Внизу наш дом

На выводе меня плющит перегрузка, но я выползаю почти на брюхе. А на соседнюю батарею заходит Саня точно таким же макаром. Тут ведь важна не столько мощь боеприпасов, сколько точность. Добавлю ещё, что уж совсем прямиком в зенит зенитки, как правило, стрелять не могут. В общем, цели мы обрабатывали вдумчиво, и последовательность заходов согласовывали по радио. Отвлекающие — девчата — тоже подходили близко и укладывали снаряды прицельно — зенитчики были раздёрганы и не успевали ни концентрировать огонь, ни переносить на внезапно возникающие в поле зрения цели.

Почему нам не мешали истребители противника? Дядя Сидор (а у него была рация от радиополукомпаса — не встали эти "аппараты" на наши ястребки) расслышал, что ещё когда мы мчались над рекой, у противника прошло оповещение: "Ахтунг, ахтунг! Саньки ин люфт". Короче, всему, что летает, предписано оставаться на земле.

Когда подошли Ар-2, им никто не мешал бомбить.

А я тянул на свою сторону — передний двигатель встал, за спиной скрежетал редуктор, законцовка левого крыла исчезла, а самолёт почему-то валился вправо и трясся. Но управления слегка слушался и пока не падал. Работала ли рация? Не знаю. Приёма не было. Внизу мелькала земля — я шел на малой высоте, опасаясь перейти в набор высоты.

Вроде, уже должен быть над нашими, но садиться нельзя — лишенную одной из опор машину перевернёт, а меня расплющит между двигателей — их точно посрывает со своих мест. Прыгать — низко. Но все мои терзания благополучно разрешила действительность — второй мотор тоже остановился. А планировать оставалось недолго — крылья слишком маленькие и далеко не целые. Не обдуваемые винтами рули стали "вялыми". И тут я увидел крошечный, заросший осокой ставок — водоём, оставшийся не пересохшим потому, что, скорее всего, местные жители устроили на нём запруду.

Вот к его поверхности я и "притёрся". "Здоровое" крыло сразу потянуло аппарат на себя, отчего вторая плоскость описала дугу и воткнулась в воду, словно нож. Фюзеляж подбросило так, что хвост отломился, привязные ремни больно впились в плечи — сила инерции продолжала тащить машину вперёд, отчего она кувыркнулась на спину, но не прямо, а наискосок. И закачалась на потревоженной её падением мути и грязи.

Впрочем, перспективы длительного плавания мне не грозили — тенденции к погружению проявились ярко и однозначно. Крышка бокового лаза поддалась пинку, но пока я выпутывался из лямок парашюта, успел наглотаться воды, заполнившей кабину. Самое обидное, что, когда я выбрался — ноги уверенно нащупали дно — глубина тут совсем небольшая.

* * *

— Мазила! — взвилась Шурочка, увидев неудачно положенную "пятисотку". Двойка тебе. Комэск, штурману с четырнадцатой десяток гневных слов за небрежность.

— Не ругайся, радость ты наша, — загудел в эфире густой бас командира бомбардировщиков. — Сейчас причешем фрицев — всё им в щепки разнесём, — пикировщики шли по кругу, словно отрабатывали учебную задачу. Они при очередных заходах меняли высоту и угол пикирования — подбирали условия для поражения узкой цели.

МИГи непосредственного прикрытия уже сцепились с подтягивающимися мессерами, но к Ар-2 не подпустили ни одного. Молчащие зенитные батареи штурманули реактивными снарядами "Чайки" — думаю, матчасти они нанесли непоправимый урон. А наши заторопились до дому — у дяди Сидора палыва и огнеприпасу было ровно на одну заправку нашей четвёрке. Про то, что случилось со мной, никто не знал — рация у меня не работала, а куда я девался — разве за всеми уследишь?

* * *

Выловили меня парни в форме пограничников. Поскольку из документов имел я только звёзды на крыльях, а одежда моя ни на какую военную форму не была похожа ни в малейшей степени — думаю, ждал меня долгий путь и казённый дом.

Тем не менее, держался я уверенно:

— Товарищ лейтенант. Доложите вверх по команде, где и когда выловили Шурика. В штабе фронта во всём разберутся. А пока распорядитесь, чтобы обломки вытащили, открутили от них всё, что откручивается и поместили в мешки. Мешки — опечатать, бойцов проинструктировать, чтобы не болтали.

— Пожалуй, и я бы не стал брать с собой документы, когда бы на вражескую территорию пошёл, — согласно пробубнил в усы старшина сверхсрочного вида, разложивший на столе бумаги — видимо собирался писать протокол допроса.

— Товарищ лейтенант, — в избу вошел боец. — Номера на машине нет. Вообще ничего нет — одни только звёзды.

Картина маслом — молодой, недавно из училища офицер и опытные служаки, старающиеся его поддержать... или удержать от глупостей. Ну так им с этим юнцом воевать. В смысле — под его командованием.

— Нечипоренко! Лётчика держать под стражей. Абдуллаев — связь с батальоном, — распорядился командир. Он вообще очень такой серьёзный и строгий.

Меня увели. Похоже, ничего, подходящего для содержания подозреваемого в заточении в ближайших окрестностях подыскать не удалось, поэтому конвоир велел мне остановиться на ровном, ничем не примечательном месте.

— Здесь будешь, — сказал он беззлобно и опустился на лавочку в тени плетня, положив винтовку с отомкнутым штыком себе на колени и не выпуская из рук.

Я принялся вылезать из резиновых штанов. Теоретически, намокнув, они должны были сделаться скользкими, но практика настойчиво твердила обратное. Нет, бутсы я снять не забыл. Лямки на лодыжках распустил, пояс расстегнул и снял с плеч бретели. Верхняя часть отвернулась вниз до пояса, но остальное ни в какую не захотело от меня отдираться — промокшие кальсоны доставили воду ко всей поверхности и, полагаю, обеспечили наивысшую степень благоприятствования действию сил поверхностного натяжения.

Я извивался, выполняя почти неприличные телодвижения. Подпрыгивал, просовывал руку между собой и одеждой, тщась разорвать связи молекулярного уровня. Даже сумел освободить половину одной ягодицы.

— Гы, Петро! Чого ты людыни не допоможешь? — раздался голос справа, и откуда-то из-за сарая вышла гарна така молодыця.

— Мне охранять наказано, — отбоярился мой страж, даже ухом не поведя.

— Шурик, — я встал прямо, кивнул по гусарски и даже изобразил щелчок каблуками, никем, впрочем, не услышанный — пятки-то у меня были голыми.

— Ганзя, — улыбнулась женщина в вышитой сорочке и средней длины (выше щиколоток) юбке с передником. — Што? Не можешь сам штанов снять?

Я кивнул, лёг на спину и протянул в сторону своей собеседницы обе ноги. Она ухватилась за распущенные лямки и потянула так, что поволокла меня по земле.

— Стой! — спохватился Петро. — Куда?

— Что за нескромный вопрос, юноша? — произнёс я строгим профессорским тоном. — Мы не намерены выходить из-под вашей юрисдикции, просто сделаем то, что нужно и вернёмся в ваше полное распоряжение.

-Ты из бывших, что ли? — вдруг спохватилась Ганзя.

— Да какой я бывший, если весь тут и сейчас в настоящем, — изобразил я искренне возмущение. — Боец, займите пост правее, а я ухвачусь за столбик скамейки, на которой вы расположились.

Столбик вывернулся, едва моя спасительница как следует потянула. Подошло ещё несколько бойцов, смотревших на нас с некоторой заинтересованностью. Совместными усилиями четырёх человек лямки от нижних концов штанин были оторваны с первой же попытки. Потом, уже вшестером, ребята пытались оторвать мне ноги, против чего я истошно возражал. Наконец, вмешался старшина — под его руководством личный состав "скатал" с меня противоперегрузочный костюм, как... ну, взрослые знают. Имею ввиду противоположное от "накатать".

— Странные у тебя кальсоны, — один из бойцов уставился на мои ноги, плотно обтянутые тонким эластичным трико.

— Циркаческие, — кивнул я согласно, одновременно развешивая на просушку противоперегрузочные штаны.

— На вот глэчик, — Ганзя протянула мне крынку. — Та ни, не у нутрь пихать — молочка попей.

— Семёнов, Гуркало, Дзюба! — пророкотал рядом голос старшины. — С летуна этого глаз не спускать, пылинки сдувать и шоб був у целости и сохранности. Самолёт за ним уже вылэтив.

Понятно. Связались по команде и получили инструкции.

— А вот тут, товарыщу Шурик, шоколад, що бойцы из самолёта добулы. Це ваше! — старшина протянул мне плитку в несколько размокшей упаковке.

— Это вам, Ганзя, — протянул я женщине угощение. — Только ж смотрите, он дюже крепкий, так что ешьте его по частям.

* * *

Наш неказистый транспортник прибыл часа через два. Сержанты под командованием майора Бойко приняли меня под роспись, загрузили мешки со снятыми с разбитой машины предметами — я не сильно следил за событиями, потому что мне в воротник плакала Мусенька — это она пилотировала наш летающий сундук.

* * *

Вот и первые повреждения — отверстия от пуль в крыльях и балках. Да, не могла наша напористость сойти безнаказанно. Отсюда — вместо продолжения боевой работы — ремонт. Из трёх вернувшихся со штурмовки самолётов, два имели заметные следы попаданий. К счастью, повреждения "внутренних" органов невелики — кое-что заменяем, где-то прилаживаем латки. Считай — повезло, потому что по стойкости к воздействию огневых средств наши самолёты не выдерживают никакой критики. Их броня — увёртливость. Но зенитчики неохотно принимают в расчёт данное обстоятельство.

— Тебе бы отдохнуть, Шурик! — подошедший Иван Павлович показывает на четверых "бойцов", наряженных в чёрные технические комбинезоны. — А ребята бы пока поработали.

— Резонно, — отвечаю, и знакомлюсь с новенькими. Это моторист, оружейник, специалист по части радио и, самое главное, авиамеханик. Что же, если прибирать нас к рукам будут так же толково, как в это мгновение, то я не слишком сильно возражаю. На подобного рода условиях можно и приручиться. Собственно, мне требуется сохранить за собой всего-навсего одну степень свободы — тактическую. Но, заявлять об это прямо, пока воздержусь.

Парни оказались толковыми. Оружейника ввела в курс дела Мусенька, моторист и сам всё быстро сообразил, а вот радиста инструктировал я — руководства-то у нас на английском. Шурочка познакомила механика с планером а Саня о чём-то толковал с особистом — майором Бойко. И на меня они поглядывали при этом внимательно — не иначе парторганизацию будут формировать. Одним словом — нас ставят в строй.

Что же — пора. А то горючка уже на исходе, подвоза продуктов не было давненько, да и снаряженных барабанов с выстрелами осталось буквально на считанные вылеты.

Глава 14. Промежуточный финиш

— Не совсем хорошо получается, — и полковник Иван Павлович, и особист майор Бойко пытаются придать своим взглядам огорчённо-озабоченное выражение. Но я легко читаю их настоящие мысли — там сейчас царит напряжённая неуверенность. — Вы бъёте врага, но не получаете ни довольствия, ни денежного содержания, ни наград ни поощрений, — неуверенный взгляд майора выражает сомнение в том, попадусь ли на его посыл.

— Да, — киваю, — не выполняем приказов, никому не подчиняемся, самовольничаем. Тем не менее — против мобилизации не возражаем. Мне и Мусеньке — капитанов. Шурочке и Сане — старших лейтенантов. И постарайтесь не вносить в налаженную жизнь звена сколь-нибудь заметных изменений вроде обязательного ношения формы или уставного обращения — сразу снизите боевую эффективность. А это, как понимаете, в военное время совершенно недопустимо.

Наблюдаю чувство облегчения, проявляющееся во взорах моих "подчинённых". Пусть они и старше по званию (я это только что "заказал"), но по декларированным должностям входят в состав воинского формирования, находящегося под моим командованием и наречённого звеном. Хоть какая-то ясность проявилась.

Если кто-то полагает, что меня вскоре отстранят от командования— таки да. Но не в первое же мгновение! Как минимум, один-два вылета пройдут планово. Хотя, я рассчитываю на два-три дня боевой работы по моим задумкам. Где я возьму машину взамен утерянной? Так мои "пионеры" уже успели собрать следующий экземпляр из запланированных четырёх. Перегоняют.

* * *

Увы, но на возможность дождаться солидной групповой цели в глубине нашей территории рассчитывать больше не приходится. Неприятель что-то изменил в тактике — видимо, вычислил район наиболее частых наших появлений и нашёл неизвестный нам способ или обходить его, или проникать в него так, чтобы оповещение запаздывало, или ещё чего удумал. Собственно, по хорошему, разбираться в подобных вопросах нужно в штабах, куда стекается больше информации. Но я, рассчитывая на работу в автономных условиях, запланировал ход, позволяющий насолить фрицам и без управления сверху.

Мне известны вражеские аэродромы — их окрестности и станут местом наших встреч с истребителями противника. Такие пункты, как Яссы, Роман, Пьятра, Бакэу, Рымникул-Серат, Брайлов... в Фокшаны я не собираюсь, потому что о намерении побывать там во всеуслышание заявил на днях по радио. Если кто-то спросит про радиус нашего действия — так у дяди Сидора снова есть и горючее и снаряженные барабаны. И места, пригодные для посадки давно намечены и условно обозначены. Это ведь — вопрос организационный, заранее проработанный и отрепетированный.

Итак — взлетаем в темноте, чтобы сесть на подзаправку в зыбких предрассветных сумерках. А потом... я иду на Яссы, Шурочка — на Пьятру, у Бэкау станет подкарауливать фрицев Саня, а Мусенька присмотрит за Брайловым. Каждый действует самостоятельно. Расходимся по позициям на малой высоте и скромной экономичной скорости — кто знает, как долго придётся поджидать добычи?

Мне повезло сразу — видимо тут где-то сработал пост звукопеленгации, или, чем чёрт не шутит, наземный радар. Главное — добыча попыталась перехватить меня ещё на подлёте — пара мессеров вышла навстречу, имитируя заход в лобовую атаку, а две пары вынырнули сзади. Одна подкрадывалась от земли, а вторая стремительно приближалась со снижением. То есть по всему получалось, что меня приготовились убивать, причём с большим воодушевлением.

Что же, у этого этюда есть заранее подготовленное решение — я набираю скорость. Очень быстро набираю скорость — поначалу, когда разгоняешься, ускорение велико — пилота просто вжимает в кресло. Это уже после пятисот сорока машина становится менее восприимчивой к тяге, но и мессерам ничуть не легче. Словом, встречу встречных раньше, чем меня догонят догоняющие.

Разумеется, цели мои заблаговременно отвернули, а я в крутом вираже с изрядной перегрузкой зашел им в хвост — преимущество в маневре у меня тоже решающее. Очень быстро догнал, сблизился — они, похоже, растерялись оттого, насколько легко оказались у меня в прицеле — заднего, вероятно ведомого, я снял, выпустив очередь из двух залпов — картечь что-то сильно повредила в его левом крыле, через которое худой и закувыркался. А вот ведущий принялся уходить вверх — он просто не смог оценить возможностей моей машины и сделал привычный ход.

По нему стрелять было ещё проще — он не успел сообразить, что я его настигаю и получил своё практически в упор. Точнее, в хвост. Сразу "провалился" вниз... а тут как раз и догоняющая четвёрка пожаловала — они срезали "диагональ" и очень быстро со мной сблизились. Сходиться с ними в лобовую смысла не было — они меня снимут просто по закону больших чисел из-за более высокой плотности огня. Перевернулся и начал выполнять мёртвую петлю в сторону земли — это при высоте около километра.