Бронебйщик

— Ты посмотри Кожемяка, "Знамя"! Есаулов едва не пустился в пляс,— ты что не радуешься?

— У меня их три, улыбнувшись ответил я ему. Надо было видеть его лицо в этот момент.

-Врёшь !

— Зуб даю. Я достал из вещмешка парадную гимнастёрку, и прикрутил к ней четвёртый орден Красного знамени. Вечером, на позицию приехали конные передки, уцелевшую пушку прицепили, и Есаулов предложил мне остаться наводчиком орудия, я отказался. Артиллеристы уехали, а я побрёл, к видневшейся вдалеке дороге, по которой непрерывными колоннами шли на Запад войска. Долго ли коротко, но я нашёл свой полк, вернее то, что от него осталось, Знамя, писарь, и неполная рота бойцов, во главе с командиром одного из взводов.

Дивизию переформировывали в городе Саратове.

Там я наведался к своим старым знакомым оружейникам и "брякнув орденами" перед начальством завода, получил комплект "Моей прелести" взамен утерянной в боях на Курской дуге. Но сначала, мне предложили выбор, или остаться в учебном подразделении преподавать снайперское дело, или пойти учиться на курсы командиров. Я отклонил их оба. Зная, что война продлится ещё два года, я хотел честно выполнить данную себе клятву, этим и мотивировал свой отказ. Меня поняли и оставили в покое...

Я дошёл до Берлина. 423 немца всех рангов, 72 единицы немецкой техники валялись за моей спиной, а на груди добавились два солдатских Ордена Славы, второй и третьей степени. Двадцать шесть танков, БТР, несколько самолётов и третий Орден Славы первой степени, я добрал на Дальнем востоке . Война закончилась, а долг в два танка остался за мной.

Мне девяносто шесть, жил в Ростове. Так жизнь распорядилась. Дети внуки. Как без этого. Хожу скриплю зрение ослабло но воробья на крыше вижу до пёрышка. И вдруг, совсем рядом война, стравили суки славян. В новостях польские 'Леопарды' с ещё виднеющимися крестами на русской земле! Древний КАА шевельнулся у меня в груди, поднял голову и спросил, — Бандерлооохи? Охоота? — Да, сказал я,-ты же помнишь, у нас долг.

Собрался быстро, а что мне собирать? Гимнастёрку, трусы, носки, полотенце, бутылку воды в сидор и в автобус. Никто не обратил на бредущего обочиной старика с котомкой за плечами и свежевыструганным посохом в руке. Вот он дошёл до блокпоста минут пятнадцать тому попавшего под артналёт бандерлогов.

-Две 'Рапиры' одна в хлам, вторая вроде целая, подумал я, снаряды вроде есть,— посмотрел за бруствер орудийного окопа. Дежавю. Опять на меня прут немецкие танки, правда на этот раз никто меня не пинает, ибо раненые и контуженые, ополченцы лежали и стонали вокруг. Я вытащил из котомки гимнастёрку, одел её и присел за панораму, потом проверил заряжено ли орудие снова присел, прильнул к окуляру. В прицел вползал "Леопард",— "Огонь" — скомандовал я себе и дёрнул рычаг спуска. Подкалиберная смерть вошла точно между башней и корпусом танка не оставив тому шансов на железную жизнь,

— Снаряд! Кто-то лязгнул затвором, я опять повел стволом нанизывая на перекрестие прицела очередного зверя. — Огонь! И следующий зверь сдох, рядом с первым. Остальные, выпустив стену дыма, рванули назад, оставляя своих собратьев догорать в Украинской степи.

— Всё сынки, я отдал свой долг, добрая была охота, — расслышали рядом стоящие ополченцы. У деда закрылись глаза, обострились черты лица и он умер. Когда его тело оттащили от пушки, все обратили внимание на гимнастёрку и его награды. Три ордена Славы, ордена Красного знамени. Четыре ордена Красной Звезды, три медали За Отвагу. За оборону Сталинграда, За взятие Берлина, за победу над Японией. И ни одной юбилейной. Похоронили его на самом высоком кургане Саур-Могиле. На могильной плите выбили последние его слова,— "Добрая была Охота" и фамилию, Кожемяка А.А.

________________________________