| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ошибки Колумба кажутся более значительными. Так, например, в записях от 30 октября, 2 и 21 ноября он указывал местоположение северного побережья Кубы на 42-м градусе северной широты (фактически 21-й градус северной широты). То, что эти данные неверные, он, видимо, и сам знал. Во-первых, 13 октября он отмечал, что во время всего трансатлантического плавания в Индию, исключая небольшую коррекцию курса в последние дни в южном направлении, он постоянно держался 28-й параллели. Во-вторых, в так называемом "Письме к Сантанхелю" он сообщал, что открытые им острова лежат на 26 градусов севернее экватора. Значит, для разгадки такого странного определения широты нужно найти иное объяснение, чем навигационно-астрономическая некомпетентность Колумба. И думается, наиболее ясные и меткие комментарии по этому поводу дал Рихард Хенниг: "Совершенно бесспорно то, что данные географических широт, которые Колумб фиксировал в дневнике, на деле умышленно определялись фиктивными цифрами, которые могли быть прочитаны с помощью какого-либо ключа. Это можно утверждать с полным основанием, читая письмо Колумба королеве Изабелле от 5 сентября 1493 года, в котором он напоминает, что и во время второго плавания "будет писать шифром, чтобы разные личности из Португалии или еще откуда-нибудь, могущие перехватить послания, ничего бы не узнали".
Но вернемся к фактам, к мореходному гению Христофора Колумба. И как бы много ни говорилось на эту тему, не подлежит никакому сомнению, что Колумб прекрасно знал местонахождение открытых им земель — ведь он нашел их вновь.
23 января корабли Колумба на 26-м градусе северной широты пересекли курс, которым плыли сюда, и достигли так называемых конских широт. Матросы используют тихую погоду и ловят рыбу. Они поймали дельфина и громадную акулу. И то и другое было очень кстати, так как на борту не осталось ничего съестного, кроме хлеба, вина и индейского маниока. А вот неприязнь Колумба к Пинсону постоянно находит пищу:
"Время от времени мне приходилось ждать "Пинту", она не могла использовать на полную нагрузку бизань-парус из-за плохого состояния бизань-мачты. Если бы ее капитан Алонсо Пинсон во время пребывания в индейских землях уделил ремонту мачты столько же усердия, сколько он применил на то, чтобы отделиться от меня в надежде загрузить свои корабль золотом, существующие неполадки можно было бы легко устранить".
Третьего февраля Адмирал отмечает в "Корабельном дневнике", что Полярная звезда кажется ему на той же высоте, что и у мыса Сан-Висент, и приблизительно соответствует широте Палоса, и Колумб поворачивает на восток.
Ночью погода меняется. Небо покрывается густыми низкими облаками, накрапывает холодный дождь. Поднявшийся северо-западный ветер гонит корабли вперед. Они стали проходить до 150-200 миль в сутки. Настало время наконец прояснить местоположение кораблей. Винсент Яньес Пинсон, исходя из своих вычислений, считает, что уже 6 февраля они миновали меридиан Флореша и находятся на широте Мадейры. Хуан Ниньо полагает, что корабли "Нинья" и "Пинья" находятся действительно на широте Мадейры, но на долготе Сан-Мигеля.
Десятого февраля все кормчие заявляют, что Азорские острова уже позади. Только у Адмирала другое мнение. Он считает, что они находятся на 340 миль западнее. В той мере, в какой сейчас вообще возможно восстановить курс первого плавания, мнение Колумба оказалось самым близким к истине. Здесь Колумб применил помимо традиционных методов навигации еще и вспомогательные. Он, например, заметил, что во время пути в "Индию" водоросли в море появились на расстоянии 260 лиг от Иерро. А так как и 6 и 7 февраля отдельные водоросли еще встречаются. Колумб делает вывод, что они еще не миновали Саргассово море. Подобные наблюдения характеризуют его как незаурядного натуралиста. Аналогичным образом Колумб пытался во время второго плавания сориентироваться по открытому им же магнитному склонению. Его опыт долгое время пытались применить последователи, надеясь таким образом определить географическую долготу. Уже в 1530 году испанский космограф Алонсо де Санта Круус составил для этой цели еще очень несовершенную карту магнитных вариаций.
Двенадцатого февраля корабли попали в поистине ужасающую бурю. Небо черное как смоль низко нависло над серо-белым бушующим морем. Беспомощные суда бросало из стороны в сторону, с треском лопались паруса, их клочья хлопали в такелаже. Фалы и шкоты рвались с похожим на взрыв звуком. На следующий день огромные волны, которые накатывались против ветра с запада, соединились с обрушившимся с юго-запада ураганом. Корабли попали в эпицентр наводящей ужас стихии. Гребни валов, будто это не вода, а что-то твердое, с грохотом и страшной силой обрушивались на палубу. Не осталось ни одного паруса, которым можно было бы управлять, кроме зарифинного, с низко опущенным реем грота. Скоро пришлось вообще отказаться от соблюдения курса и отдаться на волю кипящих волн, которые гнали корабли навстречу судьбе.
"Тогда я решил определить жребием, кто из нас, моряков, совершит паломничество к святой Марии Гваделупской, чтобы поставить свечу этой чудодейственной богоматери во имя нашего спасения. Я взял столько горошин, сколько было человек на борту, одну пометил крестом, бросил их в шапку и как следует перемешал. Я первым сунул руку в шапку и вытянул помеченную крестом горошину. Жребий пал на меня".
Достаточно характерная для того времени, но, на наш взгляд, абсолютно бессмысленная сцена. Уставшие мужчины, с трудом стоящие на ногах из-за качки, устремили из-под облепленных солью бровей полные надежды взгляды на шапку с ничего не значащими горошинами. Свое нервное состояние и страх они в конце концов срывают на том, кто их сюда привел:
"Они в своем бедственном положении обвиняли не только судьбу, которая соблазнила их на это плавание, но и меня они ругали на чем свет стоит за то, что я не дал себя переубедить и не повернул назад"
(уже вскоре после Испании). И второй и третий раз тянут жребий, кто совершит паломничество к святой Марии Лоретской и к святой Кларе Могерской. Жребий падает на одного матроса, которому Колумб обещает возместить расходы, и вторично на него самого.
"Корабельному дневнику" Колумб доверяет без обиняков свой страх. Он сетует на грустную судьбу детей, если он умрет, и на свою собственную:
"Мое сердце наполняется невыразимой болью от мысли, что всемогущий и милостивый господь бог, который наделил меня непоколебимой верой в мое начинание и помог добиться победы, как теперь, оказывается лишь только для того, чтобы сейчас, когда наши противники должны были бы замолчать, а вы, ваши высочества, должны были бы благодаря моему деянию достичь самых высот власти и славы, все пропало из-за моей смерти. Но и это можно было бы вынести, если бы моя гибель не повлекла за собой гибель всех моих людей, которым я обещал большие успехи и выгоды".
Эти слова — единственное упоминание о его спутниках во всех пространных многостраничных записях тех штормовых дней и ночей. Больше не встречается ни одного слова о других моряках, подвергающихся той же опасности, ни одного замечания о том, что и их возвращения страстно ждут жены и дети, что и они имеют право рассчитывать на милость провидения. Колумб жалуется только на свое злосчастие.
Стихия бушует все яростнее, и Адмирал уверен, что конец близок. Бог призывает его за прегрешения или "не желает дать мне вкусить славу на земле". В отчаянии Колумб отмечает на листах пергамента курс и описывает вкратце все им сделанные открытия, заворачивает листы в вощеный холст и, закупорив в маленький бочонок, бросает в море. Надпись, выбитая на бочонке, обещает награду нашедшему в тысячу дукатов, если бочонок будет доставлен невскрытым в Испанию. (В следующем столетии послание неоднократно "находилось" и продавалось легковерным за круглую сумму.) Другой бочонок с копией послания Колумб велит оставить на корме, надеясь, что, "если корабль пойдет ко дну, бочонок всплывет на поверхность и худо-бедно поплывет дальше".
В ночь на 15 февраля шторм прекратился, и море утихло. На "Нинье" удается поставить паруса фок и бизань. Никто не знает, что стало с "Пинтой". Последними сигнальными огнями корабли обменялись прошлой ночью. При восходе солнца впередсмотрящий заметил на востоке землю, которую одни приняли за Мадейру, другие — за португальский берег. Только Адмирал, согласно своим вычислениям, считает, что они находятся около островов. Он опять оказывается прав. Проходит еще два дня в безуспешных поисках подходящей бухты вдоль неудобных для якорной стоянки берегов. Наконец бросают якорь у острова Санта-Мария из архипелага Азорских островов, близ селения Носса-Сеньора-душ-Анжуш. Колумб так рад, что он единственный правильно определил местонахождение корабля, что признает фиктивность внесенных ранее в "Корабельный дневник" данных:
"Я все время умышленно указывал пройденный путь длиннее, чем он был на самом деле, чтобы ввести в заблуждение кормчих и моряков и сохранить для себя ключ плаваний на запад. Это мне так хорошо удалось, что сейчас никто не может проложить надежный маршрут в Индию".
Но время для ликования еще не наступило. На сей раз над Колумбом нависла угроза административно-бюрократического характера в лице Хуана де Каштанейры, губернатора острова. По его поручению на борт доставляют провизию и сообщают, что посланные Колумбом на берег матросы останутся там ночевать, так как их рассказы о приключениях очень заинтересовали губернатора. Колумб просит португальцев направить в ближайшую часовню священника, чтобы матросы могли исполнить взятые во время шторма обеты. Португальцы обещают выполнить просьбу. И вот 19 февраля в одних рубахах половина команды сходит на берег и следует в часовню. Но паломников подстерегает де Каштанейра с вооруженным отрядом всадников и арестовывает их. Губернатор, видимо, действует так потому, что подозревает испанцев в обмане, считая, что они прибыли с гвинейского побережья. На "Нинье" не ведают о случившемся, ведь арест осуществили так, чтобы этого не видели с корабля.
Адмирал обеспокоен долгим отсутствием своих матросов. Он велит поднять якорь и плывет к тому месту побережья, где находится часовня. Здесь он обнаруживает вооруженных всадников, которые спешиваются, садятся в лодки и гребут к кораблю. Среди них находится и Жуан де Каштанейра. Опять, судя по "Корабельному дневнику", Колумб проявляет "изобретательность"
"Я предложил губернатору спокойно подняться на борт моего корабля и убедительно пообещал ему, что буду соблюдать все его условия [он требовал неприкосновенности]. Однако я имел намерение арестовать губернатора, чтобы добиться таким образом освобождения моих людей на берегу. Этой военной хитростью я бы не нарушил данного мной слова первым, ведь это он не сдержал своих обещании мира и личной безопасности моих людей".
Но де Каштанейра не ждет ничего хорошего и на борт не поднимается. Возникает бурная перебранка. Адмирал демонстрирует свои охранные грамоты и угрожает политическими осложнениями. Губернатор кричит в ответ, что это его совершенно не интересует, и требует от имени короля Португалии, чтобы "Нинья" вошла в гавань. Дебаты ведутся с чисто иберийским темпераментом и становятся все ожесточеннее. В конце концов Колумб угрожает предать остров огню и мечу, но вынужден ни с чем возвратиться на место прежней стоянки. На завтра корабль покидает ее из-за непогоды и пытается найти пристанище у острова Сан-Мигель, но "густой туман, покрывающий темной пеленой небо и море", не дает этого сделать. Судно возвращается назад. К этому времени ситуация здесь изменилась в пользу испанцев, и Колумб, попавший в неудобное положение после своего запальчивого обещания напасть на остров и доставить в Кастилию сто пленных португальцев, теперь от него свободен.
Депутация во главе с нотариусом требует предъявить верительные грамоты. А уже через несколько часов задержанные спутники Колумба освобождены. На корабль доставляют воду провиант и балласт. Его не было, так как на обратном пути намеревались посетить остров амазонок Матинино и взять там дополнительный груз. 24 февраля "Нинья" окончательно покидает негостеприимную гавань.
На последнем этапе пути к долгожданным испанским берегам мореплаватели опять попадают в бурю. 3 марта, когда корабль уже отошел от Санта-Марии на 250 морских миль, рвутся некоторые паруса. "Но и на этот раз мой покровитель, господь, дал мне уцелеть". Опять бросают жребий, который должен решить, кто будет паломником к святой Марии Гуэльвской, опять идет шапка по кругу и опять, мы это подозреваем, жребий вытягивает сам Колумб. Но Мария Гуэльвская не всемогуща. Многострадальный корабль попадает следующей ночью в неистовый шторм. "Волны обрушивались на палубу с обоих бортов. Ветер, казалось, поднимал каравеллу в воздух, вода взметалась к небу, молнии сверкали со всех сторон". Пришедший с юга ураган отнес судно далеко на север. Ранним утром была замечена земля. Как скоро выяснилось, это была скала португальского побережья Синтре. Бешеная буря все еще продолжалась, такелаж судна был поврежден, и у Адмирала не было иного выбора, как искать спасения в логове "льва". Вскоре после восхода солнца он входит в устье Тежу, но у Каскеша ему мешают отдать якорь высокие волны, набегающие с моря, и только выше по течению он находит удобное для стоянки место. Португальцы, поспешившие на помощь, рассказали ему об ужасах этой зимы. Только у фландрийского побережья пошли на дно 25 кораблей с командами и грузом.
Колумб незамедлительно отсылает гонца к королю Жуану с сообщением о своем прибытии и испрашивает разрешения войти в гавань Лиссабона,
"чтобы какой-нибудь преступник, увидев каравеллу, полную золота и стоящую в безлюдном месте, не совершил нападения. Еще я хотел сообщить королю Португалии, что попал в его владения на обратном пути из Индии, а не из Гвинеи".
Какое должно быть, удовлетворение он испытывает, когда пишет эти строки! Он, изгнанный и униженный, теперь вернулся из золотоносной и пахнущей гвоздикой "Индии" на каравелле, так нагруженной золотом, что за нее приходится опасаться. Теперь он ни о чем не просит. И когда на борту появляется Бартоломео Диаш и требует, чтобы Колумб в обычном порядке проследовал на королевское сторожевое судно и удостоверил там свою личность, генуэзец, не говоря ни слова, швыряет ему в лицо бумаги со своими полномочиями и заявляет, что тот видит перед собой дона Христофора Колумба, Адмирала Моря-Океана и что ни он сам и ни один из его подчиненных корабль не покинут. Диаш ретируется, а через несколько часов появляется командир сторожевого судна Альваро Дамье в парадной форме и в сопровождении фанфаристов, "готовый выполнить все, чего я только ни пожелаю".
Триумф
Пребыванием в Португалии Адмирал остался более чем удовлетворен. Толпы любопытных окружают его. Среди них придворные, знать и даже министр. Они толкутся на борту, оказывают ему знаки внимания, жадно разглядывают торжественно демонстрируемое золото. Жуан II распорядился передать, что Колумб может получить за счет короны провиант и снаряжение и посетить его в монастыре Марии Благостной в Вальпараисо, где он скрывается от свирепствующей в Лиссабоне чумы.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
