| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Прекрати! — одернула меня жена. — Кругом писатели!
— Дикари! Какие же они все дикари!
— Сам-то ничуть не лучше, — с неожиданной силой потянула меня подальше от заспиртованного мозга Саша. — Погляди, да тут чуть не половина музея про убийство!
На экспозицию, посвященную обстоятельствам гибели большевистского генсека, устроители музея не пожалели квадратных метров. Отвели весь второй этаж.
* * *
Осколки, я хорошо помню, как мы с Блюмкиным их пилили. Тот самый телефонный шкаф, в который мы засунули мину, его остатки бравые безбожники приперли в бывший храм целиком. Яшкин извозчицкий армяк, его опаленная огнем стальная челюсть в кости черепа, и конечно записка о причинах теракта — то есть все, что осталось от самого известного диверсанта эпохи. Распластанный в лоскуты френч и облитый черной запекшейся кровью кусок асфальта. Чей-то пробитый насквозь партбилет. Личное соловецкое дело Обухова, заботливо разобранное под стеклом. Скрупулезное расследование обстоятельств побега в Финляндию. Листы книги регистрации посетителей из отеля на острове Принкипо, как доказательство тесных связей Обухова с Троцким. Вырезки из эмигрантской прессы. Многие сотни фотографий. Следователи поработали на славу — они даже каким-то чудом выудили из подмосковной болотины переделанный во взрывмашинку телефон и восстановили схему коммутации цепи подрыва!
Забыв про всякую осторожность, мы с Сашей сновали между шкафов, стендов и витрин, тыкали пальцами в тот или иной экспонат. Шепотом сравнивали обстоятельства "дела" — как планировали, как было, и как оно обернулось на самом деле.
Бабель подкрался незаметно:
— Так и знал, что вам понравится!
— Ох! — схватилась за сердце Саша. — Напугал!
Я молча разжал пальцы — правая рука схватила в кармане пустоту, браунинг остался в домашнем тайнике. Неужели Айзек на самом деле не понимает, что мы чувствуем себя в музее как живые лисы в меховом магазине? Или таким хитрым способом, через испуг, он пытается доказать, что СССР нет никакой опасности? Надеется убедить нас остаться в Москве, а не ломиться через границу — подставляя под смертельный удар, в случае захвата, как его самого, так и коллегу Кольцова?
Обидный трюк, однако на повод для ссоры никак не тянет. Я и сам много раз подумывал отложить побег. Оплатить хранение архивных пленок в банковском сейфе на следующие несколько лет можно чеком, через заграничных друзей Бабеля или Кольцова. Средства для жизни не проблема, "Пасынки вселенной", "Звездный десант", "Тоннель в небе"... да мне переписывания одного лишь Хайнлайна хватит на три пятилетки.
Советский быт, конечно, давит сильно. Но продснабжение в Москве на излете весны определенно наладилось, призрак голода, душивший столицу всю зиму, отступил. Цены на рынках откатились до разумных величин. Вот только что, у китайгородской стены, видел яйца и куриц — вполне по моему, далеко не самому толстому, кошельку. Годика два потерпеть, а там, глядишь, удастся пробиться в кружок популярных писателей. Завести, подобно Бедному Демьяну, обставленную мебелями осьмнадцатого века квартиру, горничную, повара и немца-лакея. Выхлопотать выезд за границу на какую-нибудь конференцию, и уж там... но зачем? Нет ни малейшего смысла сбегать от известности, гонораров, прогрессорских проектов, наконец. Будет величайшей глупостью начинать с нуля в какой-нибудь дыре типа Сен-Тропе то, что давно достигнуто на родине.
— Пойдемте, — поторопил Бабель. — Иначе все съедят без нас. И выпьют!
Непросто сказать что-нибудь доброе в защиту зависти. Однако надо войти в наше с Сашей положение: рядом с храмом, под скромным фасадом монашеских келий, скрывался превосходный, блестяще отреставрированный зал с двойным светом. Сводчатые потолки расписаны лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, на полу натертый до сияния наборный паркет, длинные шеренги столов плотно заставлены снедью и бутылками. А еще, между спинами публики, тут и там проглядывают...
— Саша, смотри, — прошептал я — Бананы!
— Ты точно уверен? — настороженно переспросила она, затем добавила, как бы извиняясь: — Я же только на картинках в твоем смартфоне их видела.
— Не сомневайся! Надо бы втиснуться поближе к фруктовой этажерке, оно того стоит.
— Но как эти бананы едят? — тут же озадачилась жена. — Мне кажется, или они поданы прямо в кожуре?
— Как рыбу, — припомнил я слышанный в детстве совет. — Хвостик и головку отрежь, потом шкуру прорезай вдоль, заворачивай, и вилкой, по кускам.
— Так, ребята, — прервал нашу гастрономическую тему Бабель. — Вы пока пристройтесь где-нибудь, а как друзья до оптимального градуса дойдут, я вас вытащу и представлю. Только я вас умоляю, сами на спиртное не налегайте!
Дождавшись, когда бабелевская спина укатится прочь, Саша отметила:
— Нервничает товарищ.
— Боится за Горьковскую морду, — я демонстративно потер об ладонь костяшки пальцев правой руки.
— Ты серьезно?
— Конечно... нет. Я же не самоубийца!
— Надеюсь, — облегченно выдохнула Саша. И тут же сменила тему: — Как ты думаешь, та Мари, что упомянута в найденном утром письме, нашла себе большевика в мужья?
— Почему спрашиваешь? — озадачился я. — Или...
Она проследила мой направленный на сидящих за столами людей взгляд:
— Да! Ты правильно догадался.
Сложно не обратить внимание на глубокий контраст между дамами и господами. Первые, по большей части, красивы той специфической красотой, что возникает от частого общения с автомобилями, ресторанной прислугой и неиссякаемой горячей водой в кране у ванны. Они щеголяют хорошо подобранными вечерними туалетами, в их размеренных ловких движениях чувствуется порода, или, как минимум, finishing school.
* * *
Мужчины, напротив, демонстративно не заморачиваются манерами — кое-кто из них, не иначе как по вбитой в подкорку кабацкой привычке, взгромоздился за банкетный стол не снимая картуза.
— Победитель получает землю, золото и женщин, — я по-новому посмотрел на супругу.
Непонятная для меня, но наверняка модная шляпка, привезенное из Питера крепдешиновое платье-туника, изящные испанские лодочки молочного цвета. Вокруг шеи — стильное колье с настоящими рубинами. Подчеркнутая природная красота — против сносного разве что по меркам Электрозавода пиджака и пыльных, далеко не новых ботинок.
Расстроенно покачал головой:
— Легко сойдешь за свою!
— Надеюсь, не будешь никому доказывать, что прошел вне конкурса? — рассмеялась в ответ Александра. — Ты же по всем признакам истинный пролетарский писатель, качественная, свежая, большевицкая кровь. Не тушуйся, а пользуйся. Коллеги поймут правильно, я готова спорить, тут три четверти дел прокручивается через жен.
— Таких, как Дарья Богарнэ?
* * *
*
— А что ты хотел?! За ними связи старых родов, заграничная родня, имперское образование и многовековой опыт интриг.
— Их мужья, выходит, невежды, да вдобавок и подкаблучники?
— Кошелек и социальный статус, — изящно повела плечами Саша. — Однако они не догадываются, ведь жены-то умные.
— Циничка, — исковеркал я термин. — Хитрая циничная циничка.
— Которая хочет бананов, — поспешно напомнила о главном Саша.
— Раз такая умная, выбирай место сама!
\*Мура — Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, фактическая жена М.Горького с 1920 по 1933 год. В реальной истории приехала в СССР в первый раз только на похороны Горького в в 1936 году (арестована ЧК в 1918 году как любовница Локкарта, освобождена по ходатайству Горького, бежала за границу по льду Финского залива).\
\**По тем временам достаточно обычное дело. Например, в музее Бессоновской больницы с 1927 и до 1988 года выставлялась заспиртованная голова преступника Алексея Альшина по кличке "Але".\
\
* * *
Сделать второй этаж в храме вполне реально, собственно, так и было в реальном Музее Москвы.\
\
* * *
Закрытая школа или пансион для девушек, ориентированный на преподавание традиций высшего класса в качестве подготовки к вступлению в общество (фактически — для удачного брака).\
\
* * *
*Графиня Дарья Богарнэ (1870-1937), дочь князя Романовского, герцога Лейхтенбергского. Правнучка Николая I, праправнучка императрицы Жозефины Бонапарт и М. И. Кутузова. Протеже А.М. Горького. В 30-х годах муж Дарьи Богарне заведует иностранным отделом Государственной Публичной библиотеки.\
Возражать супруга не стала, восприняла мою шутливую попытку уязвить как должное. Позицию выбрала на зависть любому завсегдатаю — от начальства подальше, к кухне, то есть экзотическим ягодам, поближе. Светским чередованием мужчин и женщин писатели пренебрегали, так что Сашиной соседкой оказалась подсушенная временем дама с окровавленными импортной помадой губами. Меня она приветствовала легким наклоном украшенной стеклярусом шляпки, Сашу — снисходительно-оправдывающей улыбкой. Мне с соседом повезло меньше — высоколобый бородач лет сорока зыркал в нашу сторону из-под кустиков бровей с такой неизбывной тоской, что казался совестью поколения.
Дичились друг-друга мы недолго; я по-простецки тяпнул рюмки водки, налитой бородачем с горкой, и его взгляд сразу подобрел, даму очаровала Сашина ловкость в обращении с бананом. Под яйца-кокотт с шампиньонным пюре и перепелов по-генуэзски покатила обычная застольная беседа: одной частью о погоде, другой о международном положении. Бородач, назвавшийся писателем Зазубриным,* слово за слово втянул меня в неспешное перемывание костей господину Муссолини как личности, как политику, но в основном — как великому экономисту. Заурядная тема; благодаря скороспелому белогвардейскому еврофашизму, среди интеллектуальной "элиты" нет темы популярнее. Разномастные листовки-ларионовки и забитые агитками Российского Национального Фронта радиопередачи из латышской Режици сами по себе не позволяют выстроить сколь-нибудь достоверную картину мира. Однако в сочетании с межстрочным прочтением подозрительно благожелательных к Италии** советских газет — порождают в мелкобуржуазных головах пикейных жилетов чувство причастности к большой европейской игре.
Надо признать, основной посыл сочувствующих фашистам недовзрослых весьма похож на правду: "Италия при дуче воскресла, как Лазарь". История сего чуда крайне незатейлива. Подогретые социалистами, уставшие от парламентского бардака жители Рима, Милана и Неаполя возжелали поскорее и без лишних либеральных сложностей получить простые человеческие радости — жилье, еду и зрелища. В то же время, примитивный большевистский промфинплан "все отобрать и поделить" в мелкобуржуазных душах отклика не находил; требовался вариант похитрее. Третий путь Муссолини, он же корпоративизм, эдакий социальный компромисс между профсоюзами, капиталистами и чиновниками, идеально подошел на в качестве бесплатного сыра.
В двадцать третьем мышеловка захлопнулась; в нагрузку к прогрессивной надстройке
* * *
народ Италии получил первобытный авторитарный фундамент. Знаменитый робеспьеровский девиз "свобода, равенство, братство" сменил мрачный паллиатив "дисциплина, иерархия, патриотизм". Следующий гениальный финт дуче, а именно подмена желанного народом национального благополучия на доктрину величия национального лидера, прошел естественно и незаметно. Собственного Гемпдена
* * *
в Италии 20-го века не нашлось.
Спустя примерно час, то есть к подаче горячего, тема меня достала до печенок, я и вспылил:
— Спорить не буду, падение экономики Италии при фашистах прекратилось, пошел рост. Притом достаточно быстрый в их курьезный ультра-либеральный
* * *
* период. Но еще более быстрый рост начался во Франции годом раньше, а в Германии двумя годами позже. И теперь, спустя восемь лет, разрыв в подушевом госдоходе между ними и Италией вырос раза эдак в полтора.
— Разве можно так взять, и сравнить! — удивленно вскинулся от антрекота Зазубрин. — У немцев и французов что ни год, то кризис, постоянно растет безработица, множество людей голодает, забастовки и стачки непрерывно. Не сегодня, так так завтра до революции дело дойдет.
— Тем временем прикормленные Муссолини журналисты исправно рапортуют об успехах комплексной мелиорации в долине реки По и окончательном разгроме мафии на Сицилии.
— В этом же нет ничего плохого!
— Действительно, все отлично, — презрительно фыркнул я. — Вот только хоть ты тресни, а экономика соседей, со всем их перманентным парламентским блядством, растет заметно быстрее. И году к сороковому, из расчета на человека, обгонит итальянскую чуть ли не вдвое. При том что в восемнадцатом они стартовали ровнехонько с одного уровня.
\*В.Я. Зазубрин родился в 1895-ом, в 1928 исключен из ВКП(б), работал в редакции журнала "Колхозник". В 1937 арестован и расстрелян вместе с женой. Интересные факты: 1. По написанной им в 1923 году (но не опубликованной) повести "Щепка" в 1992 снят фильм "Чекист". 2. В 1932 году на встрече писателей с членами правительства, на квартире Горького, сравнил Муссолини со Сталиным (в качестве неудачного комплимента последнему).\
\**К примеру, в дни оккупации Корфу, осенью 1923, одна лишь московская пресса высказалась благожелательно к Италии. В 1927-ом наоборот, уже Муссолини молчанием поддерживал СССР в "деле Раковского".\
\
* * *
Течение действительно прогрессивно — в настоящее время теория корпоративизма стала составной частью идеологии христианской демократии.\
\
* * *
Джон Гемпден (1595 — 1643) — английский политик, парламентарий, активно участвовавший в оспаривании права короля Карла I на абсолютную власть, что стало прелюдией к Английской революции.\
\
* * *
*После прихода к власти Муссолини объявил фашистов "либералами в классическом смысле этого слова". И это были не пустые слова — только в первую половину 1923 года в Италии были открыты 595 новых акционерных обществ. Общее увеличение акционерного капитала составило 1,25 миллиарда лир.\
Легко строить прогнозы, зная историю наперед.
— Позвольте, позвольте, молодой человек, — до Зазубрина наконец-то дошло, что разговор выкатился далеко за рамки пикейножилетного трепа. — Вы удивительно неплохо разбираетесь в политэкономии для...
— Заводского электрика?
— Вот именно!
— Обязательно соответствовать? — я отложил нож и ухватился правой за вилку как за ложку. — Так лучше?
— Несомненно, — помрачнел Зазубрин. Завис на десяток секунд, а затем так же как я сменил нож на вилку. — С некоторых пор принято врагов не слушать, а сразу уничтожать.
— Только кровь дает бег звенящему колесу истории, — мне вспомнились недавние газеты. — Так вроде бы говорил Муссолини?
— Разве ты можешь возразить?!
— Что этот макаронник может знать про настоящую кровь и грязь! — зло осклабился я в ответ. — То ли дело у нас.... мозги, и те стали собирать в банку, а не честно разбрызгивать пулей по стенке.
Зазубрин вздрогнул всем телом. Уперся в меня заледеневшими глазами.
— А ты видел, как крысы с визгом, в драку, выгрызают из земляного пола человечью кровь? Их языки острые, красные, как всполохи огня!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
