Кеккей Генкай — эссенция богов, взятая у них силой? С этим ли связаны названия некоторый определённых техник? Я почти не помнил имени "Кураоками" до всего этого, но я и не особо интересовался азиатскими пантеонами. Зато я был хорошо знаком с именами "Аматерасу", "Сусаноо", "Изанами" и "Изанаги". Упоминания о них встречались и в этом мире, но Синтоизм не был активной религией, назывался по-другому, и вообще относился скорее к полузабытым мифам.

Чем являлся Шинигами? Трупом божества, чем-то ещё? Откуда у Узумаки были эти их маски, помогавшие управлять им?

Что насчёт Хидана и его Дзясина? Была ли их ситуация похожа на мою? И кем был Дзясин? Ведь "Злое сердце" явно не его настоящее имя.

У меня было слишком мало информации, но я абсолютно не горел желанием выпрашивать её у Кураоками. Слишком свежи были воспоминания от встречи, слишком тяжело его присутствие в моей голове.

Решив, что мне срочно нужно было развеять мрачные мысли, я поправил поудобней подсумок с кунаями на ноге, жестом руки открыл проход в ледяной стене и направился на охоту.

* * *

Это случилось на третий день моего пребывания в этом промёрзлом лесу.

Лицо Мадоки наконец-то начало возвращать себе здоровый цвет и, по моим крайне приблизительным прогнозам, она должна была очнуться со дня на день. Слегка пораскинув мозгами, я пришёл к выводу, что, проснувшись, она будет зверски голодной, и мне надо бы запастись провиантом, поэтому отправился за дополнительной крольчатиной.

Но стоило мне отойти на пару сотню метров от своего импровизированного лагеря, как я наткнулся на двоих помятого вида личностей, устало бредших по направлению к нам.

Выглядели они неважно. Грязные, рваные плащи носили следы порезов, явно оставленных режущим оружием, пестрили дырками, и почти не скрывали самурайских доспехов. Шлемов при них не было. Лица были измождённые, волосы спутанные и давно не мытые, но взгляд у обоих был твёрдый и упрямый. Они не заметили меня, прыгавшего по ветвям и стволам деревьев, но я не мог сказать, что в этом была целиком моя заслуга — я сомневался, что они были в состоянии вовремя заметить медведя, если бы тот внезапно появился и понёсся на них.

Судя по всему, я наблюдал членов местного сопротивления.В этой стране разве что они могли одновременно быть при такихдоспехах и оружии, и в то же время в таком плачевном состоянии.

Определив на глазок траекторию их пути, я понял, что на мою ледяную постройку они натолкнуться не должны, и уже начал прикидывать, следует ли мне незаметно сопроводить их, на случай если они вдруг решат поменять направление, когда услышал в своей голове чужой голос.

[Они сойдут]

Вне своего измерения мыслеречь Кураоками была не такойиной, не оглушала своей интенсивностью, но даже так я чуть не свалился с ветки от неожиданности.

— Сойдут? Для чего? — шёпотом спросил я, почуяв неладное.

[Для ритуала. Время пришло.]

Я устало облокотился спиной на ствол дерева.

— Ты так и не объяснил мне, в чём его суть, — сказал я, краем глаза следя за медленно приближавшимися самураями. — Ритуал подразумевает правила — слова, жесты, действия, всё должно следовать одной схеме. Более того, почему сейчас? Почему они?

[Не важно. Ты поймёшь. Сейчас.]

Предчувствуя предстоящую передачу информации, я покрепче ухватился за дерево, и, как оказалось, не зря. На пару секунд я потерял окружение и покачнулся, но сумел удержаться.

— Отлично. Просто замечательно. Похоже теперь я знаю, как проводить ритуал. Но может ты ответишь на другие мои вопросы?

[Ответы придут в процессе.]

Я сдержал рвущееся наружу негодование и прикрыл глаза. Спорить с ним было бессмысленно.

Тем более, что двое мужчин уже почти добрались до моего дерева.

Бесшумно падая на плечи тому, что шёл позади, быстро и сильно хлопаю тому по ушам. Спрыгнув с его плеч, подныриваю к удивлённо обернувшемуся второму, вырубая его резким апперкотом ногой. Развернувшись, добавляю в челюсть упавшему на колени первому, отправляя и его в нокаут.

Выдох.

Подойдя поближе, я осмотрел лежащего передо мной человека. Мужчина, около сорока лет, темноволос. Никаких особых примет. Обшарив его, я не нашел ничего кроме очень скромного и пустеющего кошеля.

Бессмысленное действие. Я просто тяну время.

Собравшись с духом, я достаю кунай и, прежде чем передумать, резко делаю надрез на своей ладони.

— Боже, услышь мой зов. Прими это подношение и смилостивись над рабом твоим.

Слова скребут язык. Я чувствую тошноту.

Аккуратными движениями я рисую своей кровью Тории* на лбу у самурая.

— Даруй силы слуге своему, раздели с ним трапезу свою.

Я прикладываю левую ладонь к нарисованному символу и чувствую, как что-то подступает к горлу.

Осталась лишь одна фраза. Она была слегка странной, в том плане, что у неё были вариации. Но мне было всё равно. Я хотел побыстрей закончить всё это. И я выбрал наобум.

— Сто дней!

Эйфория.

Лимбическая система заходится в припадке, прилежащее ядро плавитсяот перегрузки.

Кураоками поглощает что-то из этого человека, и я ем вместе с ним.

Сдвиг.

Я смотрю осознанный сон.

Это жизнь самурая, которого я поглощаю. Минута за минутой, секунда за секундой. Я не могу промотать то, что вижу. Я не могу заблокировать то, что он чувствовал. Я заперт, и я ем. Он ест.

Это обычная похлёбка. Но овощей в ней почти нет. Как и соли. Как и вкуса.

Напротив меня сидит маленький мальчик, с такой же тарелкой.

Я не знаю, как его зовут, но чувствую чужеродную заботу к нему.

Сын? Воспитанник?

Они почти не говорят. Не только за столом, но и в повседневной жизни.

Я всё ещё не могу промотать то, что вижу и чувствую.Как самурай ест, ходит в туалет, хрипло спорит с продавцом за гроши. Как он напивается в баре со своими старыми друзьями. Как тренируется с катаной на заднем дворе. Как мастурбирует, шёпотом зовя чьё-то имя.

Лишь сон проматывает время, даря передышку.

День за днём, неделя за неделей, я продолжаю жить в его теле, чувствовать его чувства.

Спустя некоторое время, его рутина прерывается. Судя по обрывкам разговоров, он был на мели. Он нанимается в отряд охраны торгового корабля, одного из немногих, что всё ещё посещают страну. Его единственное условие — сына он возьмёт с собой.

Капитан оказывается человеком приятным, и легко соглашается. Быстро выясняется, что самурай не переносит качки, но показывать слабость ему запрещает гордость.

Я страдаю вместе с ним.

Время идёт, и корабль без особых проблем добирается до пункта назначения. Капитан говорит, что он пробудет в порту ещё неделю. Самурай и его сын свободны делать что хотят на это время.

Они радостно соглашаются, но радость эта мимолётна, и растекается в горечь. Местные условия жизни оказываются несоразмерно лучшими, чем на их родине. Продукты стоят почти ничего, нет вездесущих стражников, люди порой даже улыбаются, просто идя по улице. Эта разница гложет его, насмехается над ним, топчется по давно забытым больным местам. Потому что он помнит лучшее время, в отличие от своего сына? Я не знал.

Но в тот же день, самурай испытывает шок, выбивающий из его головы все остальные переживания. На огромном плакате он видит Её — Принцессу Страны Снега, в чью смерть верили все. Он расспрашивает о ней кого может. Фудзиказе Юкие, говорят они. Юный талант, актриса.

Шок оборачивается решимостью.

Время продолжает ползти.

Самурай оживает. Его тренировки становятся более регулярными, интенсивными. Он не владеет чакрой, но его талант с мечом вышколен тысячами часов тренировок. Его сын, видя преображение, становится заметно радостней и активней. Они начинают чаще разговаривать.

Маршрут торгового корабля не долог, и через пару недель путешествия они снова в стране Снега.

Самурай оставляет сына дома и встречается с одним из своих друзей. Он рассказывает, что заполучил важный секрет, и что ему нужно встретиться со "старой гвардией". После короткой беседы они отправляются в путь.

Их встречают разбойники.

Я чувствую синяк от стрелы, не пробившей доспехи. Чувствую порезы, оставленные поржавевшей сталью. Чувствую смертельную усталость.

Чувствую радость, потому что понимаю, что скоро всё закончится.

Это происходит через пару часов.

Резкая боль, звон в ушах, дезориентация. Секундой спустя — снова боль и чернота.

Я снова я.

Я наконец-то понял, в чём смысл ритуала. Я кормлю Кураоками куском души, определяя размер последней фразой молитвы. Словно стригу овец ради их шерсти.

И я ем сам. Но не душу, нет. Я ем память, в тех же размерах. Вариаций всего несколько.

Десять дней. Сто дней. Тысяча дней. Десять тысяч.

Миллион.

Меня выворачивает на снег, словно желудок пытается избавиться от чужих воспоминаний. Бесполезно. Они выжжены в моей памяти, и я могу вспомнить любую секунду.

Но к своему удивлению я обнаружил, что моё сознание быстро справилось с бардаком в голове. Подозрительно быстро, даже. Сто дней чужой жизни разложились по полчкам и стали полностью доступны, больше не давя на сознание своей инаковостью.

Основная проблема была в другом.

Я съедал память. Оригинальный владелец терял её навсегда.

В этом были плюсы и минусы. Плюс состоял в том, что самурай не вспомнит моего лица и факта нападения.

Минус — то, что он знал государственно важный секрет, что поменял его жизнь и мог поменять жизнь многих других. Его сын видел изменения и, возможно, что-то заметил. Его другие друзья тоже могли заметить. Ладно, это всё были мелочи. Но его напарник знал больше, и знал о моём нападении.

Проделать то же самое и с напарником? Один человек, потерявший память — случайность. Двое — закономерность. Если я ещё и к сыну сунусь...

И что насчёт принцессы? Не обрёк ли я только что целую страну? Но что она могла сделать, без поддержки шиноби? Да и судя по виденному мной, сдалась ей эта бедная страна. У неё впереди успешная жизнь и карьера.

Медленно я взял в руку выпавший в процессе ритуала кунай.

Если они просто исчезнут... Так будет лучше, разве нет?

"Умерли от ран, полученных в бою с разбойниками". Просто и понятно. Совсем не подозрительно — или подозрительно, но в удобном для нас ключе.

Всего лишь пара ударов.

Кто они мне, в самом-то деле? Плевать я хотел на судьбу его сына и на их отношения. В аду видел этот разрастающийся огонёк надежды на лучший мир, что чувствовал самурай.

Это меня не касается.

Мне всё равно.

...Мягкая, тёплая ладонь накрывает мою дрожащую руку с оружием, остановившемся у горла бессознательного мужчины. Другая вытирает слёзы с моих щёк.

Я плакал?

— Шшш, всё в порядке, — шепчет Мадока. — Не спеши. Мы вместе со всем разберёмся. Нет ничего глупей, чем обрывать чью-то жизнь, находясь в таком состоянии. Разве ты забыл?

Я отрицательно покачал головой.

— Нам нужно о многом поговорить. Я ведь и не рассчитывала снова открыть глаза, знаешь? Да и поесть хотелось бы, — смущённо засмеялась она. — А эти ребята подождут, никуда не денутся. Ты же помнишь нужную печать?

Я закрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов и выдохов.

— Помню, — ответил я твёрдо. — Простите, Мадока-сан. Я хотел накормить вас, когда вы проснётесь, а вышло... Вам не стоило двигаться, вы были при смерти всего несколько дней назад.

— Пустяки, пустяки, — отмахнулась она. — Отлежусь чуть позже. Поставь им печати и расскажи уже наконец, что случилось, пока я была без сознания.

К счастью, усыпляющий фуин был одним из самых простых. Мне потребовалось лишь несколько минут, чтобы нарисовать две штуки и налепить их на лбы мужчин. Закончив с этим, я поведал ей о событиях прошлых дней, утаив лишь некоторые детали, вроде упоминания Ооцуцуки.

— Боги, хмм? Я не религиозна, но то, что ты описал... Кто бы мог подумать, — задумчиво произнесла Мадока. — Твой же "контракт" с ним... Ты знаешь, как я отношусь к подобного рода поводкам, но я не могу тебя винить — всё-таки ты смог вытащить нас из патовой ситуации. И ты прав, что беспокоишься о том, что этот твой ритуал могут отследить. Кража воспоминаний? В нашем мире убивают за куда менее опасные способности.

— Но эта способность слишком полезна, чтобы не использовать её, — возразил я.

— Верно. Однако тебе будет необходимо планировать всё до мелочей каждый раз, если ты хочешь, чтобы это осталось в секрете. И ты не сможешь пользоваться этим часто. Если, конечно, ты не готов убивать тех, на ком используешь ритуал?

— Я буду каждый раз проживать их жизнь. Возможно, если это короткая вариация, или человек гнилой... Но, если я буду знать, что он такой, я никогда к нему с этим ритуалом не подойду, — меня передёрнуло от самой мысли.

— Ты всегда был сильным эмпатом, — тепло улыбнулась Мадока. — И пусть это принесёт тебе проблемы в будущем, я рада что ты такой, какой есть.

Я смущённо промолчал, почесав щеку.

— Что же касается остального... Мне придётся залечь на дно. Хорошо, что этот Учиха не видел тебя — значит, он не должен связать тебя со своей персональной вендеттой. Если, — тут она на мгновение запнулась. — Если Забуза жив и здоров, я смогу оставить тебя с ним. Самое время, пока ты не начал копировать увиденное в голове самурая. Меня совсем не прельщает наблюдать взгляд побитого щенка от твоего учителя. Ему не идёт.

— Неужели он умеет делать такие?

— Раньше он делал их чаще, — поделилась она, усмехнувшись. — Сейчас почти перестал. Не солидно.

— А что мы будем делать с... — я выразительно посмотрел в сторону спящих непробудным сном мужчин.

— А ничего, — просто ответила она.

— Что значит "ничего"?

— Ты сказал, что они не умеют пользоваться чакрой, ведь так? Это не самураи из Страны Железа. Ты справился с ними слишком быстро и внезапно, чтобы тебя могли запомнить без усиления восприятия. А это значит?..

— ...Что всё можно обставить как последствие их раннего боя. Списать несостыковки на травму головы, — я мысленно выругался. Здорово же ритуал встряс мне мозг, что я сразу об этом не подумал. — Но что насчёт принцессы?

— Юкие-чан? А что, ты хочешь спасти красавицу принцессу, Хаку? — лукаво спросила Мадока. — Вот уж не думала, что и у тебя есть такие детские мечты...

— К-конечно нет! — слегка поперхнулся я. — Но...

— Я шучу, не переживай. Конечно, вряд ли это само по себе к чему-то приведёт, но, возможно, мы сможем воспользоваться этим в будущем. В твоих воспоминаниях, этот самурай что-то писал?

— Да, иногда. Хайку.

— Хорошие?

— Он пытался, правда.

— Сможешь повторить почерк?

Я задумался. Покопался в чужой памяти, нашёл нужные кусочки.

— Да. Да, смогу.

— Вот и отлично, — хлопнула она в ладоши. — Напишешь "памятку", только постарайся, чтобы понатуральнее вышло, и подложим ему. Этого должно быть достаточно.