Рабыня

— Обидишь её, и ты — покойник! — услышала шёпот Мирко.

А ведь я братику не говорила про то, что Зар — мой хозяин Светозар. Ну и многие подробности нашей с ним жизни не раскрывала. Его представила моим мужем Заром. Почему не Радеем? Просто его тут все Заром отчего-то звали. А потом вспомнила, что он не представлялся Радеем при первом знакомстве с сотником. Именно Заром. Неужели уже тогда в нём была эта личность?

Или я ошибаюсь? Зар — всего лишь одно из имён моего мужа, но никак не личность.

Я запуталась. И устала.

Муж всё же забрал меня в тот шатёр, что нам выделили. Если честно, я путалась, где он находится, но муж точно знал. Каждый шатёр имел свой порядковый номер, а располагались они в виде сетки, где являлись звеньями. Поэтому мне пришлось тоже запомнить номер нашего временного убежища. В запасе у военных имелись запасные шатры, ну и когда взрослый воин, имеющий отдельный шатёр погибал, то его имущество становилось свободным до следующего распределения и посвящения ребят, завершивших обучение, в воины.

В нашем шатре стояла деревянная лохань, наполненная водой. Неглубокая, всего с две пяди высотой.

Муж сам меня раздел и помог туда забраться. Я видела, что ему мыть меня доставляет удовольствие.

— Любимый, — протянула нежно.

— С тебя причитается, — подмигнул муж.

Что именно, можно было не уточнять. Муж хотел того же и от меня. И влез в эту же воду сразу, как закутал меня в чистое полотно.

Пока я его мыла, мы молчали, я видела, что он нежится под моими ласками. Неужели и правда так соскучился? Хотя, когда мы вот так расслаблены были? Наверное лишь в то время, как он был Радеем и до появления Любика.

— Милый, а куда ты дел мою косу?

Он же молча достал её из седельной сумки.

Я окинула взглядом.

— Сожги её или отдай военным. Может, кому пригодится, — я намекала на подобное моему заданию, тем самым внося очередной вклад в общее дело.

Он кивнул, подхватил лохань с одного боку и перетащил к выходу. Потом с другой стороны. А после вытащил наружу и вылил, прямо в чём мать родила, пусть и было уже темно.

Шатёр освещался небольшим светильником под сводом, закрытым от дуновения ветерка, в который раз в седмицу приходилось вставлять новые восковые свечи.

А вернувшись спустя пару минут, раскрыл полотно, в котором я была замотана.

Он смотрел на меня с нежностью, и по его взгляду можно было понять, что любуется. Неужели до сих пор восхищается мною? Но сомневаться не приходилось.

— Знаешь, давай представим хотя бы на мгновение, что всего того, что мы пережили, не было. Что повстречались с тобой при других обстоятельствах, не было плена и всего того зла между нами. Что полюбили друг друга и поженились. И пусть это будет наша первая совместная ночь.

— Хочешь, чтобы я засмущалась? Потупила глазки, не зная, понравлюсь ли тебе, не разочарую ли тебя?

Он кивнул. А я внезапно ощутила, что меня бросает в жар и запахнула полотно.

— Давай начнём всё сначала, — предложил он чуть охрипшим голосом.

— Я — Рудь. А тебя как звать?

— Светозар.

— Княжеское имя. И как меня угораздило выйти замуж за княжича?

— Совершенно случайно, ведь княжичем я больше не являюсь, княжич с таким именем умер. Уже несколько лет назад. Зови меня Радеем, ладно?

Я улыбнулась.

— А можно спросить? — я смотрела в его потемневшие серые с жёлтыми отблесками от свечей глаза, прикоснулась к его лицу, провела по рубцам. А он прильнул в моей руке, согласно кивая и наслаждаясь лаской. — Сколько у тебя было женщин?

— Много.

— А после того, как мы встретились?

— После того, как мы встретились в той загубленной деревне — всего одна.

Неужели даже будучи душегубом он не имел временных связей для поддержания облика?

— Нет, милая, — он словно знал, о чём я думала, — у меня была только ты. Я безумно тебя люблю, с нашей первой встречи. И больше не позволю никому распоряжаться моей судьбой. Прости, что тогда сорвался, когда безумно тебя хотел, но сдерживал себя.

— Не сдерживай себя больше. Я принимаю все твои сущности, но не хочу видеть безумие в твоих глазах.

А он улыбнулся, облизнул губы и притянул меня к себе. Ещё какое-то время любовался мною, а потом неспешно прикоснулся к моим губам. Нежно-нежно. Что у меня закружилась голова, а ноги ослабли.

— Ты так мило краснеешь и прячешься в эту ткань. Мне хочется поскорее избавить тебя от неё.

И он выполнил мою просьбу не сдерживаться, теперь между нами не было никакого препятствия. Он чуть отстранился на вытянутые руки, держащие меня за стан, скользнул взглядом по моим формам, и неспешно прикоснулся к груди, сжал сосок, несильно, потом другой, чем совсем меня смутил. Я опустила взгляд долу, тут же покраснела, увидев его желание.

— Прикоснись ко мне, — прозвучала тихо просьба.

Я подняла взгляд на его раны на груди, капельки воды, спрятавшиеся и блестящие в волосках, и дотронулась до них, боясь думать о том, что ниже. Ощущая бугорки, стальные мышцы, волоски на теле, чуть влажную кожу. Почувствовала едва различимый запах его тела.

И пока я ласкала его, он исследовал каждый изгиб моего тела, вгоняя в едва различимую дрожь.

Муж опустился наземь, на постеленные подушки, став на колени и целуя меня в лоно. И я тоже опустилась.

Взгляд вновь переместился на его плоть.

— Прикоснись, ты же хочешь, — нежно попросил он.

И я прикоснулась, жутко смущаясь. Ощутила под ладонью жаркую часть его тела. Чуть сжала, пытаясь ощутить, какая она на ощупь. Плотная и упругая. А ведь это впервые я вот так изучаю его, словно и взаправду, у нас до того не было ничего.

Я несколько раз сжала его плоть. Он улыбнулся и показал, как ему будет приятно, положив свою руку поверх моей, чем вновь меня смутил.

Я осторожно отпустила его, решив поцеловать в губы. Облизнула их.

Муж лёг на подушки. Его откровенно забавляла моя реакция. А я от этого ещё пуще смущалась.

— Прекрати так смотреть!

— Как так?

— Словно тебе всё нравится.

— А мне и нравится, особенно как ты краснеешь!

— Да ну тебя! — я слегка хлопнула его по груди.

Ох, зря я это сделала. Радей перевернулся, нависая надо мною.

— Значит, сдаёшься? Ладно, моя очередь.

И он медленно стал целовать мне носик, губки, шейку, спускаясь на грудь и вновь вызывая во мне дрожь.

Он ласкал то нежно, то быстро и страстно, а потом вновь нежно, словно дразня меня и оттягивая слияние. И поняла, ведь если это наш первый раз, то слияние как бы перечёркивает всю предыдущую жизнь, ведь чистоту девушка может потерять лишь один раз. Возврата назад уже не будет, вот он и оттягивает, проводя грань между прошлым и будущим. Как же я люблю его. Каждой частичкой своего тела, каждой частичкой души.

Я притянула его голову к своему лицу и сама поцеловала.

— Ненаглядная моя, Лисичка, — развёл мои бёдра, заставляя трепетать, и прилёг на меня, вновь глядя в глаза. — Как считаешь, мечтать о том, что ты с этой ночи понесёшь, слишком дерзко?

— Я тоже этого хочу, — кивнула ему. Всё же один ребёнок — слишком мало. Да и разница в возрасте уже с Любиком слишком большая.

Его правая рука упиралась в землю, удерживая вес самого любимого мужчины, а вторая ласкала внутреннюю поверхность бёдер, заставляя дрожать.

И он накрыл мои губы поцелуем и вошёл в меня, заполняя пустоту, наполняя меня собой, делая единым целым. Больно не было, как в первый раз, да и на что я надеялась, что стану вновь девственной? Но это слияние было так не похоже на предыдущие, словно тысячи бабочек прикоснулись ко мне в один миг.

— Люблю тебя, Радей.

— Рудь моя, моя навсегда, моё сокровище, моё счастье, моя душа! — шептал он, начиная медленно двигаться и даря мне наслаждение и лишая меня возможности вообще думать.

Следующие несколько дней я уже не желала уезжать, стараясь пообщаться с Мирко. Муж же целыми днями пропадал в шатре главного. А я очень надеялась, что он не ввяжется в очередное дело. И когда спустя седмицу муж сказал, что на утро мы уезжаем, у меня невольно вызвался вздох разочарования. Знаю, стыдно выбирать брата вместо сына. Но как знать, возможно с братом я больше никогда и не свижусь.

Вечером мы с Мирко простились, а на утро, чуть свет, собрались и пошли забирать своих лошадей. Проводить нас вызвался тысячник и Мирко. Они вскочили на неосёдланных лошадей, и проехали с нами пару вёрст. А вот братец гарцевал на своём коне, стараясь показать, чему научился. Малец ещё.

— Я присмотрю за ним, — тихо сказал тысячник, когда Мирко отъехал от нас.

— Благодарю.

— Ты уверен, что хочешь поехать через город? — спросил тысячник у мужа. А у меня невольно сжалось сердце от этой новости. Я повернулась к Радею с немым вопросом.

Но он ударил бока коня и поскакал вперёд, тоже показывая некоторые извороты на лошади. А я думала, что муж уже вырос. Брат остановился и внимательно глядел на своего зятя, словно старался запомнить каждое движение. Ну вот, небось теперь захочет повторить. Надеюсь, не сломает себе шею.

А где ж этому Зар научился? Я понимаю, что всё же княжич, но навыки-то военные. Не знала, что он служил в орде или обучался? Помнится он почти сразу орду покинул, как задание получил, сам ведь вызвался. Или его сперва обучали, как меня, просто не здесь? Надо будет как-нибудь спросить.

Когда же мы уже уехали вперёд, не оборачиваясь, чтобы не расстраиваться, я-таки спросила у мужа, зачем нам заезжать в город.

— Не знаю, милая, но меня туда тянет. Словно там случится что-то, что изменит будущее. А вот тебя я бы оставил в ближайшем укрытии.

— Нет. Я поеду с тобой.

— Хорошо. Но при условии, что вновь станешь мужиком.

Я согласно кивнула.

А когда мы уже подъезжали к городу, муж позаботился о моей внешности. Одежда на мне и так была мужской, вот только под рубаху, замотав грудь и большую часть тела полотном, муж нацепил на меня кожаный доспех. Сам же тоже надел, только на голое тело. Я тяжело вздохнула, предчувствуя настоящую угрозу нашей жизни. Муж тоже ощущает, иначе не облачился так. И всё равно едет. Значит, это действительно очень важно. Поэтому я не могу прятаться, когда ему нужна поддержка. Знаю, он никогда не скажет об этом, но он волнуется, я это вижу по испарине на его челе. За спинами у нас были луки с колчанами стрел — новые приобретения от военных.

Я давненько не стреляла из лука, но и этому меня учили, когда готовили на задание. Так что в случае чего я могла за себя постоять, но вот в точности уверенности не было.

Грустно вздохнула и последовала за мужем.

В город нас пропустили двое людей в форме — вот только не военной, то ли городская стража, то ли ещё кто — без особых трудностей, даже не спросив к кому мы едем. Просто раскрыли ворота и всё. Правда, город какой-то опустевший был. Разве что собаки бегали да лаяли по пустым дворам. Странно, и не нравится мне всё это.

— Будь наготове, — шепнул муж. — В случае чего спешивайся и прячься за лошадь.

Я кивнула. Тут спорить точно не буду, и своевольничать. Опасность чую спиною, хотя от тех стражников она не исходила.

К слову сказать, раньше не было укреплений в городах. С нами было выгодно торговать, чем совершать набеги. Но всё изменилось, с приходом к власти отца Светозара. Не только рабство появилось. Но и города стали снабжать частоколом. А раньше там занимались ремёслами и устраивали торжища. Интересно, это хоть как-то помогло против душегубов или нет?

За нами в город въехали ещё несколько отрядов дружинников. Муж невольно подобрался весь. И показал мне спешиться. Мы укрылись в каком-то проулочке. А после муж снял двух последних всадников. Беззвучно. Метнул два кинжала прямо в шею. Я отвернулась. Зазря он этого делать не будет. Значит, угроза самая настоящая. У них была особая форма. И муж снял доспехи с обоих и вручил один мне, вместе со шлемом.

Я надела кольчугу поверх своего облачения, а Зар помог с металлическими пластинами, защищающими руки и голень. С мёртвого надевать — раньше я б побрезговала, но не после всего, что повидала в жизни. А раздеваться и снимать кожаный доспех — тоже не стала. В таком облачении стала сразу неповоротливой, а вот мужу — со стороны казалось, что всё равно. Мы оттащили тела погибших внутрь какого-то строения. И своих животных оставили там же, воспользовавшись осёдланными лошадьми убитых.

Всё это молча, без единого звука. А после затаились, поджидая очередной отряд, к которому в хвост и примкнули.

Выехали мы со всеми на городскую площадь, где толпился явно перепуганный народ семьями, с детьми. А в середине незанятого пространства сооружали возвышение.

Было страшно. Да и панические настроения этому способствовали. Люди в ужасе наблюдали за всем этим, а их оцепляли конные воины.

На помост вышел человек. Я прищурилась, чтобы приглядеться. И душа ушла в пятки от страха. Это был старик, мой, можно сказать, свёкр.

Перевела взгляд на мужа, находящегося с другой стороны людей. Он видел, кто на возвышении, но по его лицу невозможно было узнать, о чём он думает.

И что он предпримет? Мы ведь одни в стане врага. Что мы можем сделать против нескольких десятков безжалостных воинов? В том, что они привыкли убивать — сомнений не было.

Князь в алой накидке на плечах собрался что-то говорить. Галдёж смолк, повисла устрашающая тишина. — Сегодня мы собрались здесь чтобы принести кровавую дань нашему богу, — начал говорить он совершенно безразлично. — Как вы все поняли, немногие уйдут с этой площади. Вы все рабы, поэтому роптать не можете. Но по толпе пронёсся возмущённый возглас, который поддержали все.

— Мы не рабы и никогда ими не будем! Мы — внуки Даждьбога! Наши предки были Богами, и мы никогда не склоним колени!

На лице князя появилась довольная усмешка.

А в следующий миг я заметила мимолётное движение в сторону князя.

И тот внезапно рухнул на колени. Я даже привстала в стременах, стараясь разглядеть ранение правителя. Но его не было. Зато толпа загалдела. А в следующий миг один за другим стали падать с лошадей воины. Я попыталась рассмотреть мужа, но его не было видно. Неужели тоже упал? Страх скользкой жижей скользнул по ногам, но я сумела с ним справиться и сама спрыгнула с лошади и спряталась под нею.

А воины продолжали падать, ничего не понимая, в том числе и с моей стороны, и те, что были совсем подле меня. Я сглотнула и уставилась в открытые глаза лежащего подле моей лошади всадника. Он дышал, вот только очень тихо, и дыхание становилось всё реже. И только раскрытые карие неподвижные глаза внушали ужас. Отметила краем сознания несколько переломов руки и ног. И с трудом удержалась, чтобы не кинуться на помощь. Нельзя! Не для того мы тут. Как же мерзко наблюдать смерть и останавливать себя.

По толпе пронёсся рёв.

— Боги с нами и они нас защищают!

Но спустя мгновение наступила жуткая тишина.

Воин, что глядел на меня, сделал последний выдох и... всё.

— Убрать всех! — услышала приказ. — Быстро! Посадить на лошадей, закрепить, чтобы не упали, и вывести из города. Проверить у всех отсутствие дыхание в течение счёта до двухсот.