Небо и земля

— Не исключено и такое, — согласился Э'Рикс, — но и бездействовать нельзя. Если схватим ривалов на горячем, сможем прижать к стенке.

— Надолго они к нам пожаловали?

— Просили о неделе. А так — на наше усмотрение. Но не уедут, пока не встретятся со связным. А значит, нужно не допустить, а лучше бы поймать за руку.

Приказ озвучен, нужно его выполнять. Чтобы вычислить "крота", нужно кинуть ему фальшивку и устроить западню. Чтобы отследить связного, нужно бдеть в оба глаза. В общении с амодарками соблюдать предельную осторожность и докладывать руководству о любых попытках выведывания информации про ривалов и про гарнизонную службу. При подготовке к обыскам обратить пристальное внимание на истоптанные тропы возле нежилых строений.

В номере заморских гостей установили прослушку, амодарок отстранили от уборки и поручили наводить порядок ребятишкам из разведслужбы. Проворные, ловчилы, правда, больше рыскали по комнате в поисках интересного, чем пыль вытирали. Приехали вместе Э'Риксом и со своей аппаратурой. Держались особняком да помалкивали.

Столовались ривалы в особо выделенное время в гарнизонной столовой, на офицерской половине. Давая роздых от беспрерывного мельтешения доугэнских лиц, сопровождающие оставляли гостей в одиночестве и деликатно удалялись на половину для рядовых. Ривалы вкушали яства общепита, а неподалеку сурдоспециалист из разведслужбы, неразличимый среди соплеменников, монотонно зачитывал по губам:

— Проклятье это невозможно есть у меня оплавился язык что за месиво называется суп я же просил подать специи отдельно засунуть бы им в зад чтобы проняло это издевательство так и подали а ты перепутал...

Стенографист записывал, а доугэнцы, давясь смешками, закашливались из-за масурдала*, попавшего не в то горло. Веч с досадой разминал костяшки: и в столовой ривалы общались на несерьезные темы. Словом, ничего стоящего.

— Что запланировано сегодня? — спросил Э'Рикс.

— Изъявили желание проехаться по окрестностям, — сообщил Крам.

Под конвоем — иначе не скажешь — ривалы обошли город, точнее, центральную часть. Изучили с разных ракурсов главные административные здания — комендатуру, больницу, школу, библиотеку, испросили разрешения побывать внутри и, получив закономерный отказ, не расстроились.

Долго разглядывали амодарский храм на расстоянии, переговариваясь негромко.

— Классический образец архитектуры... в удовлетворительном состоянии... прибыль от туризма не окупит затраты на содержание... и все же буду рекомендовать... — уловил Веч обрывок беседы, и на него вдруг накатило раздражение. Чтобы отвлечься, достал портсигар и закурил.

Храмовая труба не удивила союзников. Веч знал, в Ривале тоже принято кремировать усопших, но эта необходимость продиктована, прежде всего, дефицитом свободной земли. Поэтому вместо кладбищ в городах устанавливают общие памятники, которые каждый день пополняются сотнями небольших табличек с именами и датами рождения и смерти. В Ривале и умереть-то непросто. Церемония кремации запутана тонкостями, как и выбор места для таблички памяти.

Пусть ривалы и усложняют жизнь и смерть тысячами бессмысленных ритуалов, стоит уважать союзников хотя бы за то, что они не исповедуют добровольное самоубийство, бесовскую тхику*.

На этом уважение Веча и заканчивалось. Зато мнительность и недоверие никуда не делись. Вдобавок раздражительность некстати одолела. Быть может, оттого, что её ноги ходили по этой мостовой и поднимались по этим ступеням, и имелись в этом городишке места, дорогие её памяти и сердцу, а сейчас два хлыща-ривала равнодушно обсуждали будущую перепланировку улиц и кварталов, употребляя в речи слова: "снести", "сравнять", "очистить".

Веч встряхнул головой, прогоняя идиотские мысли. Бесы раздери, ему-то какое дело до амодарского города? Ривалы могут сколько угодно равнять его с землей вместе со всеми жителями, но произойдет это через месяц и не раньше.

Однако раздражение не покидало. Прицепилось лапками-крючками — не оторвать. Веч сопровождал ривалов, а раздражение сопровождало его.

Доугэнцы не усмотрели особых подозрительностей в просьбе гостей и организовали обзорную экскурсию по окрестностям города.

— Хорошая техника, — постучал Жети по крылу машины.

Конечно, хорошая, ему ли не знать. Собрана в Доугэнне по технологии ривалов, — поджал губы Веч. Но Доугэнна, кровь из носу, прикладывает все усилия, чтобы избавиться от рабской зависимости, и этот день не за горами.

— А в снегу не завязнет? — поинтересовался Жети.

— В глубоком снегу только танк не вязнет, — ответил Крам, забираясь на переднее сиденье.

Жети скривился так, словно ложку соли зараз проглотил.

— При больших колесах будет и хорошая проходимость. А на гусеницах еще лучше, — подтвердил Веч и скомандовал охране: — Загружайсь!

День тихий, безветренный, солнце пригревает, и всё же заморские гости продрогли. Крам посмеивался: чудные эти ривалы, в пижонских брюках и с шутовскими шарфиками собрались на вылазку за город.

— Ветер низинный, северо-восточный, не более ноль пяти в секунду. Штиль, — констатировал Жети. — Какая здесь роза ветров?

— Понятия не имею, — пожал плечами Веч.

Доугэнцев сейчас меньше всего волнуют всякие розы-мимозы. Зато гости с интересом изучают местный климат, разумеется, в те моменты, когда не костерят его последними словами. Целесообразность постройки ветряной электростанции в этом районе — одна из задач, на которую ривалы должны дать ответ в рапорте своему начальству. Они и не скрывают, обсуждая меж собой эту тему в гостиничном номере, как и не прячут карты местности, разложив их на журнальном столике. Между параллелями и меридианами нагромождение карандашных пометок — по рельефу, гидрографии, растительности, скоплениям жилья, транспортным потокам.

Машины остановились посреди поляны, бывшей когда-то лесом. Редкие деревца-хворостинки, свежие спилы пней, кучи веток и снег, усыпанный хвоей и изъезженный колесами... Звенящую тишину — аж уши глохнут — нарушило хлопанье дверей. Ривалы выбрались наружу — осмотреться, изучить. И конвой следом — рассредоточился по периметру. Предосторожность лишней не бывает.

Жети остался у обочины, в то время как его упитанный напарник с энтузиазмом ринулся на поляну, рассчитывая определить качественный состав леса по жалким остаткам в виде хилых прутиков и гнилых деревьев. Крам с видом мученика следовал за "жабом" по снежным колдобинам.

— Мда, — заключил с иронией Жети, окинув взглядом последствия доугэнского вандализма. — Столько лет земля пропадала впустую. Гектарами... Уж мы-то найдем применение каждому сантиметру! — добавил не без пафоса.

Веч не удержался от фырка. Поспешно достал портсигар и закурил.

Кто бы упрекал доугэнцев в грабеже и мародёрстве. Уж точно не тот, кто планирует сравнять амодарский городишко с землей.

— Мы вас раздражаем, — сказал Жети и, заметив удивление Веча, уточнил: — Конкретно не я или мой коллега, а рейвлины* в целом. Угостите сигаретой?

Веч молча выполнил просьбу. И ответить-то нечего, возражать, что ли?

— У вас чистый выговор, и акцент незначителен, — заметил Жети, затягиваясь с видимым удовольствием.

— У меня были хорошие наставники.

— Из рейвлинов?

Веч кивнул.

— Где обучались?

— В Доугэнне, в военной школе.

— С амидрейнским* тоже знакомы?

— Сносно. Так себе, — ответил Веч на амодарском.

— Вы оказались способным учеником, — признал Жети.

И не только в языках, — хмыкнул Веч. Он и сам удивился, когда на его успехи в общих и в военных дисциплинах обратили внимание в Совете земного круга. Командор Д'Эрган и сейчас не упускает случая, при каждой встрече зазывает в свою команду.

— Ваш отец может вами гордиться.

"Мой отец, вообще, не ожидал, что его сын когда-нибудь повзрослеет и — не иначе, как просветление от Триединого — умудрится сделать карьеру военного".

— Как и ваш — вами, — прозвучала в ответ дежурная вежливая фраза.

— Отрадно слышать, что наши державы связаны нитями взаимного уважения и поддержки, — отозвался чопорно Жети.

Уважение? — склонил голову Веч, пряча усмешку. Вряд ли. Вынужденная терпимость — это да. Хотя когда-то он уважал ривалов — за интеллект, за флегматичный юмор, за философское отношение к жизни. И за запутанность церемоний, усложняющих всё и вся, тоже уважал. Заодно удивлялся непонятной логике мироздания — надо же, существуют на белом свете всякие странные народности, такие, как, например, ривалы. Удивлялся, но уважал.

Уважение закончилось, когда началась война, и ривалы предложили свою помощь, как оказалось, с гнильцой. Ср*ные дипломаты! Даже амодары им не чета. У тех не достало бы хитрости публично назваться союзниками одной стороны и заключить секретный пакт с другой. Зато, по уверениям ривалов, безотказный стратегический ход, нацеленный на усыпление бдительности противника. А на самом деле союз с Амодаром хоть и публичный, но фальшивый. Ну да, как же. Не союз это, а подлость и двойное предательство.

Поначалу возмутившись предложением, Совет командоров постановил: вышвырнуть из Доугэнны ривалов, проживавших в тот момент на территории страны, а кто не поторопится удрать, пусть пеняет на себя. Но когда враг с наскосу подобрался к Полиамским горам, командоры вернулись к предложению ривалов, отвергнутому сгоряча. Обдумали. Обсудили. Взвесили. И условия-то пакта смехотворные: земля Амодара после капитуляции. В чем же подвох? Как ни крути, а не нету его. А земля Амодара... К бесам в ср*ку её, пусть сгорит синим пламенем. Зато взамен — клятвенные уверения ривалов в победе. И поддержка техникой, оружием, боеприпасами — в таком количестве, что не снилось и Триединому.

Тогда же закончилось не только уважение, но и доверие. Потому что предавший единожды предаст не раз. Амодары тоже кормились обещаниями, пусть и лживыми, зато победила Доугэнна.

— С каким настроением восприняли амидрейны* наш приезд? — поинтересовался Жети, выпуская дым колечком.

Из доугэнцев, приставленных в качестве охраны и сопровождения, он почему-то выделял Веча, предпочитая вести беседы с ним. Крама глухо игнорировал (исключение составляли разве что попойки в клубе), к Э'Риксу относился настороженно, c О'Лигхом старался держать дистанцию.

— Жети — твой ровесник, в отличие от меня и Лигха. А у Крама несерьёзная рожа, — пояснил уполномоченный в ответ на закономерное удивление Веча интересом к своей персоне. — Используй эту возможность. Общайся, вызнавай.

Веч посмотрел на тающее дымное колечко.

— Амодары восприняли ваш приезд с любопытством. О настроениях могу лишь догадываться.

— Надеюсь, вы помните нашу просьбу о том, что важно сохранить благоприятное мнение местного населения о Рейвлине*. Это обязательная часть соглашения, — сказал Жети.

Ого, — присвистнул про себя Веч. Кажется, начался декларативный разговор от лица двух держав. Под "вы" подразумевались доугэнцы в общем.

— Мы помним. Но не совсем понимаем, для чего это нужно. Теперь амодары не представляют серьезной угрозы. Зачем с ними церемониться?

— Меньше всего Рейвлин хочет нагнетания напряженности среди местного населения. Особенно сейчас, когда близятся сроки исполнения нашего соглашения. Чем позитивнее будет атмосфера, тем легче адаптируются амидрейны к новым условиям существования.

— Значит, вы разглядели в амодарах потенциал? — усмехнулся Веч. — Но почему-то согласились с нашими предложениями.

Незадолго до победы Доугэнне удалось добавить в пакт с союзником пару пунктов. Первый — отсрочка исполнения обязательств на год с корректировкой общей границы государств и второй — доугэнцам достанутся те трофеи, которые они смогут увезти на родину, в том числе, и человеческие ресурсы.

Ривалы согласились, но скостили срок с года до девяти месяцев. С подленьким умыслом, конечно же. Зимы в Амодаре снежные и морозные, в некомфортных условиях нелегко разорять побежденную страну, к тому же, после войны уцелевших культурных достояний сохранились крупицы. Ну, а люди — тем паче невелика ценность. Веч не сомневался, союзники посмеялись над выдвинутыми условиями: бесполезно принуждать амодаров силой, а какой дурак добровольно отправится в стан бывшего врага? Что ж, пусть удивляются. В качестве трофеев доугэнцы выбрали не мозаичные фрески и статуи четырёхруких тёток, а технологии и оборудование. Потому как всеми правдами и неправдами намерены избавиться от навязчивого патронажа Ривала.

— Мы найдем применение амидрейнам. Они уже бывали... полезными нам, — сказал Жети с заминкой. Доля секунды, но Веч понял, в чем ривалы усматривали пользу местного населения.

В том, о чем О'Лигх сказал однажды приближенным офицерам — стиснув зубы, зло и с презрением. Похлопав по коробке первой партии вакцины, доставленной в город, полковник процедил:

— Никогда не забывайте, что ривалы не испытывают новые препараты на хомяках и крысах. Только на добровольцах, друзья мои, на их доброй воле.

До Веча и раньше доходили слухи, что в войну в ряде амодарских концлагерей действовали секретные лаборатории ривалов, одобренные доугэнским командованием.

Очевидно, на его лице отразилась соответствующая гамма эмоций, потому что Жети засмеялся и тут же закашлялся.

— Вы, я вижу, либералист. В глазах ваших вскипел гнев, — сказал он, когда кашель утих. — Давайте говорить начистоту. Чем же вы, дейгенны* лучше нас? Ведь это по вашему заказу мы разработали вакцину, которую вы успешно вводите амидрейнам в качестве прививки от заразных заболеваний. Потому что тоже усматриваете в ней пользу, а?

Сравнил тоже, — разозлился Веч. Еще ни одна ампула вакцины не привела к летальному исходу. Наоборот, прививка не будет лишней. Те, что с желтой полосой, предназначены для детей. В жидкой форме — кладезь витаминов и минералов. Как и в тех, что с красной полосой, предназначенных для амодарок. Плюс кое-какие гормональные добавки, но, в целом, исключительная подмога женскому здоровью. Да и в ампулах с синей полосой, предназначенных для мужчин, нет ничего устрашающего. Витамины, минералы, гормоны... В строгом соответствии с пятым пунктом демографической программы: в детях, рожденных на благословенной земле, приветствуется лишь доугэнская кровь.

Спустя полторы недели ривалы покинули городок в сопровождении конвоя. Отбыл и Э'Рикс, раздосадованный неудачей версии о связном, а вместе с ним уехали и парни из разведслужбы.

Несмотря на принятые меры предосторожности и усиленную охрану, доугэнцам так и не удалось определить личность связного. Приказ не выполнен, но впервые за долгое время Веч вздохнул свободно. И раздражение пропало как по волшебству. Бесовы выкормыши, эти ривалы. Вымотали так, словно он неделю лупил без продыху по тренировочному чучелу.

Стул отъехал в сторону, в поле зрения появилось лицо Крама.

— Умная и трезвая рожа тебе не идет, — объявил он и пощелкал пальцами, подзывая мехрем. — Вина нам, и покрепче. Что это?

Витую медную цепочку оттягивал позолоченный медальон, тускло бликовавший в свете нибелимовых* ламп зеленым, голубым, розовым. На плоской круглой бляхе улыбалось вычеканенное лицо толстяка, схожее щекастостью и на аверсе, и на реверсе. Облокотившись, Веч покачивал цепочку в руке, заставляя медальон поворачиваться то влево, то вправо. Наконец, вращение прекратилось.