Фатальное колесо_Книга 1

Вы думаете, там, на Коммунарке, меня стали бы лупить всей толпой? Меня, первоклашку. Ошибаетесь! Это в наши дни такое возможно повсеместно. Стаей на одного, сами отчаянно труся. И чем страшнее самим, тем больше и озлобленнее стая. А тогда возле кладбища на меня просто натаскивали молодняк, хулиганского юнгу, который не страдает особым пиететом к английскому языку. И все избиение окончилось бы моим расквашенным носом. Так, чтобы юшка потекла — знак окончания драки. Финальный свисток поединка...

Вдоль цепочки, двигаясь задом короткими шажками так, чтобы дождаться хвоста колонны, просеменила на носочках Галина Анатольевна. Загадочка моя. Оценивает темп. Развернулась и легко побежала вперед. Отличная подготовка!

В голове колонны ускорили шаг. А! Это ведь меня оценивали. Мои ходовые качества. Да у меня все путем! Надо быстрее? Пожал-ста!

Мы приближаемся к живописным холмам массива Кара-Тау. "Каг-га-Тау", по версии сумасшедшего музейного "алхимика". Я слышу в цепочке смешки и похрюкивания — не один я вспомнил.

Выцветшая трава, белесые ребра скал на склонах балок, карликовые деревца и зеленые пятна колючих лесов на вершинах Керменчика и Таш-Кобана. Места хоть и не дикие, но и не "колхозные задворки". Красота!

Привал. Все опускаются на траву, не снимая рюкзаков. Вытягивают ноги.

— Слушай, Родик, — говорю я, полуобернувшись назад, — а у бати твоего утряслось на службе? Ты говорил, там комиссии всякие, проверки...

Родион делает круглые заговорщицкие глаза.

— Да вообще непонятно. Батя офигивает. Говорит, никогда такого не было! Поклепы какие-то, подставы. Вообще не в тему! Задолбали!

— Поклепы, говоришь?

Я задумался. В наше время так освобождали место под очередного "волосатого". Порой в наглую и не шифруясь особо. Могли и открытым текстом предложить — сваливай, или сожрем. Похоже. Очень похоже.

— А эти поклепы — они по реальным косякам?

— Да я ж и говорю, вообще не в тему. Батя кругом отличник, на доске висит, по боевой там, и какой еще... политической, в газете печатали, в школе, там... урок мужества...

Сумбурно, но понятно.

— А перевод на новое место не предлагали? Вверх или вниз по службе?

— А я знаю?

С досадой откидывается на рюкзак.

— Родик. Ро-оди-ик!

— Чего еще?

Злится на весь белый свет.

— А в ментовку твой батя ходил? К жирной?

Родион опять по-заговорщицки поворачивается ко мне.

— То-то и оно! Вернулся злой. Как черт. Матерился в комнате, Думал, я не слышу. Стену пинал. Он никогда не матерится. А вечером напился. В дугу. Слушай, а меня даже пальцем не тронул. Во как!

— Подъем! Встряхнулись, — звенит голос Галины Анатольевны. — Рустам, дирекцию по азимуту, определяй ориентиры. Вперед!

Кряхтя, встаю. Значит, матерился, а потом напился? Интересно.

Тренькнула струной гитара, привязанная сверху.

Под рюкзаком заныли синяки. Зар-разы...

Глава 19

Кусочек айсберга

Ба! Да у нас тут прямо шекспировские страсти, оказывается!

Несмотря на сопливый возраст, наша команда практически насквозь пронизана треугольниками симпатий. "Любовными треугольниками" язык не поворачивается их называть в силу недостаточности лет фигурантов. Среди девчонок только у красавицы Оксаны более или менее значительно начинает вырисовываться грудь. А прочие... шпана с косичками. А все туда же!

Мы легко прошли маршрут. "Отработали дистанцию", как говорят наши правильные спортивные туристы. Замечу — именно "спортивные", потому что просто "туристов" мы не уважаем и презираем. Никто не растер ног, не потянул связок. Даже дыхания на ускоренном передвижении никто не сбил. Включая меня. Теперь мы расползаемся по лагерю предстоящих соревнований каждый со своим поручением от инструктора.

Кроме меня. Я мелкий и бесполезный.

Зато я умею наблюдать и... постепенно обалдеваю от этих своих наблюдений.

Смешная Леночка в пестрых гетрах, оказывается, просто сохнет по взрослому и серьезному Олегу. Он и вправду неплохой парнишка, ответственный и не зануда. Есть подозрение, что Галина Анатольевна поручила ему присматривать за мной. По крайней мере, Олег не выпускает меня из виду ни на секунду. И при этом умудряется почти постоянно держать под своим визуальным контролем чернобровую дивчину Оксану, которая уже прекрасно осознает свои два преимущества перед другими девчонками и не устает потягиваться, разминать плечи, наклоняться назад, выразительно натягивая футболку.

Мой друг Родион как бы случайно частенько оказывается около Леночки. Она и правда прикольная. И очень добрая. И очень несчастная с Олегом. Если бы могла жечь взглядом, от Оксаниных "преимуществ" остались бы только два темных пятнышка на футболке. Вот только Родика она, к сожалению, игнорирует. Хотя и общается с ним приветливо и доброжелательно. Как со всеми. Соль на рану!

А сам Родион, с его папиной осанкой, интеллигентностью и начитанностью, нравится аж двум девчонкам — Танюхе (коренастый толстячок) и Милане (самое мелкое, не считая меня, и хрупкое создание в команде). При том что они обе дружат между собой и ссориться из-за своего предмета симпатии не собираются.

Танюха, кроме всего прочего (вот уж не подумал бы, что кого-то заинтересует), оказывает знаки благосклонности еще и Рустаму. И симпатия здесь, как ни странно, обоюдная. Немного неприятная девчонка, грубая, с хриплым голосом и мужиковатыми ухватками.

А Рустам... Вы еще не устали? Тогда я коротко, Рустам трется с Танюхой, но пускает слюнки по Оксане. А Оксане не нужен никто. Кроме зеркала. Точнее, нужны все в роли безусловных почитателей, но не ближе.

Фу-ух!

Сел понаблюдать часик-другой. Заметил на свою голову кусочек айсберга! Не хочу и думать, что там внутри. Вот чертенята малолетние!

Впрочем, все эти страсти бушуют на каком-то приветливом, добром и дружном фоне. Нет злобы как таковой. Есть максимализм, эмоции, гормоны, а грязи нет. Пошлости нет. Унижений и опусканий. Даже в приколах и подначках. Хорошие ребята!

Лагерь представляет собой стойбище из десятка палаточных "хуторков" в небольшой лесистой долине между дачей Кокараки и Графскими развалинами. Чуть ниже шумит электричками железнодорожная ветка. Урочище Горный ключ. Таинственное и живописное место. Только сейчас здесь бедлам! Детские крики, беготня, звон гитар. Здесь собрались для ежегодных соревнований команды со всего юго-западного побережья. Обживаются, собирают хворост, жгут костры и варят кулеши. А еще — ходят друг к другу в гости знакомиться. Это здесь в порядке вещей.

Возраст у всех — до четырнадцати лет. И что характерно — нет пива. Непривычно, да? Здесь будет дикостью появление алкоголя в любом его виде. Становишься "нерукопожатным" моментально. Изгоем. Опустившимся дурачком. А вот курят многие. К слову, из наших — никто. А, скажем, деревенские команды — те смолят втихаря. Подчеркиваю — втихаря! Нычкуя "беломорины" в кармашках рюкзаков...

— Витек! Корни пустишь!

Юрась, обормот, сзади подкрался. Я аж вздрогнул.

— А я-то как рад... — ворчу, хотя настроение на подъеме.

Надоело думать, подозревать. Вот оторвусь от Олега, расколочу "золотое яичко" в форме яблока — и успокоюсь.

— Там дикари возле родника, — Юрась усаживается рядом. — Хипы, битлов рубят. Пойдем? Свой класс покажешь.

— Своим дошкольным тенорком? Хиппарям? Не смеши, Юрась.

— Девчонки там уже...

Ага. А ты на кого уже запал?

Родион, рядом заколачивавший обухом топорика колышек на растяжке, в панике озирается. Упустил, дружок. Упустил свою Леночку.

— Ну, готово вроде, — он деловито встает, втыкает топор в дровянину, — сходить, что ли, послушать...

— Сходи, Родик. Сходи. С Юрасем. А Олег там уже?

— Ну да, — Юрась, вытаскивает топорик и тут же втыкает его еще сильнее, — и Оксана, и Танюха с... Миланкой...

Ну, дальше, уважаемый, можете не продолжать. Чего с Миланки сразу и не начал?

— Я к железке прогуляюсь, — встаю и плотнее запахиваюсь в курточку: свежеет к вечеру. — Гляну на Залысину вашу. Интересно, чем здесь детей пугают.

Галина Анатольевна сразу после нашего появления в лагере предупредила о возможных осыпях на так называемой Залысине, крутом каменном склоне, выпирающем из лесного массива прямо к железнодорожным путям. Там на предстоящих соревнованиях судьи планировали разместить одно из препятствий маршрута. Но пока не пришли к единому знаменателю насчет безопасности для детворы.

— Галине, если что, скажите. Я осторожно.

— Ну, давай, — Юрась уже в движении вместе с другом, маячат спинами. — Радюха! Там такой хиповый дед прикольный...

Ну да. В твоем возрасте все прикольно.

Даже дед.

Дед? Дед!

Да ладно... не может быть! Ерунда. Опять паранойя начинается?

На "деда" я все-таки сходил посмотреть. Уж больно неприятные ассоциации у меня с этим словечком. Близко к хиппарям решил не подходить, на всякий случай. Использовал полюбившийся "кустовой" метод.

Дед, да не тот. К счастью...

"Однофамильцем" по кликухе оказался худющий мужичок лет тридцати, до глаз заросший темной бородищей, грязной и нечесаной. Он сидел, скрестив босые ноги, и бешено лупил по гитарным струнам, выкрикивая всякую белиберду на якобы английском языке.

Звучало, да и смотрелось действительно прикольно.

Наши почти уже в полном составе были здесь. Включая Галину Анатольевну. "Дед" закончил свою очередную шумную арию и стал глубокомысленно чесаться. Думал, наверное, чем еще удивить пацанов. Пацанов, девчонок и... двух... тоже девчонок, но постарше и... со вторичными половыми признаками.

"На Галину с Оксаной "косит лиловым глазом", — сообразил я, — вот он чего так старается".

Среди немногочисленных хиппарей девушки тоже были. Страшненькие и грязненькие. В пончо, рваных лохмотьях и босиком. У одной на голове были накручены... дрэды. Дрэды? Вообще-то рановато для этой эпохи. Может, она просто не расчесалась?

Нашим девчонкам они проигрывали!

Да и среди мужской части хипповой коммуны для наших пацанов соперников не усматривалось. Кроме "деда" еще присутствовали — чахлый "ботан" с черной повязкой на голове и какой-то мелкий горбун с длинными прямыми волосами и в стильных огромных очках-"каплях" на пол-лица. Оба тоже в пончо, еще грязнее, чем у женской половины. "Ботан" во время брачных воплей бородатого павиана даже что-то еще постукивал на малюсеньких барабанчиках-бонгах. Отрабатывал ритмовую секцию. А горбун просто дремал, покачиваясь. Рискуя близко познакомить свои шикарные очки с тлеющими углями костра.

— Галина Анатольевна!

— Что, Юра?

— Витек на Залысину пошел глянуть. Ничего?

— На осыпь? Вообще-то... "чего"!

— Вернуть?

М-м, вижу, не хочется тебе уходить из теплой компании. Но надо!

Ай! Вот неудобщина!

Горбун все-таки клюнул в кострище! Вернее, чуть не клюнул, успел подставить руку, чуть не запутавшись в пончо. Зашипел, обжегшись, вскочил и споро заковылял в сторону журчащего неподалеку ключа.

Ну, ты краб! Хотя... Некрасиво так говорить о людях с ограниченными физиологическими возможностями. Помните, дети!

Галина решилась.

— Я сама схожу, Юра. Сидите...

Бородатый "дед"-павиан вновь затянул под гитару что-то мучительно тоскливое. Страдая, наверное, о несбыточности мечт в отношении последних оставшихся на Земле чистых девушек.

"А не пора ли нам надкусить волшебное яблочко?" — подумал я и направился в сторону наших палаток.

Глава 20

Экстрим не по-детски

Такие дела, брат...

...Нет, не любовь, уважаемые Чиж и Компания. Гораздо хуже...

Я сидел в тени палатки со стороны леса и вертел в руках черный матовый цилиндрик футляра от фотопленки. Вернее — с фотопленкой, потому что пластиковый пенек катушки торчал в нужном месте. И проворачивался туговато. Пленка там, и что-то мне подсказывает, что она не проявлена, как бы ни хотелось мне сковырнуть крышечку.

Вот такие дела, брат...

Все было до такой степени очевидно, что даже в мыслях я не торопился это озвучивать. Просто тупо разглядывал горошины пенопласта под ногами, шевелил ногой желтые обломки картонного "яблочка", вертел между пальцами кассету и гонял одну и ту же фразу в голове, как шарик от пинг-понга от одной стенки черепной коробки к другой: "Такие дела... Вот такие вот... дела..."

По всему выходило, что изъятое из дворца яблочко — это "закладка". Типовая шпионская закладка.

Ну, не любовная же переписка, в конце концов!

Одно "яблочко" взяла. Пустое. Другое положила. Полное. Поправила натюрморт. Щелкнула по носу бронзовое чучело. "Ваше задание выполнено, господин вражеский агент!" "Не извольте беспокоиться, мистер Вражья морда!" "Как вам будет угодно, мсье Закордонная Жаба".

Ну правильно! А "закордонная жаба" как раз и была, скорей всего, в том иностранном пногопузье, гребущем из соседнего павильона Ханского Дворца. Все так. Все сходится.

Что ж так противно-то?

Я вдруг почувствовал, что у меня глаза на мокром месте. Чего это я? По всей видимости, детский организм таким образом заученно реагирует на глубокое чувство обиды и разочарования в симпатичном не далее как пять минут назад человеке.

Сопляк малолетний. А ну, прибрал слюни! Насмотришься еще в жизни и на предательство, и на подлость, и на всякую любую другую гадость. Разнежился здесь под благополучными знаменами недоразвитого социализма.

Но какова!

Я поймал себя на мысли, что избегаю даже про себя называть этого человека "Галиной Анатольевной". "Галина Анатольевна" — это ямочки на щеках, крепкие ножки и заливистый хохот. Это — гуд! А "этот человек" — плохой! Вери, вери плохой! Фу! Ка-ка!

Я усмехнулся про себя. Пока взрослая часть сознания находится в опупении, ребенок со своими измерительными линейками уверенно захватил мозги. Надо же, нежности какие. Ну, пусть будет не "Галина Анатольевна", а, скажем, "Курьер". Хотя нет. Так я называл усопшего в бозе Румына. "Почтальон"?

Блин, да какая разница! О чем ты вообще думаешь?

Я вскочил на ноги. Где тут телефон в этом лесу?

"Ага! — ехидно шепнули в мозгах. — А мобилу на пузе не хочешь?"

Станция? Поселок? Может, там милицейский опорник есть? Или участковый...

— Я тебе сейчас кину! Ах, так? На! На! Ха-ха-ха-ха! Ты чего на карачках-то?...

— Рустам, а так можешь? Ых-ых-ых... Ай! Да я сам!

— Оксанка! А где Галина Анатольевна? А куда?

"Наши возвращаются, — понял я, — с хипповского саунд-камер-холла. А где действительно... гм... Галина Анатольевна?"

Я спешно стал запихивать ногой обломки яблочного муляжа за поддон палатки. Она же меня ищет! На откосе этом, как его — на Залысине!

Откинув брезентовый полог, я выглянул наружу. В лагере с приходом ребятни стало живо, шумно и весело. Уютно. Но это был уже не мой уют. Это не для меня. Меня уже обокрали. Какие-то паршивые гады испортили мне весь праздник. Как слепого кутенка — грубо оторвали от маминой титьки и со всего размаху окунули в ушат с холодной водой.