Личный поверенный товарища Дзержинского, книги 4-5

В пять часов пополудни скорый поезд повёз нас на Украину и далее на Варшаву.

Глава 28

Через неделю мы пересекли испанскую границу. Почти десять лет нам потребовалось, чтобы приехать в Испанию. Самолёт. Костер. Замок Иф. Африка. Франция. Австралия. Кругосветка. Российский вояж. И вот мы в Испании. Мадрид. "Из Мадрида на небеса" ("De Madrid al cielo") говорит древняя поговорка.

И действительно, только там начинает казаться, что до неба можно дотронуться рукой. Другая поговорка гласит, что "Мадрид можно променять только на небо, да и то если там будет дырочка, в которую можно будет на него смотреть". Но это всё лирика, а вот откуда мне начинать поиски Гитлера и Мюллера? И почему я должен начинать с Мадрида? Какие у меня есть основания кроме приснившегося сна? Никаких, но с чего-то нужно было начинать. Единственная зацепка — это определённый мне маршрут на аэродром в окрестностях Мадрида. Но какой аэродром? Самый заметный — международный аэропорт "Барахас". Туда мы и направили свои бренные стопы, ещё в поезде заказав места в отеле "Hilton Airport".

— Сеньор Дуарте Казанова? — переспросил меня портье в гостинице.

— Да, — ответил я.

— Сеньор из Буэнос Айреса? — снова спросил портье.

— Да, а в чем дело? — спросил я.

— Сеньору письмо, — сказал портье и подал мне конверт из пожелтевшей от времени бумаги. На конверте было написано моё имя и приписка — "из Буэнос-Айреса".

— Как давно лежит здесь это письмо? — спросил я.

— Давно, сеньор, — ответил портье, — я здесь работаю уже восемь лет, так вот оно уже было в ячейке.

Как мне ни хотелось сразу вскрыть письмо, я всё-таки дождался, когда наш багаж будет доставлен и номер и только тогда вскрыл конверт. На листке бумаги, сильно наклонённым влево почерком, по-немецки было написано:

"Если вы читаете это письмо, то я не ошибся в ваших талантах. Не вздумайте меня искать. Это опасно. Ваш Миллер".

Точно. Это Мюллер. Убрал одну палочку с точками умляута во второй букве фамилии и получился Миллер. Зачем городить огород? Армия ФРГ стала разрабатывать свою униформу под влиянием НАТО. А социалистические немцы сняли свастику и имперские орлы с формы, и получилась традиционная немецкая униформа. Миллер бы был отличным немцем и так же рьяно защищал бы безопасность немецкого государства рабочих и крестьян, был бы членом социалистической единой партии Германии, как он это и делал во времена Рейха. Десять прошедших лет это уже срок давности для этого письма и все предостережения потеряли силу.

Я не знал, что портье, как только мы зашли в лифт, поднял трубку телефона, набрал какой-то номер и сообщил, что письмо вручено адресату, а адресат размещён в номере четыреста пять.

Помывшись и переодевшись, мы пошли в ресторан. По пути дед Сашка отправил открытку с видом Мадрида на адрес своей квартирной хозяйки и компаньона. "Всё в порядке. Целую. Алехандро". На открытке штамп отеля и красивая марка. Мечта коллекционера-филателиста. И весточка для Миронова. Его человек будет регулярно заходить к хозяйке, и осведомляться об известиях от её квартиранта.

О Мадриде можно ничего не говорить. Всё равно это будет Мадрид. Во всех мировых столицах город режет наполовину какая-нибудь речка. Дунай, Сена, Темза, Москва. По Мадриду бежит речка Мансанарес. А с 1919 года функционирует метрополитен. В городе почти два миллиона человек. В Мадриде двадцать один городской район со звучными наименованиями, бесчисленное количество площадей и огромное количество всевозможных памятников. Почему я говорю об этом в превосходной степени? Да потому, что их в Мадриде больше, чем в любом другом городе мира. Да и мы с дедом Сашкой не окрестности приехали осматривать. Дед всё просил показать ему место, где быков забивают на потеху публике.

Арена для корриды находилась в конце улицы Алкала. Там есть памятник матадорам, убитым защищающимися быками, и памятник доктору Александру Флемингу, открывшему пенициллин, который спасал раненых во время корриды. Сходили там же и в музей корриды, посмотрели на портреты известных матадоров, их оружие, инструменты и костюмы, а также на мумифицированные головы быков.

— Тьфу, — плевался дед Сашка, — цивилизаторы хреновы, нас ещё культуре учить будут, а сами как римские дикари варварство на стадионах устраивают. Генерал Орлов Алексей Федорович после французского похода привёз с собой в Россию петушиные бои. Тоже коррида курячья. Так ведь правительство российское стало преследовать любителей этой забавы и почти искоренила её, а потом и другие державы западные последовали примеру России. Прилюдное живодёрство никак не может считаться делом культурным и цивилизованным.

— Пошли, дед, — сказал я, — я сам никогда не пойду на эту корриду, а у нас есть ещё и другие дела.

Главное, что мой сон оказался реальностью, а не пустой картинкой из грёз. Я знаю, что бывают вещие сны, но всегда считал, что такие сны снятся только тем людям, которые обладают даром предвидения. Как бы то ни было, но совпадений слишком много, чтобы всё это считать случайностью.

Поиски Мюллера нужно проводить неофициально на виллах, прилегающих к району аэропорта. Нормальный человек никогда не будет искать убежища в районе последней остановки. Так же думают и преследователи. И зря они так думают. Мюллер всегда отличался нестандартностью решений. Обращаться в полицию нельзя. Вполне возможно, что там до сих пор работают агенты гестапо, ведь Испания не была в числе победителей и побеждённых. Денацификация, дефашизация и решения Нюрнбергского трибунала её не касались. Испания вместе с Великой Албанией поддерживали фашистскую ось Рим — Берлин — Токио, но официально в состав гитлеровского блока не входили. И участие "Голубой дивизии" в Сталинградской битве почему-то прошло мимо внимания международного трибунала.

Мы начали подворовой обход. Я показывал фотографию Мюллера в цивильной одежде, говорил, что это мой родственник и просил рассказать, если кто-то видел его сразу после войны. Большинство людей просто пожимали плечами и говорили, что никогда не видели этого человека.

На одной вилле нам улыбнулась удача.

— О, да, я видел этого человека, — улыбнулся нам пожилой хозяин, — если сеньоры желают, то отвезу их туда.

Глава 29

— Конечно, желаем, — сразу согласился я, — мы вам даже заплатим за это.

— Но, но, сеньоры, — сказал мужчина, — я сделаю это совершенно бесплатно. Заходите в дом, приглашаю вас попить чай, а я пока подготовлю автомашину, путь предстоит не близкий.

Хозяин ушёл, а в комнату вошла дородная женщина с усиками над верхней губой. В руках она держала поднос с двумя чашками чая и с печеньем в маленьком блюдечке. Видно было, что это занятие для неё было не совсем привычным. Такие дамы работали или служили надзирателями в женских тюрьмах, потому что поднос был поставлен на стол так же, как и чашка с баландой на узенькую деревянную полоску в окошечке камеры. Резко развернувшись, дама вышла из комнаты, и в дверях отчётливо звякнул механизм запираемого замка. При входе в комнату я машинально отметил металлические решётки с внешней стороны. Похоже, что мы в клетке.

— Что будем делать, Николаич? — шёпотом сказал дед Сашка.

— Ничего, — ответил я, — будем ждать.

Минут через двадцать дверь открыли, и вошёл хозяин.

— Вы извините, — примирительно сказал он, — Изабелла раньше работала надзирательницей в женской тюрьме, и она даже меня иногда запирает в моей комнате. Привычка — вторая натура. Отучаю её, отучаю и всё без толка. Прошу, сеньоры, машина готова.

Мы вышли во двор. Около крыльца стояла старенькая "испано-сюиза", сверкая надраенной медяшкой на ободах фар.

— Прошу, — сказал хозяин, открывая дверку.

Не лимузин, конечно, не лимузин, но ехать можно. Машина завелась с полуоборота и проворно поехала по пыльным пригородным дорожкам. Я слабо ориентировался в мадридских пригородах, но примерное направление движения выдерживал — общий курс на юго-восток от аэропорта.

Минут через тридцать мы подъехали к двухэтажной вилле с высоким забором.

— Всё, сказал хозяин, — дальше вы сами. Скажите, что вы приехали от Изабеллы.

Мы пошли к воротам, а наш водитель развернулся и укатил в обратном направлении.

Ворота нам открыл здоровенный парень с внешностью боксёра, с переломанным носом и хмурым взглядом.

— Что они, все в Испании какие-то "квазимоды", — подумал я и сказал привратнику, что мы прибыли от Изабеллы. Парень кивнул головой и показал в сторону парадного входа на виллу.

Человек с военной выправкой открыл нам дверь. Мы вошли в прихожую.

— Здравствуйте, мы от Изабеллы, — сказал я, и у меня вдруг всё потемнело в глазах.

Очнулся я от того, что услышал голоса спорящих людей. Я лежал связанный в какой-то темной комнате, а голоса раздавались из соседнего помещения, откуда сквозь щёлку пробивался лучик света от электрической лампочки.

Разговор шёл на немецком языке.

— Что ты всё врёшь, — бубнил голос, — наступление началось не шестнадцатого, а семнадцатого. Я это точно помню. У меня сильно болел живот, и я пошёл в лазарет за порошками. Санитар, Вернер, вы помните его, такой рыжий и здоровый, дал мне порошок и записал в тетради, что выдал мне порошок семнадцатого.

— Нет, наступление началось шестнадцатого в восемь утра, а твой Вернер дурак, он всё время дни путал, — горячился другой голос постарше.

— И не в восемь часов наступление началось, а в девять, к вашему сведению, — снова забубнил первый голос. — Я видел, как лейтенант Нагель смотрел на свои часы, и ясно видел, что часы показывали девять часов.

— У твоего лейтенанта всегда часы неправильно шли, — сказал человек со старшим голосом, — я говорю, что наступление было в восемь часов, значит в восемь.

— Вот люди, — подумал я, — война давно закончилась, и так ли это важно, в восемь часов или в девять началось наступление, а они из-за этого готовы вцепиться друг в другу в горло. Сейчас начнут обсуждать, сколько человек было в их взводе, двадцать пять или двадцать шесть человек.

— Ты, может, ещё знаешь, сколько человек было в нашем взводе, — ехидно спросил владелец бубнящего голоса.

— Конечно, знаю, — ответил голос постарше, — нас было двадцать шесть человек.

— А вот и нет, — обрадовался бубнила, — нас было двадцать пять человек.

Мне потом приходилось неоднократно слышать разговоры ветеранов, которые говорили ни о чем, пытаясь блеснуть проблесками памяти о том, какие у них были сапоги или подшиты ли были подворотнички перед боем. И все разговоры о войне, если их собрать воедино и попробовать подсчитать потери свои и противника, то окажется, что столько человек не было во всех воюющих странах вместе взятых.

Вдруг спорившие замолчали и вскочили, отодвинув табуреты или стулья, на которых они сидели.

— Герр Данкен, — стал докладывать бубнила, — привезённых задержали и связали, лежат в разных комнатах. Изабелла говорит, что между собой они разговаривали по-русски. Она была в "Голубой дивизии" (250-я пехотная дивизия вермахта "Голубая дивизия") и знает, как говорят русские. Что прикажете делать?

— По-русски говорили, — задумчиво произнёс тот, кого назвали Данкеном. — Того, что поначальственней, ко мне на допрос с завязанными глазами. Верёвки снимите, не варвары, наденьте наручники.

В наручниках рукам стало свободнее, кровь стала приливать к затёкшим запястьям и руки начало нестерпимо покалывать. Меня привели в какую-то комнату и посадили на стул.

— Кто вы такой и что вам нужно? — спросил Данкен.

— Я разыскиваю господина Миллера, — сказал я.

— А зачем вам господин Миллер? — спросил Данкен.

— А вот это я скажу самому Миллеру, — сказал я.

— На какую организацию вы работаете? — спросил Данкен.

— На этот вопрос я могу ответить только с разрешения господина Миллера, — твёрдо сказал я.

— Откуда вы знаете о господине Миллере? — спросил Данкен.

— Он сам написал мне письмо, — ответил я.

— Увести, — сказал кому-то Данкен.

Меня взяли под руку и увели, похоже, в ту же комнату где я был.

Какое-то время раздавались шаги Данкена, расхаживавшего по комнате. Похоже, что он что-то обдумывал. Затем я услышал, как с телефона подняли трубку и как начали набирать номер. Я напряг свой слух. Первый номер, похоже, пять. Второй — пять. Третий — два. Четвёртый — девять. Пятый — семь. И шестой — семь. 55-29-77. Мне пришлось долго тренироваться, чтобы научиться распознавать номера по трещанию механизма набора телефонного номера. На том конце провода подняли трубку, потому что Данкен начал говорить, но очень тихо и, вероятно, ещё и прикрывал рот и трубку рукой. Единственное, что мне удалось расслышать это слов "русская разведка". Потом Данкен ещё раз повторил слово "русская". Затем через минуту он положил трубку, выслушав данные ему указания.

Через несколько минут в комнату к Данкену зашли двое ветеранов, споривших о какой-то ерунде. Что он им говорил, я не слышал. Затем наступила тишина. Ещё примерно через час меня вывели из дома и посадили в машину. Рядом кто-то сидел и мычал. Я молчал и поэтому мне рот не забывали кляпом. Машина завелась, и мы куда-то поехали. С закрытыми глазами трудно ориентироваться, и я не ориентировался, просто я запоминал количество поворотов направо и налево и примерно пройдённое расстояние.

— Потом всё сопоставлю, если жив останусь, — подумал я.

Примерно через полчаса машина остановилась, меня вывели из машины и сняли наручники. Затем я услышал, как захлопнулись двери, и машина уехала. Я снял повязку с глаз и увидел неподалёку деда Сашку с завязанными глазами и заткнутым ртом. Была ночь, но своего спутника я бы узнал и в кромешной темноте.

— Интересно, — подумал я, — неужели они испугались русской разведки? При таком уровне конспирации обычно свидетелей не оставляют.

Я подошёл к деду Сашке, снял повязку с глаз, вытащил кляп и стал развязывать ему руки.

— Ух, суки, — разразился дед бранью, — да если бы они меня не связали и не заткнули рот этой вонючей тряпкой, они бы меня вспоминали до маковкина заговенья. У, сволочи.

— Ладно, дед, — сказал я, — будем считать, что дёшево отделались, раз оба живы.

Глава 30

До гостиницы мы добрались только к обеду. Грязные, голодные и злые. Я взял деньги и расплатился с водителем грузовичка, довёзшего нас до гостиницы. Водитель всё смотрел на ту сумму, которую я отвалил, и повторял:

— Грасиа, сеньор, грасиа.

За спасение денег не жалко. Один раз пожалеешь, потом никто спасать не будет.

Мы помылись, побрились, надушились, оделись в чистую одежду и пошли в ресторан. Мы там не ели, мы там жрали и ещё выпили минимум по пять "триньков" за наше чудесное спасение.

После обеда я зашёл в почтовое отделение при гостинице и отбил телеграмму в Париж. Текст ничего не значащий, но вызывающий Миронова на встречу по месту отправки телеграммы. Мадрид в то время становился центром международного шпионажа и при определённой разинутости рта можно притащить на своём хвосте представителей конкурирующей разведки, которая снимет большую часть информации для себя.