Теперь ржали уже все, кроме меня и ничего не понимающего Чаромского. А мне было совсем не до смеха и, обводя толпу взглядом, я нашёл скалящегося во все тридцать два Петю. Тот, встретившись со мной глазами, подавился и, густо покраснев, скрылся за спинами. Найти его, чтобы посчитаться за этот случай, мне целую неделю не удавалось, а потом уж за временем всё перегорело.

— Ладно! Хорош! Значит так, премию Любимову и всем, кто участвовал. Евдокимов, список за тобой. А тебя, страдалец, дежурная машина домой возить будет, обойдёшься без личного автомобиля. А заодно всех, кто по мотору работать будет допоздна, чтобы наш изобретатель не зазнавался. Всё. — Подвёл итог нашего спора Лихачёв.

Всеми позабытый из-за этих разборок Чаромский наконец-то смог перевести беседу в конструктивное русло.

— Я что-то не вижу компрессора для продувки цилиндров. Мотор к магистрали подключён.

— Это действующий макет, его даже не испытывали ещё, да и негде, стендов-то нет. Как убедимся, что всё работает, так компрессор поставим и ТНВД с регулируемой подачей, чтобы уж он не однорежимный был. Тогда максимальную мощность и расход топлива и всё остальное можно будет определить. А там и на шасси поставим, посмотрим, как он на автомобиле работать будет.

— У меня к вам предложение. — Чаромский, помолчав, продолжил. — Давайте мы заберём мотор в НАМИ и там испытаем...

— НЕТ! Не отдам! — Лихачёв был категоричен. — У нас план горит, на грузовики нечего ставить! А вы его заиграете, по глазам вижу! Хотите — здесь работайте, хотите — второй экземпляр заказывайте.

— Иван Алексеевич. — Попытался урезонить директора Чаромский. — Ну какие грузовики? У него же мощность больше чем вдвое против АМО-..., простите, ЗИЛ-2. Вам новую машину целиком надо строить.

— И построим! Вон у меня какие орлы! Мотор сами сделали, а машину тем более смогут.

— Кхм... Я считаю, что товарищ Чаромский прав и отказываться от сотрудничества с НАМИ неправильно, пусть это будет совместной работой, главное, чтобы не макет, а настоящий мотор был как можно скорее. Без НАМИ исследование процессов и их оптимизация затянется, если вообще будет возможна. А в целом, его же не только на машины ставить можно, но и на самолёты, на корабли. Вот пусть товарищ Чаромский по этим направлениям и работает, тем более и у меня мысли на перспективу есть. — Встрял я со своими рассуждениями.

— Ладно, уговорили. — Нехотя и всё ещё сомневаясь, согласился директор. — Создадим бригаду по доводке и испытаниям мотора. Бригадир — Любимов. Испытывать можете где угодно, но чтоб строили моторы только на ЗИЛе! Всё! Все по рабочим местам!

На этом в общем-то и закончилась история с опытным экземпляром мотора Д-100-2. А самым пострадавшим в ней человеком случайно стал водитель дежурного АМО, которому мало того, что приходилось на ночь глядя ездить к чёрту на куличики, так ещё и его машину, после этого случая, иначе как "Трансфакатор" не называли.

Меч.

Эпизод 1.

Самым неприятным воспоминанием лета 1930 года было ощущение собственной слабости. Причём, в буквальном смысле слова. Открытие купального сезона поставило меня перед фактом, что полугодичный прогул тренировок на общефизическое состояние влияет крайне негативно. Нет, с виду то было всё в порядке, только попытка переплыть реку, шириной метров двести-триста всего, в хорошем темпе, закончилась одышкой. А в моём времени ещё считают, будто малоподвижный образ жизни исключительная привилегия офисных работников. Вернувшись домой и нацепив кобуру с "Вальтером", попытался изобразить стандартную кувыркалочку на тридцать два выстрела, вхолостую, разумеется. Завершить упражнение и подняться в конце с колена просто не смог. Да и простой выстрел с извлечением, на время, совсем не порадовал. Мало того, что долго, так ещё, глянув в прицел при ещё нажатом спусковом крючке, убедился, что целкость порушена, подозрения ещё во время беготни возникли. Немного, совсем чуть-чуть, но как неприятно! Превращаюсь в развалину, однако. Или, скорее, в загнанную лошадь. Дом — работа. Всё.

А на работе такая засада, что, вообще уже без выходных пашем. Д-100-2, работая безупречно на холостых, категорически не хотел нормально функционировать как автомобильный мотор. Агрегаты, после испытаний на движке, приходилось переделывать по нескольку раз. Причём изменения в одной части тянули за собой коррекцию в других. Особенно много крови выпила пара компрессор-ТНВД, согласованной работы которой, на различных режимах, долго не удавалось добиться.

Пришлось припомнить все свои эксперименты с наддувом движка старой девятки, которую мы с дядькой, в далёком военном прошлом мотористом в полку Пе-2, использовали для различных опытов. Наш гараж, шесть на шесть метров, больше напоминал миниатюрный цех, чем автомобильное стойло, как наличием станков и инструмента, так и разложенными всюду деталями автомобилей. Помнится, уезжая в отпуск одних разобранных "волговских" моторов оставил две штуки, из них мы планировали собрать один "эталонный" для установки в имеющийся кузов. Вообще, иных легковых машин, кроме ГАЗовских, мой наставник в слесарном деле не признавал, никогда не покупал их "в сборе", а постоянно заказывал кузов "первой комплектации" и агрегаты приобретал отдельно. Именно благодаря ему, я и заразился с детства страстью к возне с железом.

К решению наших проблем также привлекли, с подачи Лихачёва, инженеров завода "Борец", которые, правда, работали с гораздо более габаритными насосами и компрессорами, но дело своё знали туго и немало помогли, опираясь на свой опыт. В конце концов, за три месяца, собственно конструкторские задачи, были совместными усилиями решены. На смену им пришли трудности серийного изготовления агрегатов, которые в отличие от единичных опытных, сделанных нашими ЗИЛовскими Левшами, должны были быть весьма технологичными, чтобы не отставать от выпуска остальных частей мотора. Над этим тоже изрядно поломали головы и технологи, и сами рабочие, как ЗИЛовские, так и из НАМИ.

Но самой большой головной болью был температурный режим выпускных поршней, которые, в отличие от впускных, не обдувались поступающим в цилиндр воздухом. Из-за этого Д-100-2 не мог долговременно работать на мощности свыше 80 л.с. И это с чугунными поршнями и цилиндрами, что будет с алюминием у Чаромского, при его большем коэффициенте температурного расширения, даже думать не хотелось. Лихачёв смотрел волком, он то уже озадачил смежников на конструирование агрегатов для диапазона 120-150 л.с. на пятитонный грузовик. Положение было аховое, и за неимением жаропрочных материалов оставалось только охлаждать выпускные поршни маслом, подавая его в головку. Для этого пришлось перекомпоновать двигатель, у которого с внешней стороны ранее размещался только один выпускной поршень, перевернув один цилиндр и поставив новый замысловатый коленвал. Теперь, при каждом рабочем ходе, поршень нажимал на подпружиненный клапан и в него, через центральное отверстие подавалась изрядная порция холодного масла, стекающего при обратном движении в картер. Долговременная максимальная мощность наконец выросла до расчетных 125 л.с. и могла ещё быть увеличена, за счёт снижения ресурса. Теоретически. А на практике прогорали поршневые кольца.

Эпизод 2.

Сегодняшним прохладным сентябрьским утром со мной случилось нечто невероятное. Дело в том, что, озаботившись своей физической формой, я ещё в начале лета начал упражняться с мечом. Пришёл я к такому необычному способу поддержания себя в тонусе, понимая, что лучшим средством для этого, является рукопашный бой. Бег, плавание — это само собой, но координация движений, тренировка вестибулярного аппарата и всех групп мышц, без их излишнего закачивания, именно в рукопашке наилучшая. Времени на занятия, кроме как ранним утром, в виде расширенной физзарядки совсем не было, а из возможных кандидатов в спарринг-партнёры в наличии была только беременная жена. Предлагать такое женщине, переживающей не самый лучший для устойчивости психики период, я попросту побоялся, скалкой так отделает, мало не покажется. Молотить грушу было весьма полезно, но совсем не интересно. И тут я вспомнил про древний клинок, подружившись с которым, я каждое утро открывал сам для себя нечто новое. Самое приятное было в том, что меч отвечал мне взаимностью, как бы подсказывая и направляя мои движения, в которых всё естественнее и гармоничнее сочеталась работа ног и рук, поворотов и наклонов тела, так, что тренировка больше всего походила на какой-то энергичный экзотический танец.

И вот, он меня порезал. Причём в самой что ни на есть мирной обстановке. Повесив после зарядки меч на стену, на специально вбитые для него деревянные рычаги, смахнул бросившуюся в глаза, прилипшую к клинку соринку и, не чувствуя боли, с удивлением увидел как волнистый узор окрасился красным. Такого я от своего стального друга, даже более того, от части самого себя, никак не ожидал и пару минут стоял, хлопая глазами, переводя взгляд с порезанной ладони на окровавленное лезвие и обратно.

Опомнившись, побежал перевязываться, а когда вернулся, то клинок был сухой и чистый, будто кто его протёр, или он просто впитал мою кровь. Чудны дела твои, Господи! Не веря своим глазам, хотел было потрогать на ощупь, но вспомнив порез, рефлекторно отдёрнул руку. Да что это я в самом-то деле!? Своего собственного оружия боюсь? Мда, боюсь... Факт. Но такую ситуацию терпеть нельзя, поэтому, пересилив, взял меч за рукоять и снял с рычагов. Ощущения, вроде, привычные, всё как всегда, оружие — продолжение меня. Легонько взмахнул перед собой, и, решившись, провёл по клинку ладонью. Ничего.

От Новинок, сквозь открытое окно, в утренней тишине послышалось тарахтение мотора трансфакатора, который в дневное время стал исключительно моим транспортом, приходилось постоянно мотаться между НАМИ, "Борцом" и ЗИЛом. Решив, что меч подождёт, и, наказав Полине строго-настрого близко к нему не подходить, схватив свой вечнозелёный рюкзак, в котором возил даже документы и чертежи, выскочил на улицу.

Водитель, распахнув дверцу изнутри, приветливо помахал рукой, а когда я сел в кабину, протянул подушку.

— Держи, Петрович, чтобы головой на ходу не биться.

— Чего это?

— Да у тебя сонная артерия в заднице, наверное. Как в машину садишься, сразу засыпаешь.

Действительно, переезды я частенько использовал для отдыха, если не был занят какой-нибудь сверхидеей, как заставить работать то, что упрямо работать не хотело.

— Вот я девчонкам в правлении об этом и рассказал. — Продолжил шофёр. — Они и сжалились над тобой. Уж не знаю, откуда они её взяли такую, наверное, по лоскутку тряпочками скидывались.

Подушка на самом деле представляла собой самое немыслимое сочетание обрезков различных форм и оттенков, а судя по запаху, была набита сеном.

— Отомстил, значит? — Добродушно спросил я, с улыбкой представляя, какие слухи теперь поползут по заводу. — Но, всё равно, спасибо.

— Да я от всей души! — Смущённо ответил водитель.

— Не сомневаюсь! — Улыбнулся уже в открытую, чем окончательно вогнал незадачливого дарителя в краску. — Поехали что ли?

Машина зафырчала чаще, и мы поехали по ухабистой деревенской улице. Устроившись поудобнее, я заснул.

Эпизод 3.

Я лечу, вокруг море звёзд, красота неземная. В буквальном смысле — родная планета выплывает снизу и постепенно заполняет всё поле зрения. Я абсолютно уверен, что это Земля, но несколько сбивают с толку непривычные очертания материков и океанов, укрытых во многих местах белоснежными вихрями циклонов. Такое впечатление, что Мировой океан обмелел, обнажив дно. Картинка всё ближе. Ё моё, да я падаю! Надо тянуть вверх! Тщетно! Я здесь только зритель.

Проплыл внизу материк, наверное, Южная Америка, пронеслись крупные острова, должно быть Гавайи, а при приближении Евразии меня вдруг охватило слепящее яркое пламя, сквозь которое лишь с большим трудом можно было разглядеть летящую навстречу ледяную равнину. Казалось, ярче него уже ничего быть не может, но... Вспышка!!! И тут же мрак. Я дёрнулся и проснулся.

— Извиняй, Петрович, не объехать ту яму было, уж и затормозил совсем, но всё равно тряхнуло.

— Далеко ещё? — Попытался я восстановить ориентировку.

— Да приехали уже почти, пять минут.

Вскоре я уже входил в двери свежепостроенного опытного завода НАМИ, где на стендах обкатывались наши моторы с поршневыми кольцами из разных марок стали всевозможной обработки и закалки. Тут же разбирали и осматривали наработавшие контрольные часы двигатели. Утешительных вестей для меня не было, моторы по прежнему показывали ресурс эквивалентный пробегу не более 50 тысяч километров, далее им требовался капремонт. В то время как американская шестёрка АМО-2 давала 100 тысяч. Что толку от вдвое более простого двигателя, если их требуется вдвое больше? Так на так получается. Мощность, грузоподъёмность — это, конечно, хорошо, но если грузовики будут выходить из строя вдвое раньше "американцев", оргвыводы неизбежны. Хорошее могут и не заметить, а на недостатки укажут обязательно.

Забрав новую партию колец для автомобильных моторов, которые, как и было уговорено, строились исключительно на ЗИЛе, без энтузиазма отправился в обратный путь, накормленный обещаниями, что теперь-то точно всё заработает как надо. Если бы и Лихачёва можно было точно также завтраками и уверениями кормить! А то директор рвёт и мечет, и понять его можно, решать необходимо прямо сейчас, на что делать ставку, на свои силы или "американцев".

Под эти невесёлые мысли я снова задремал и теперь иду с лозой по густому еловому лесу, пробираясь сквозь колючие лапы и точно зная — сегодня мой день. Я, наконец, найду то, что искал полжизни и скую таки харалуг. Все приметы сходятся, именно в таких чашах, круглых как полная луна, земля рождает самое лучшее железо. Хотя, волхвы говорят, что это Светлые Боги роняют его с неба и оно, падая, проминает землю.

Гор поблизости нет, кругом равнина, это место я сам заприметил с высокой ели, поднявшейся над своими сёстрами у самого края. Меня никто не мог опередить. Теперь главное найти сокровенное, оно должно быть в самой сердцевине, в самом низком месте. Под ногами захлюпало. Плохо! Вода ест железо, превращая в обычную рыжую болотную руду, которую я и без того немало добыл в своей жизни. Лоза стала бесполезной, но я упрямо иду вперёд и передо мной, раздвинув зачахшие ёлки, расстилается круглое, небольшое, на перестрел, болотце. Да уж, сюда точно никто, кроме потерявшего разум коваля, вроде меня, не полезет. Голову тут и впрямь можно сложить, только булькнет и поминай, как звали. Но никогда себе не прощу, если уйду, не проверив. Всю оставшуюся жизнь мучиться буду. Даже мнится, когда Мара заберёт, тоже покоя не будет.

Вернувшись назад и вырубив подходящую жердину, двинулся к середине болота. Благо, пока было мелко. На полпути, уже по пояс в трясине, в голову полезли мысли, что копать здесь никак не можно. Ух, слуги Чернобоговы! Что вы мне голову морочите? Заманиваете? Если б мне на берегу разум не затмили, ни в жисть сюда бы не полез. Но теперь поздно, раз решил — совершай. Тем более, идти осталось совсем немного.