все технологии для вывода грузов вплоть до ста пятидесяти тонн.

Шарль задумчиво и очень коротко кивнул — мол, информацию принял к рассмотрению. Кремень-мужик. Серьёзный.

— Так о каком сотрудничестве вы хотели бы говорить? Послать в космос француза?

— Не просто в космос. В Советском союзе полным ходом идёт лунная программа по высадке на луну. Это крайне важное событие, не менее важное, чем полёт Гагарина. Это уже не близкая орбита. Американцы делают тоже нечто подобное, но вы видели, да и весь мир видел — у нас уже есть сверхтяжёлые ракеты и многоразовые космические аппараты для этого проекта. Мы сделаем это первыми, и я предлагал товарищам в качестве обозначения дружеских отношений между нашими народами, взять в первый экипаж французского космонавта.

Шарль Де Голль прикрыл глаза и задумался. Первый француз на луне, первый европеец на луне...

— Вы хотите, чтобы француз стал вторым человеком в мире, ступившим на луну?

— Я хочу, чтобы он вместе с русским космонавтом ступил на луну одновременно. Чтобы охрипли историки, споря кто был первым. В любом случае, это добавит вам очков побольше, чем возврат долгов Франции. И это только одна часть.

Месье Де Голль внезапно засмеялся, да так, что аж слёзы выступили — смеялся он самозабвенно, утирая слёзы и поглядывая на ничего не понимающие Шелепин и Семичастный:

— Si, — сквозь смех, пояснил он, — вы умеете удивить — никому в голову бы не пришла подобная идея — разделить лидерство в таком проекте, который стоит наверное больше целого города.

Товарищи коммунисты тоже начали улыбаться. Я тоже, с улыбкой сказал:

— С друзьями можно поделиться. Конечно, в политике нет друзей, но ведь мы говорим не про отношения между политиками, а про отношения между народами, простыми людьми.

— Когда вылет? — спросил серьёзно Голль, видимо, резко согласен.

— Сначала будет строительство орбитальной сверхтяжёлой станции, это полгода времени и полсотни пусков, потом там соберут выведенный по частям космический аппарат и на нём полетят к луне. Это ещё пара месяцев, проект стартует этой зимой. И чтобы избежать проблем с нашими заклятыми друзьями, я бы предложил французских космонавтов перевести в центр подготовки на Байконуре и держать там до самого вылета, чтобы не случилось никаких... эксцессов.

— Согласен, — тут же ответил Шарль, — теперь, молодой человек, всё это хорошо бы оформить в виде конкретных соглашений.

— Вот с этим мы уже будем говорить с товарищами Шелепиным и его соратниками.

* * *

Уже после уезда Шарля Де Голля пришло время подводить итоги. Итоги подводили всем скопом — на удивление, первое, чем встретил меня Шелепин — это предложение вступить в партию.

— Довольно странное предложение, — посмотрел я на него слегка недоумённо, — чем обусловлено?

— Порядок всё же поддерживать нужно. Ты тут ходишь, распоряжаешься, с министрами едва ли не со всеми знаком, а никакого статуса у тебя нет. Возникает много вопросов по партийной линии. Вопросов в мой адрес, между прочим.

— И? Знаете, я принципиально против вступления в партию левых людей. Это вредно — компартия наполовину состоит из карьеристов, которым коммунизм нужен как козе баян, лишь бы были партийные льготы и польза, не более того.

В кабинете собралась вся Шелепинская клика, тет-а-тет Шелепин почему-то больше со мной никогда не разговаривал — видно, слишком впечатлил его тот случай, закончившийся для него сердечным приступом. И хоть дело спустили на тормозах, осадочек остался.

— У нас государство, — вдруг подал голос Семичастный, — а не частная лавочка. То, что ты с людьми знаком — это хорошо. Тебе легко удаётся находить с ними общий язык, добиваться своего, нам такие люди нужны. Конечно, ввести в ЦК Компартии человека с улицы невозможно, но вот партбилет тебе организовать нужно.

— Это в определённой мере свяжет мне руки. Но если это вам принципиально — можете сделать мне эту красную корочку. Но знайте — коммунистом я ни в одном месте от этого не стану и на партсобрания ходить не буду. Лень тратить время зря, работы и без формальностей много.

— Кто ж спорит, — улыбнулся Шелепин, — это хорошо. Партсобрания можешь не посещать, о структуре партии ты в курсе?

— В общих чертах. Похоже на структуру обычного правительства. И куда вы меня засунуть решили в партийной линейке?

— Вот это мы ещё решаем, — ответил Семичастный, — от тебя пользы много, опять же — с французскими долгами расплатиться — это огромный шаг вперёд. Мы под это дело с Де Голля стребовали едва ли не всё возможное и невозможное, на всё согласен был.

— Там было ещё много пунктов, — заметил я, — я же передавал вам документ о чём договорился с месье?

— Именно по нему и писали, — успокоил меня Косыгин, — пока что есть предложение назначить тебя комиссаром КПГК. Тем более, что с работой безопасника ты отлично справляешься, может быть, поможешь стране.

— Нет, — отказал я косыгину, — работать в этом ключе должны органы, мы должны обеспечить систему их работы, а собственнолично носиться по стране и решать все вопросы разом — и космос, и долги, и чиновников вороватых искать — это уж увольте, и вам такого делать не надо и мне не надо. КПГК бесперспективно, её функции должна нести КГБ, любой надзор изнутри сталкивается с саботажем, это аксиома.

— Хм... — Шелепин вздохнул, — я так понимаю, тебя не назначить пятым секретарём какого-нибудь горкома, смысла ноль. Есть идеи, в какую структуру партии ты мог бы войти?

Я лишь развёл руками.

— Давайте подумаем хорошо, исходя из целей, сформируем требования. ТЗ, так сказать. Мы планируем немного реформаторствовать — это без сомнения, устраивать кошмары чиновникам и партаппаратчикам, делать сближение в сторону капитализма под строгим контролем коммунистической партии.

— И ты предлагаешь себе стать таким? — прищурился Косыгин, улыбнувшись.

— Не только себе. А так же, может быть, Воронов — он конечно дурак немалый, но хотя бы прекрасно себе представляет бизнес-реалии и может отличить перспективную разработку от хлама. Смотрите, нам нужно вести дела с капиталистами и налаживать развитие собственных технологий, сбыт товаров, то есть внешторг, валютные операции, закупку и продажу товаров. В этом всём должны принимать участие такие специалисты, как маркетологи, пиар-менеджеры.

— Ты предлагаешь ввести бизнес-комиссаров, как их когда-то обозвал Воронов? — спросил Косыгин, — мы тогда конечно посмеялись над идеей, но...

— Но советские чиновники, даже внешторга, даже долго живущие за границей, в условиях рынка, мягко говоря, "плавают". Потому что воспитаны в условиях социализма, зачастую ломающего всю логику и здравый смысл. Я уже молчу про остальное.

— И? — спросил Шелепин, — бизнес-комиссары?

— Около того. Только с нетрадиционной формой организации — тут, простите, несколько иные законы рынка действуют. Задействовать людей нужно из разных областей, обучать реалиям рыночной экономики, без изменения их специализации. Вот что касается микроэлектроники — я бы рекомендовал товарища Воронова. Учёный из него хреновый, человек не самый умный, но в бизнесе имеет хороший опыт. Туда же Филиппа Георгиевича Староса — тоже бизнесмен от электроники, только лучше как специалист.

Товарищи задумались. Шелепин сказал вслух и не обращаясь ни к кому конкретно:

— А ведь может пролезть идея. Для развития рыночных отношений и реалистичного понимания мировой экономики, так сказать, внедрить такой орган.

— Финансирование его я возьму на себя, — вмешался я, — но нужны полномочия и возможности. Большие полномочия и возможности — мне нужно, чтобы людей можно было отправить за границу обучиться реалиям. К тем же французам, например, для них железного занавеса быть не должно вообще — чтобы налаживали контакты с иностранными бизнесменами, могли хоть каждые выходные летать как к себе домой за границу и хорошо ориентировались в реалиях.

— А если будут невозвращенцы? — с прищуром спросил Шелепин, — ты же знаешь, если они откажутся — останется только надеяться. Да и потом, как простые люди представят нашу страну?

Я закрыл глаза. Закипал, успокаивался.

— Никак. Товарищи, вы делаете ключевые ошибки на каждом шагу. За границей наших сограждан легко узнать по забитому и грустному взгляду, словно холопа какого — ему всё нельзя, ему то нельзя, это нельзя и всё хочется. Вы думаете, если граждане ведут себя прилично — то это поддерживает престиж страны? А вот хрен там! Взгляните на американцев, не нынешних так будущих. Самая наглая нация в мире — туристы летают по всему миру, практически поголовно кто-то где-то бывал. И ведут себя как хозяева в любой стране мира. Нагло и со смаком — им можно. И это им только добавляло престиж, скажу я вам, поскольку видно, что человек свободен, не зажат, как будто его на расстрел ведут. С этой проблемой подробнее рекомендую ознакомиться у Воронова, он то в курсе. Но в целом — я вам обрисовал картинку — все эти мытарства для выезда за рубеж и сопутствующие угрозы и ущемления — лишь ещё глубже топят престиж страны. Наших людей безошибочно узнают в толпе, даже если оденутся полностью в местную одежду.

— Насчёт этого — вопрос к товарищу Семичастному, — бросил камушек в огород Владимира Ефимовича товарищ Косыгин.

— И что ты предлагаешь — голыми купаться в фонтане на трафальгарской площади? — возмутился Семичастный.

Не знаю, есть ли там фонтан, но...

— И после этого платить штрафы в полиции, но да. Эх, — я прикрыл глаза, — пока советские туристы, которых между прочим видят много раз иностранцы, выглядят как бедные родственники из далёкой глубинки, вы хотите, чтобы там — ткнул пальцем, — уважали советский союз? Всерьёз? Ладно времена колхозника хрущёва кончились, но вы то интиллигентные люди, должны понимать. Вообще, тема закрытых границ неприятная. Мы с Де Голлем говорили об увеличении турпотока из СССР во много раз, и я надеюсь, что этот турпоток не будет похож на ведомых под дулами автоматов холопов, которых привезут продемонстрировать французам все прелести коммунизма.

— Мы слишком озабочены проблемой собственного имиджа, — сказал Шелепин, — В целом, мнение не лишено логичной основы и здравого зерна, стремясь не уронить лицо так, как мы это понимаем, мы его втаптываем в грязь с точки зрения заграничных "партнёров" — перенял он у меня словечко, популярное в будущем, — и кому от этого лучше становится — непонятно. Володь, ты бы приопустил вожжи, пусть граждане немного пошляются по парижу, посмотрят эйфелеву башню.

— И кого отправлять? — спросил с некоторым недовольством Семичастный, — сам знаешь, бюджет сильно напрягает, да и опять же, секретоносителей не отправить.

— Можно, — вмешался я, — нет, вы решительно не понимаете смысла. Вы — государство, у вас в руках все возможности — нарисовать секретоносителю документы и историю задним числом — вообще говно-вопрос. Создать другую, виртуальную личность, со своей биографией, и можно гонять туда кого угодно. Вы думаете, у них наперечёт каждый Ванька, знающий про секрет изготовления титановых гаек с левой резьбой? Другое дело, что его должны сопровождать товарищи из КГБ, в качестве телохранителей. Незачем нервировать человека личностью в штатском.

— Сомнительно, но пускай, — махнул рукой Шелепин, — нагрузку на бюджет это не снизит. И потом, по твоей версии получается у товарища Воронова будет право выезда из СССР.

— Товарищ Воронов, как личность особо опасная своими знаниями, находится под плотным контролем. Можете просто не беспокоиться за него и его информацию, сохранность я обеспечиваю — ведь это в моих интересах.