Черная нить горизонта

Кайрин оглядела лежащее на кровати обнаженное тело Натана. На спине глубокие борозды от ногтей. Укусы на плечах. Набросила край одеяла прикрыть рейнха.

— Ты не перестаралась?

— Первая брачная ночь. Можно все! — рассмеялась Сабти недовольству Кайрин. Она служила богине Мерете не по принуждению, вследствие сложившихся обстоятельств или принятых обязательств. Божественная суть пронизывала каждую клеточку жрицы. Кто же отказывается от божественного?

Особо придирчиво Кайрин осмотрела смятую простыню. Кровяное пятно и разводья, влажные и подсохшие.

— Он вас совсем не жалел, — посочувствовала жрица.

— Кровь?

— Такая, какая должна быть.

Кайрин не поленилась пройти в угол глянуть в таз. Мутная вода с мыльным порошком. Жрицы ничего не забывают из оговоренного.

— Можешь быть свободна, — отпустила она жрицу. — Я отошлю в храм пятьдесят солидов.

— Разве я плохо выполнила условия сделки? — спросила Сабти, не торопясь уходить. Мерета великая богиня и мелочность ей противна.

— Хорошо, семьдесят...

— Сто, бэну Кайрин, — поправила Сабти.— Сто солидов.

— Я пошлю храму сто солидов. А так же трех девочек, что подобрала на улице.

— Богиня примет твой дар.

— Две чисты.

— Благодать Мереты над твоим ложем, — склонилась Сабти. Дары богине не бывают чрезмерны. Они всегда недостаточны и скромны.

Кайрин подошла к зеркалу. Взяла обсидиановый нож и решительно отрезала косицу-облако. Хмыкнула, осмотрев непорядок в прическе. Придется привыкать. Подошла к постели. До чего противно ложиться!

На следующий день и простынь и срезанную косицу передали волхвам Кайракана. Земная дщерь бога свершила возложенное.

9.

Старый Моб ворчал. Он всегда ворчал, когда в его стражу шел дождь. Не любил дождя. С тех самых пор как попал в армию. А в армии дождь никто не любит. Чего хорошего мокнуть и месить грязь по дорогам! Даже просто мокнуть и то противно!

— От этой сырости у меня бедро разламывается, — жаловался Моб, больше самому себе, чем напарнику, долговязому Велгу. — Проклятый чикош вогнал в меня стрелу почти на палец. В самую кость.

Все знали о героическом прошлом старика. Он воевал в Пуште при прежнем императоре Горме. Там и получил ранение. Теперь вот дослуживает ветеранский срок здесь, на посту стражника Дыры и рассчитывает на хорошую пенсию.

— Хлебнешь? — спросил Велг, самый молодой из троих кернов. Был еще Хорн, но он в отлучке. В караулке, под ним мычит и изображает удовольствие одна из тех шлюх, что стоят всего ничего, пятнадцать фоллов. За такие деньги не то что удовольствие, а манду показывать не стоит. Но нынче клиентов мало и потому шлюха позволила себя уговорить. Пятнадцать фолов все-таки пятнадцать фоллов. По пять фоллов заход.

— Нет. От вина меня в сон клонит, — отказался Моб, вытирая дождинки с усов. Усы он блюл пуще иного сокровища. — Да и предлагаешь мочу. Вот помню, проходили мы Кагширию.... Кашгирию. Вот там вино так вино. Мы тогда случайно бочонок раздобыли. — И захихикал. — Случайно! Ввалились в дом, хозяину меч в рожу сунули, гони выпивку! Он с испугу на целый бочонок расщедрился.

— И не заплатили? — восхитился Велг удалью воинов.

— Заплатили. Гуся со двора утянули.

— Ловко! А что вино?

— По кружке приняли и все! Влежку всей декархией.

— А декарх? — выпытывал подробности Велг, хотя историю давно и в подробностях знал. — Не ругался?

— Первым и слег. От жадности две заглотил. Сперва ему по старшинству поднесли. Декарх не хер собачий. Потом по очереди. Он у нас в таких делах первей первого. Потому быстренько и свалился.

— Он и на шлюх первый залазил? — расспрашивал бывалого воина Велг. Этот вопрос его очень интересовал. Парень собирался записаться в хускарлы и отбыть в Пушту. Ну, может быть не в этот раз, то в следующий точно. Карауля Дыру много не накараулишь. Дырой в Тайгоне называли старые юго-восточные ворота. Прозвище они получили за форму и размер. Таких больше в городе не было. Сказывают раньше в них цари выезжали. Древние. Коих никто и по имени не помнил.

— Не, на шлюх по жребию. Астрагалы кидали. Первыми у кого однерики выпали, потом двойки.

— А если у меня и у тебя однерики? Тогда как?

— Тогда мы меж собой кидаем. Правило тоже самое.

— Справедливо, — согласился Велг и прислушался к звукам из караулки. Шлюха стонала громче. Но даже дураку понятно врет. Ей от ебли удовольствия никакого. Привычная с кем попало шинькаться. Для порядка охает.

— Ты бы не её слушал, а что в округе.

— Спят все.

— Кто спит, а кто и нет. Караулят пока варежку раскроем. Прошлый раз-то? Как? Уши не заткнули, по шестьдесят фоллов заработали.

— А потом три дня равдухи вокруг ходили, выпытывали, не было ли здесь посторонних и подозрительных.

— У них служба такая, нос совать во все дыры.

— В жопе тоже дыра.

— Так и мы тоже при ней. При Дыре.

Оба беззаботно рассмеялись.

Согласно уставу службы, прошлись по надвратному парапету. Один влево, другой вправо. Шагов двадцать и вернулись. За ночь еще находишься.

Шлюха затихла. Довольный голос Хорн прерывист. Велг обратился в слух.

— Не было такого уговора! Плати еще, — упирается шлюха. — И оботри! Не в мед макал, сладко не будет!

— Пойдешь? — спросил Велг ветерана.

— Настроения нет, — отмахнулся Моб. А что еще сказать сопляку? Честно признаться, возраст. Не всякий раз и встает.

"По праздникам," — пошутил над собой Моб. — "Хе-хе! Толи встает по праздникам, толи праздник, когда встает."

Велгу ответил.

— Дождь, окаянный. Болит кость, спасу нет. Не до бабы. А ты иди. А то вон уж за яйца держишься. Штаны не обмарай.

Из караулки вышел Хорн.

— Ложе свободно. Следующий, — позвал он и хитро напутствовал. — Тока смотри, сильно с нею не целуйся, — и рассмеялся.

Подошел к зубцу и с удовольствием помочился, целясь в амбразуру.

— После этого... всегда надо сбрызнуть, — отдувался Хорн. — Заразы меньше.

Велгу повторять не нужно. Будущий герой Пушты, шустро заскочил в караулку. При свете огарка различил распластанное на топчане тело.

— Я за гроши всю декархию обслуживать не буду, — предупредила шлюха, дотягиваясь до стола. Собрав ветчину и хлеб, принялась есть. На счет ебли вопрос, а жрать хотела точно.

Баба страшна и потаскана. Когда легла на спину, груди раскатились подмышки. На животе жировые складки, что у супоросной свиньи.

— Я последний, — произнес Велг раздеваясь.

Шлюха задрала край постеленного на лежак плаща и подтерлась.

— Всю уделал, — недовольно проговорила она. — Как обоссаная лежу.

Велг её не слышал. Пульсирующая в голове кровь заглушила слова.

Моб высунулся за стену, посмотреть. В такую пору много ли увидишь? Дождь то припустит, то перестанет. Небо в тучах. Луна, то есть, то нет. Однако увидел.

— Едет кто-то, — предупредил он Хорна.

— Кому ехать-то? Под воротами утро караулить?

Ветеран пригляделся. В неярком и обманчивом свете (луна глянула в окно облаков) блеснули шишаки, полыхнул длинный блик на боку повозки.

— Точнёшенько едут. Валица*.

Хорн, заслоняясь от дождя, из-под руки, поглядел на дорогу. Больше для приличия. Слаб глазами. Днем-то не очень видел, а уж ночь и подавно.

— Вроде есть кто, — произнес он неуверенно, различив стук и скрип колес. Что-что, а слышал он пока хорошо.

— Эть нелегкая. Равдухи никак.

— Они и есть, раз валицу тянут.

Из ночной темноты показались трое всадников. За ними двойка тащила деревянный дубовый короб с решетчатой крышей. Решетка позволяла всаднику наблюдать за арестантом, а глухие стенки наоборот, мешали сторонним наблюдателям видеть, кого везут. За валицей вырисовывались силуэты еще четверых всадников.

— Открывайте! — потребовал возглавлявший эскорт. — По приказу иерея Барамана!

— Бумага есть? — потребовал Моб. Он знал свои права. Ссылаться можешь хоть на Создателя, а бумагу правильную покажи. Правильную, значит с двумя печатями. Если с одной или вовсе какая писулина за подписью абы кого — жди утра и въезжай общим порядком.

— Вот приказ, — всадник вытащил из-за отворота куртки сплющенный свиток.

Хорн спустился к воротам, открыл узкое окошечко в калитке и забрал документ. Отойдя под факел, развернул. Прежде чем читать, повернул голову к воротам, поглядел в темноту. Показалось. Вроде мелькнуло у границы видимости. Постоял, покрутил головой. Мерещиться. Принялся читать.

Из всей троицы только он более-менее обучен грамоте, за что ему к жалованью полагалась прибавка. Правда, умение причиняло неудобство. Не отлучиться самовольно, как делают все, не отоспаться в карауле, он не мог. Вдруг кто с бумагой, а прочесть некому.

Хорн разглядел печати на документе. С круглой, иерейской, знаком. Вторую, катепана Ирля, видеть не доводилось. На всякий случай, с умным видом, ковырнул бумагу ногтем. Не фальшивка ли? Однако рассудил, вряд ли кто, обладая документом с настоящей иерейской печатью, будет связываться с подделкой. С инквизицией шутки плохи.

— Кентарх Самерс? — назвал Хорн указанное имя.

— Он самый, — ответил всадник, тронув коня на шаг-другой.

— Пропускай! — скомандовал Хорн ветерану.

Моб освободил ворот от фиксатора, покрутил, медленно поднимая запирающий брус.

— Готово! — через минуту крикнул ветеран и поспешил вниз помочь.

Дождавшись ответа, Хорн, при помощи такого же ворота, вытянул поперечину из скоб. Моб уже вращал вороток поменьше. Скрипнув, одна из створин медленно открылась.

Всадник подъехал, забрал бумагу и валица осторожно заползла в тесное пространство. Вторую створину ночью открывать не положено. Попробуй проедь, не зацепив осью или колесом.

Валица замерла, переваливаясь задними колесами через желоб. В просвете между крышей повозки и аркой ворот качнулась тень. Хорн сощурился, желая высмотреть скрытое. Ничего не узрел. Что ж за служба нынче такая?! Мерещится бог весть что! По-хорошему нужно бы проверить, но его и так дразнят слепошарым, потому керн постарался выкинуть подозрения из головы. Может крылан паскудный прилетел?! Хорн поплевал через плечо — храни Создатель!

Кортеж проехал и Хорн уже с помощью подоспевшего Велга, ворота закрыл. Моб опустил брус.

После трудов собрались на площадке и пустили по кругу кувшин вина. На этот раз Моб не отказался. Он все поглядывал в сторону, куда укатила валица.

— Кого это они в ночь притянули?

— Важную птицу, стало быть, если в Кабашоне утра не дожидались.

— Кого? Главное куда.

— К Серным Баням повернули.

— К Баням? Равдухи? Странно. Обычно они своих подопечных в Шароне волокут.

— А какая разница? — вздохнул Моб и еще раз добре приложился к кувшину. Может зря он от шлюхи отказался? Погрелся бы у бабьего зада.

Всадники и сопровождаемая ими валица ускорили движение. Пересекли привратную площадь, обогнули торговые прилавки, свернули на Рыбий Спуск. Самерс, выбирал самый короткий путь. До Бань не близко, а прибыть он должен максимально быстро. С радостью! Ему надоела возня с каторжником. Таких почестей не всякому киру оказывали. Валица, эскорт! Обычно беглым рвали носы и уши, жгли клейма на лбу и груди и если не вешали, отправляли в Баглон на самые тяжелые работы. Кроме скорейшего исполнения служебного долга, кентарху желалось поесть, посидеть у огня с кружкой битера* и поскорее вернуться. Круг запросов мал, но осуществить мешает какой-то каторжанин, до зарезу понадобившийся иерею Бараману. А точнее эк-просопу Аммельрою. А еще точнее патриарху.

Валица и всадники втянулась в худо-бедно освещенную улицу. Фонари горели по одному: на въезде, в середине и на дальнем краю. Кентарх замедлил скорость эскорта, покрутился в седле. За темнотой ничего не увидел. Когда половину жизни проведешь на ночных улицах, опасность учуешь сразу.

— Мечи! — проорал он предупредительно.

С ближайшей крыши ударили стрелы. Лошадь под ним споткнулась и пала. Самерса выбросило из седла. Кентарха спасли латы. Звенькнув отрикошетила в ночь стрела.

— Мечи! — уже с земли повторил он, высматривая нападающих.

Ворт соскочил с седла помочь. Оружия из ножен только-только вытянуть успел, навалились двое. Равдух отпрыгнул, зацепился за ногу павшей лошади и опрокинулся навзничь. Это спасло ему жизнь. Третий нападавший ударил сбоку секирой. Лезвие срубило пряжку перевязи, но самого равдуха не поранило. Ворт перекатился. Уходя из-под ударов, юркнул под днище валицы и выскочил с другой стороны. Кто-то швырнул моргинштерн. Промазал. Тяжеленное оружие воткнулось шипами в дуб дверки.

— Гони, — орал Самерс вознице отбиваясь от нападающих. Он успел приподняться на одно колено. Встать на ноги, требовалось передышка. Ему такой не предоставили. Рубили в два клинка с упорством опытных торквесов.

— Гони! — повторил Ворт возничему.

Возничий откинулся назад, спиной к коробке валицы, выгнулся, перебирая ногами. Из его груди торчало короткое копье. Он немо разевал рот, выталкивая кровь из пробитого легкого.

— Мабуны паршивые! — выругался Ворт бросаясь на выручку Самерсу. — Габст, правь!

Габст, третий из ехавших впереди, с оттяжкой, сверху, достал одного из налетчиков. Удар рассек наголовный обруч. Мозги полетели в стороны, что вода из лужи от шлепка. Прямо из седла, как умудрился!? Габст перепрыгнул на козлы, рванул из мертвых рук вожжи. Встряхнул, шлепнув по спинам лошадей.

— Но, пошли! Но, пошли!

С крыши вновь сыпанули стрелы. Теперь в животных. Обезумевшие от боли и ран лошади вскинулись и рванули вперед. Не успели! Левой в упряжке подсекли ногу алебардой, пегая кувыркнулась и забилась, болтая обрубком. Визг покалеченного животного резал слух. Карета пошла боком. Правый, каурый мерин, испуганно рванул вперед, волоча валицу. Из темноты раттлер бухнул лошадь цепом в лоб. Каурый ткнулся мордой в землю, повозил копытами и затих.

Ворт налетел на противника, отвлек, позволил Самерсу подняться. Кентарх со злости немыслимым выпадом дотянулся до нападавшего. Пробил щеку, выбил зубы и вогнал клинок в горло.

— Тварь! — гаркнул он уже мертвому врагу.

Позади болезненно вскрикнули. Габст отмахивался одной рукой. Вторую ему перебили ударом все того же цепа. Раттлер нагло пер вперед. Против такого оружия блок не поможет и Габсту приходилось уворачивался. Било всякий раз вгрызалось в валицу, корежа дерево и выдирая щепки. Вот Габст запоздал и его, вторично, угодили по локтю, превратив кости в кашу. Равдух зашелся криком. Его тут же нанизали на перо алебарды. Габст всхлипнул и затих.

Самерс оглянулся, ища поддержки от четверки, ехавшей позади. Один лежал в стороне. Стрела торчала в шее. Матеса, самого опытного из его людей, увидел в канаве. Только сапоги торчат. Ступни неестественно выкручены. Третьего из замыкавших, прижав к земле, пластали секирой. Равдух закрылся мечом. Клинок сломился под тяжелым лезвием и секира вошла в грудину, вогнав в ребра обрубок бляхи с бригандины. Следующим ударом равдуху снесли лицо. Четвертого, Борсу, подняли на пики. Корчась он сыпал проклятьями и плевался кровью во врагов не силах до них дотянуться.