Целый осколок

Он сухо и без эмоционально отдавал приказы, одним взглядом осаживая пытавшихся ему возразить, оспорить его слова. Любого — капитана стражи приората, прим-майора городской стражи, лейтенанта гвардии Наместника Императора и самого командора Выжигающих Скверну. С командором было эпично — долгое молчаливое противостояние, ломание друг друга взглядами — бесконечно терпеливым, откровенно скучающим и неприкрыто равнодушным со стороны Леонардо и яростным, гневным и возмущенным со стороны командора. А потом одна короткая фраза и битва закончилась. Юный министр наказаний с синей инсигнией на груди тогда обронил всего несколько скупых слов, не понятыми присутствующими при их молчаливой схватке:

-Командор, а вам это надо? — и грозный командир Выжигающих Скверну медленно склонил голову, признавая Право и Власть, что сейчас выглядела как неопытный юнец расслаблено сидящий во главе стола и положивший не познавший еще остроты бритвы подбородок на ладони сложенные локтями в "домик".

И все завертелось, раскрутилось безжалостным маховиком, с хрустом, об колено, ломающим острыми зубьями приказов и распоряжений затянувшуюся дремоту бойцов. Сбивая щедрыми сержантскими и капральскими зуботычинами. Сшибая пинками обер-ефрейторов, разных вице-рядовых и прочих многих с лычками и звездами на груди и плечах. Сметая обжигающе-протяжными ударами лейтенантских стеков цепкую одурманивающею леность. Сама по себе принималась стойка "смирно", правая рука была в напряжении, постоянно готовая бухнуть в грудь в район сердца, отдавая приветствие старшему по званию. Мелодичной и услаждающей музыкой для командирских ушей завизжали точильные камни, застучали молотки ротных faberbri правящих куцые нагрудники и горжеты, с тоской вспоминающих время латных доспехов — вот там была работа, вот там они могли показать свое мастерство! А сейчас... Тьфу на эти винтовали и револьверты, пропасть им в бездне! И этим новеньким, оружейным мастерам — мастера, что ты! — с их стреляющими штуками тоже там пропасть! На плюющихся кузнецов с неодобрением посматривали имагиниферы и с преданностью взирали на лик императора на своем штандарте. Все что-то делали и чем-то занимались.

Мчались с распоряжением и приказами в разные места, концы города, дома и представительства гильдий легконогие и сообразительные, ревниво и тщательно отобранные отцами-командирами, посыльные. Гильдейский мастер рыбаков Нуэлла краснел, синел, багровел и ярился возмущением, когда у него изымали прекрасные сети, очень крепкие льежские сети с мелкой ячеей.

"Без всякой оплаты! Ни пфеннига, ни фартинга же не заплатили! Расписку сунули! Вексель! А по нему процент за обналичку знаете какой?! Сущее же разорение, господа, и неимоверные убытки!".

Мастер гильдии каменщиков радостно потирал руки, получив неожиданный и дорогостоящий заказ на отсыпку сразу двух улиц городского квартала и несколько недоуменно и испуганно поглядывал на рядового гвардии Наместника, что следовал за ним везде и всюду. Поторапливал его своим хмурым видом и многозначительным молчанием. Наверное, это будущий мастер-сержант, практикуется и приглядывается перед поступлением на фортификационный курс в столичный университет Магна Милитариум имени его высокопревосходительства лорда-командующего Солар Махария. Если это верно извлеченное из исторических летописей имя. Какие победы одержал и с кем именно сражался этот лорд-командующий никому точно не известно. Но это одна из тайн империи и вам лучше об этом забыть, а если запомните, то молчать до конца дней своих. Тогда вы точно проживете отпущенный Господом вам срок.

На постах у ратуши, приората, городской тюрьмы и дворца Наместника все осталось без изменений — караулы не удвоили, добавочные патрули по улицам не пустили, на разводах сержанты усы не топорщили, а господа офицеры не накачивали подчиненных в духе — всем бдеть, все стеречь, всем глядеть в душу и под землю на три метра вглубь. Только провели странную ротацию — выставили на посты самых ленивых, самых безалаберных и безответственных. Позор части и стыд командиров. И еще — через тайный ход, в малый трапезный зал, что был превращен в убогое подобие штаба операции по захвату Гнезда Совершенных, неприметные личности из Тайной Стражи доставили Старшину Ночной гильдии. С мешком на голове, но не со связанными руками.

После короткого разговора с этим... С этим — ха! — господином министром наказаний... Что за дурацкое звание? Это ранг? Кто святой отец? Он? Синяя инсигния инквизитора у него? У этого безусого юнца?! Агх-кха, гм-м... Это точно? М-да... Неожиданно, да, неожиданно, скажу я вам, господа офицеры! И все равно, это есть дикое и невозможное событие, господа офицеры! Почему мы должны... Как он там выразился? "Плотно работать в связке с криминалитетом города. И получать крайне ценную информацию, ибо источники ее бывают разными"? Что за дурная фраза! Бездушная и выхолощенная! Ну не ужели нам нужна помощь этих отбросов, этих мерзавцев и грабителей, господа? Это урон офицерской чести! Да, я тоже давал подписку о неразглашении. Я кричу? Ну что вы, господин советник Официо Ассасинорум, я вовсе не кричу, я так разговариваю! Шепотом? Хорошо, я попробую. Но не уверен, что у меня получиться! Я, знаете ли, советник, привык отдавать приказы на поле боя, когда грохочут пушки и победные крики... Но позвольте! Да как вы смеете! Немедленно уберите от меня руки! Куда вы меня тащите, мерзавцы!

Да, не обходилось без эксцессов, курьезов и неизбежных накладок, но в целом, мысленно паря над общей картиной и закрывая глаза мелкие шероховатости, Леонардо был доволен происходящим и осуществляющимся. Требовать большего не стоило. Лучшее — враг хорошего. Доброго такого, основательного, топорно-кондового хорошего.

Армия мирного времени во всех ее проявлениях — линейные части, стража, гвардия, охранные отряды и прочее — это неуклюжий и неповоротливый многорукий, многоголовый и многоногий голем. Неразумное создание святой магии. Мощный, непоколебимый и несокрушимый, но иногда, до безобразия тупой и инертный. Это излечимо. Вам вполне достаточно омыть сталь этого бездушного механизма кровью и слезами. Затем смазать его шарниры жаждой побед или мести, подсыпать в магическую топку горечь поражений и радость триумфа, покрыть броню звуком фанфар, блеском наград и вы не узнаете эту ранее неуклюжую куклу. Перед вами восстанет обновленный, сбросивший шкуру сытости и лености зверь. Играющий мышцами, скалящийся клыками, жадно облизывающийся на весь мир. И его ненасытная прожорливость вас испугает, заставляя заключать перемирия, мирные договора, объявлять и выполнять ультиматумы, усыпляя чудовище полощущимися на ветру знаменами, громкими гимнами и маршами, орденами, военными пенсионами и нашивками за ранения. Иначе это дитя бездны вначале поглотит вас, а потом самое себя, как мифический змей Уборос.

Леонардо открыл крышку часов, прослушал забавную мелодию искусного механизма, мысленно пробегая по всем пунктам плана операции под нелепым названием "Операция Ы". На вопрос отца Родригеса, почему такое непонятное, дурацкое и в чем-то шутовское название, он, пожав плечами, просто ответил: "Чтобы никто не догадался". Сам Леонардо давно уже не удивлялся выскакивающим из него непонятным и одновременно понятным словам, фразам, цитатам, выражениям. Поясняют смысл, разъясняют положение, аккумулируют в емкой сбитости цитаты долгие и пространные объяснения? Чудно! А то что неведом их исток, так и Сила с ними!

Так, еще раз по пунктам — нужный квартал почти полностью оцеплен, абсолюта достичь невозможно — все рано останется неучтенная и незамеченная щель или дыра в заборе. Второе кольцо оцепления вот-вот закончит свою рекогносцировку — не сразу удалось пресечь меренье полномочиями секунд-лейтенантов гвардии Наместника и стражи города. Штурмовые тройки — щитоносец, арбалетчик, вооружённый тупыми болтами, и один боец с сетью, заинструктированы до потери сознания, обвешаны антимагическими амулетами, и терпеливо ждут команды в комнатах домов, что стоят напротив атакуемого здания. Жильцы домов ни коим образом не противились явлению нежданных гостей, отбитых на голову и природных идиотов там не проживало. Местные мальчишки от пяти до тринадцати лет, так наоборот были в полном экстазе от приключения и азартно блестели глазами, пожирая восхищенными взглядами оружие и амуницию суровых дядек в броне. Гильдейских каменщиков уже подменили переодетые в их цеховые робы коричневого цвета стражники приората. Основной ударный кулак, и фигурально, и фактически, полное отделение Выжигающих Скверну, беззвучно таиться в двух фургонах что стоят в небольшом отдалении у центральных и черных входов в здание, где находиться Гнездо Совершенных. Не закостенели бы они в своих полных латах, не превратились бы в медлительных черепах с затекшими от долгой неподвижности руками и ногами. Короткие лестницы, ровно до окон второго этажа, находятся в шаговой доступности для второй волны штурмующих. Арбалетчики второй линии в достаточной мере снабжены оглушающими болтами, пращники тоже на своих местах.

Святые же отцы-инквизиторы шумят, ропочут и томятся неизвестностью. В томительном ожидании свирепо бьют копытами и в открытом недовольстве злобно скрежещут рогами по каменным полам и стенам келий и залов приората — Леонардо своей Властью и Правом категорически запретил им показываться на улицах города и тем более в квартале, где свили Гнездо Совершенные.

С момента назначения его министром наказания и вручения ему синей инсигнии прошли ровно сутки и еще пятнадцать часов. До назначенного времени прибытия Совершенных оставалось еще двое суток — прислужники эльдар выдвинулись в дорогу раньше, чем планировали и существенно сократили время своего нахождения в пути, двигаясь по еще не рухнувшему от тепла временному "зимнику". Резерв времени есть, можно что-то еще предпринять, более тщательно подготовиться, предусмотреть и подстраховаться, но и более тянуть не стоит. Там обмолвка, тут внимательный взгляд заметит необычность, что выбивается из серости бытия, там мелькнет усатая и хищнески настороженная рожа стражника, которому тут совершенно не место и не время. И все, все тайное станет явным. Умный и с незамутненным взором прислужник Совершенных сопоставит необычности и побегут, брызнут растворяющимися каплями они по тайным путям, исчезнут в темноте узких ходов катакомб, скрытых переходов и пустоте кривых и вонючих улочек Ночного квартала. Впрочем, там их ждет сюрприз. Леонардо поддернул рукав куртки пряча повязку на запястье, что прикрывает разрез на вене. Поморщился, досадливо углядев пятна проступившей сквозь ткань крови, но это непременное условие. Ритуальные раны должны затвориться сами, не зажить, не залечиться, а именно затвориться. Только так можно достичь необходимого результата. Только если в ритуале используется кровь проводящего таинство и вложена немалая часть его собственной Силы. У него все удалось, итог поведенного им действа превосходен в высшей степени. Ночной квартал отныне его.

Часы отбили три часа дня после полудня. Леонардо поднял руку, привлекая внимание посыльных:

-Внимание! Передать всем подразделения "Час Х настал!". Выполнять! Бе-е-гом! Бруно!

-Да, милорд!

-Тебе пора, Бруно.

Бруно оглянулся на вход в зал, поворачиваясь всем телом, чтобы убедиться в отсутствии посторонних. Нет, глаз ему крайне необходимо восстановить, с таким увечьем он неполноценен как боец.

-Сколько вас ждать, милорд?

-День, неделю, год. Всю жизнь. Тебе не понятно мое веление, Бруно? Мне повторить?

-Нет, милорд, простите меня.

-Иди, Бруно. И... — Леонардо встал из кресла, приблизился к верному слуге, положил ему руку на плечо, заглядывая в единственный уцелевший глаз — Все будет хорошо, Бруно. Верь в своего Господина. Просто верь.

-Да, милорд. Я верю.

Леонардо вскочил в седло поданного ему коня, шевельнул поводьями, ткнул пятками в бока животного посылая его вперед.

-За мной, господа! Хэй-хэй! Ожидание закончено — наше время пришло!

Всё-таки от юношеской непосредственности, азарта, возбуждением перед схваткой и обольстительного ощущения всемогущества и силы, дурманящего до вскипания крови, избавиться трудно. Да и не очень хочется.

Стремительный перестук копыт, мелькают перед глазами улица, улица, переулок, площадь. Добрые горожане опасливо жмутся к стенам, пропуская, уберегаясь от несущейся кавалькады. Грозно громыхающей острым железом, вздергивающей нервы частым ржанием и недовольным всхрапываньем коней, пугающей сосредоточенными и напряженными лицами всадников. Долгий гул эха, бой, звон, оглушительно хлопают крыльями взлетающие из-под копыт коней голуби, заполошный лай собак, надрывный и долгий вопль напуганного шумом осла. Эта какофония звуков несется впереди Леонардо, недвусмысленно предупреждая — с дороги, прочь с дороги! Таиться и скрываться более причины нет — при его прибытии на место будет запущенна в небо шутиха, что взорвется с громким хлопком разбрасывая яркие огни и подавая сигнал к началу штурма. Она нарушит послеобеденный покой, порвет в клочья сонную тишину квартала грохотом выламываемых ручным тараном дверей, разбиваемых окон, отпущенными в стремительный и краткий полет снарядами пращников, глухо стукнут загнутыми крючьями о подоконники, приставляемые к ним лестницы. Грохот холостых выстрелов из переносных мортирок, рев бронзовых труб, нескончаемый, наполненный жаждой схватки ор атакующих, взрывы и ослепляющие вспышки забрасываемых в окна горшков со смесью пороха и алхимического порошка. Как можно больше шума, грохота, как можно больше дыма, как можно больше паники. Это сработает, это заставит оцепенеть вначале, а потом метаться в растерянности Совершенных и их прислужников. Должно сработать. А тяжелые медные бляхи антимагических амулетов уберегут штурмующих от богомерзкой магии.

Леонардо соскочил с коня, бросил кому-то поводья, огляделся, быстро нашел взглядом сияющего от предвкушения действа фейерверкера, разрешающе махнул ему рукой:

-Запускай!

Разлетающиеся искры от поджигаемого фитиля, противный взвизг, и неуклюжее подобие сигнальной ракеты пронзает толстым поросячьим телом высоту. Оглушающий хлопок, и в небе расцветает зелененое рукотворное солнце. Еще секунду назад весь светящийся фейерверкер побледнел.

"Почему зеленое? Сказал же -красное! Идиоты...".

Но это уже не важно. Грохочут холостыми переносные мортирки, ярясь и содрогаясь куцым телом, дерут болезненно барабанные перепонки гулом бронзовые трубы. "Бей-бей-бей!" извергают яростный рев распахнутые рты штурмующих. С треском ломаются толстые доски дверей под ударами окованных сталью "голов" таранов. Бесчисленные вспышки, хрустальный перезвон вбиваемых в стеклянную муку оставшихся неразбитыми стекол. Редкий, почти единичный, сухой треск выстрелов из винтовалей обороняющихся и более они не стреляют.

Два или три раза выстрелили из дома, не более. Внезапность нападения не дала прислужникам Совершенных занять грамотную оборону, а теперь уже поздно. Все прорвано, все разрушено, все пропало.

Леонардо стоял напротив занятого Совершенными дома широко расставив ноги, заложив руки за спину и откровенно наслаждался видом. Батальное полотно, задуманное и написанное им кистями приказов, красками указов, оттенками распоряжений, прекрасно и восхитительно. Невероятная экспрессия, неудержимый напор, энергия боя буквально ощущаема и вьется широкими лентами у его ног, как ластящийся к хозяину пес. Это все великолепно и этим можно наслаждаться бесконечно, но ему пора. Пора идти в дом. Вошедшие в раж штурмовики могут оставить его без некоторой доли его добычи.