Вздохнув, он поцеловал меня, а я от неожиданности ответила. Да так хорошо ответила, что он резко прижал меня к себе и... Никогда не думала, что после поцелуев могут на небе расходиться облака. Из-под зонта не видно, но вокруг посветлело — точно! А ещё стало легче, потому что Костя смотрел мне в глаза и легонько улыбался, кажется, счастливый.

— Потерпишь недели полторы? — спросил Костя, с трудом оторвавшись от меня, но не отпуская руки с моей талии — причём я с изумлением обнаружила, что, оказывается, сижу у него на коленях: ему так удобней! — Мне нужно время, чтобы всё устроить.

— А мы будем видеться в этом время? — с тревогой спросила я, жадно всматриваясь в его тёмные глаза: а вдруг эта встреча последняя?

— Будем, — пообещал Костя. — Будем...

Вот так, почти и не поговорив о том, что нас обоих, оказывается, беспокоило, мы пришли к главному: отношения восстановились. Правда теперь я смутно ощущала, что эти отношения будут развиваться чуть не под грузом опасности. Но Костя сказал — не вмешиваться. Он сам со всем разберётся. Мужчина-осень... "Ничего против не имею", — подумалось с тихой улыбкой.

И чуть не со смешком подумалось: не оттого ли сентябрь захмурился и заплакал, что мы вчера поссорились? Точней — нас вчера поссорили?

Из сквера мы вышли под одним зонтом. Я рассказала, как мы с Таней гуляли по городу, и Костя сказал, что сначала отвезёт меня домой — чтобы моя дорога обошлась без всяких происшествий, а потом уже поедет на работу. Я ещё втихомолку подумала: спросить — нет ли, что за работа у него такая, что он может прогулять пару часов. Но решила, что любые вопросы в наших отношениях — это степень доверия. Когда будет надо, Костя расскажет всё сам. Как и я — про неожиданные особенности автописьма и про то, каким образом и у кого сейчас работаю.

Прежде чем выпустить меня у подъезда, он снова поцеловал меня, а потом некоторое время посидел, глядя вперёд — с углубившимися морщинами вокруг рта. И лишь потом, словно очнувшись, сказал:

— Давай условимся: любая новая информация проверяется. Если что — спрашивай. И не бойся отвечать, если спрашиваю я.

— Хорошо, — согласилась я и только было завозилась, собираясь выходить из машины, как услышала за спиной угрюмое:

— Была бы возможность, не отпустил бы тебя.

Я обернулась с улыбкой — и он в ответ неохотно усмехнулся.

И только в подъезде, отряхиваясь от мокрети, я сообразила: а ведь у него что-то нехорошее по работе. То есть помимо катавасии, сваленной на нас Верой и его младшим брательником, есть какие-то рабочие проблемы. Стоит ли спрашивать у него? Или позвонить Женьке — хотя бы узнать, а кем, собственно работает Костя?

Только подумала про Женьку, как немедленно вспомнила, что только что думала о доверии между Костей и мной. Ладно. Когда Косте надо будет, тогда и скажет всё про себя. А пока — не буду грузить его собственной болтливой персоной.

Только успела открыть дверь, только начала снимать обувь, как из зала вышла встревоженная мама. Оглядываясь на маленький коридорчик, который вёл в мою комнату, она тихо сказала:

— Алёна, к тебе пришли. Я пообещала, что ты вот-вот явишься. Очень уж нетерпеливый оказался. И от чая отказался...

В полном недоумении — Женька, что ли? Но ведь мама его знает — бывал он у нас пару раз с ребятами с курса, забирал на Арбат на своей машине. Но тогда кто?

Сунула ноги в тапки и поспешила в свою комнату.

Вот так так!.. Михаил!

Он сидел за столом и... рассматривал мои листы!

— Тебя не учили чужого не трогать? — зло спросила я, подлетая к столу и отбирая портреты Валеры и Кости.

Он потрясённо смотрел на меня и чуть не заикался, пытаясь что-то выговорить.

Я насупилась: если он сейчас опять будет орать про ведьму, я его стукну!

— Даты, — наконец выдохнул он, глядя на меня, как будто совершил потрясающее открытие. — Даты! Ты рисовала эти портреты, и на каждом — дата...

Да, есть у меня такая привычка — каждый лист я всегда датирую. Этому научил Женя... И что? И вдруг ясно припомнила, как лежали листы перед Михаилом — разложенные по датам. Вот какое открытие он сделал...

— Ты увидела, что он попадёт в аварию, — потерянно сказал Михаил, — а я думал, что специально... Ты его спасла, да?

— Не знаю. Вылечила глаз — это точно.

— Но как?

— Это называется автоматическое письмо, — в который раз за последнее время принялась объяснять я. — Но оно не всегда бывает пророческим. У меня стало таким.

— А я думал...

Он так растерянно смотрел на меня, что я даже забыла, что пришёл-то он ко мне, ещё не зная о моём автописьме. Я положила листы на край стола и села рядом.

— Зачем пришёл? Вроде ты сейчас должен быть на занятиях?

— Я хотел уговорить тебя не делать... ну, не колдовать на него. Я ведь думал... Вера сказала, что Костя с тобой, потому что ты на него наговоры какие-нибудь делаешь...

— А ты дружишь с Верой? — вдруг заинтересовалась я.

— Ну — как, дружим? — пожал он плечами. — Мы сдружились, когда с Костей плохо стало, да когда решили, что ты на него какие-то привороты делаешь. — Он помолчал и спросил сам, жалобно сдвигая брови: — А ты давно знаешь Костю?

— Впервые увидела на листе, когда пыталась тебя рисовать.

— Да? — Он почему-то казался очень изумлённым. Я подумала, что Вера про меня наверняка чего только ни наговорила, и вздохнула. — А этот портрет когда ты нарисовала? — Он кивнул на рисунок цветными карандашами. — Я смотрел — там даты нет.

— Вчера, — сказала я. Мне стало как-то противно и скучно с ним разговаривать: очень уж, несмотря на годы, казался наивным. Таких легко использовать людям, подобным Вере.

— Ты его любишь? — внезапно спросил Михаил.

— Ты... — медленно начала я, сглотнула и договорила: — Ты и вправду думаешь, что я тебе отвечу? Тем более — тебе, который с самого начала был уверен, что я ведьма?

— Пожалуйста, не обижайся! — Он даже замахал на меня руками. — Я же не знал...

А я смотрела на него и думала: какой контраст между братьями! Один — эмоциональный наивный мальчик, чуть не трепетный. Другой — жёсткий мужчина, который умеет жить и любит жить. Почему они разные — до такой степени?

Любопытно. Я должна простить Михаила, потому что он не знал... Мда...

Но, как ни странно, Михаил оказался наблюдательным человеком. Он быстро взглянул на меня и снова пожал плечами.

— Я знаю, что на Костю не похож. Он не рассказывал тебе, что мы сводные? У нас мама одна, а отцы разные. — Он снова помолчал, а потом сказал: — Алёна, ты прости меня, ладно? Больше вмешиваться в дела брата я не буду. Только сразу тебе скажу: будь очень осторожна. Вера не любит, когда у неё на дороге встают. Она чего только выдумать не может... С нею очень осторожным надо быть. Ты не говори про меня брату, ладно?

— Он уже знает, — сказала я, насторожённо наблюдая за ним.

— Пусть, — как ни странно, отмахнулся Михаил. — Если уж знает, пусть один раз поругает. Главное — потом ничего не будет. — Он встал, глядя на стопку листов, лежащих на краю стола. — Вот как... Жуткая вещь, а я думал... — чуть не уважительно сказал он.

Бестолковый разговор закончился, и я проводила Михаила до прихожей. Когда он оделся, снова прошептал:

— Не забудь, что я говорил про Веру. Она иногда такое может сделать...

— Не забуду, — пообещала я и закрыла за ним дверь.

Инфантильный — вспомнилось слово для характеристики Михаила. Кажется, в детстве с ним перенянчились... Глухой разговор, необычный и какой-то надоедливый, вымотал меня так, как не выматывает долгая перепечатка... Выглянула из своей комнаты мама.

— Алёна, что у вас там? Всё нормально?

— Всё. Сейчас пойду на кухню и чего-нибудь поем. А потом — работа!

— Ну, приятного аппетита, — с облегчением улыбнулась мама.

Допивая чай — глядя на мелкий дождь, снова нудно и явно надолго зарядивший, я вдруг усмехнулась: а приятно, когда одним врагом меньше! Уже легче живётся... А ещё подумала, что надо бы и мне сообразить, куда нам в следующий раз поехать интересно отдыхать, потому что до сих пор только Костя предлагал своё видение того, как это делается. Но ведь он работает. Значит, ему порой не до поисков интересных мест, которые можно посетить. Решено — займусь нашим свободным времяпрепровождением!

11.

Если Вера из богатых, да ещё и из сильной (и наверняка властной) семьи, то почему добивается именно Кости? Ведь в их-то кругу завидных женихов точно много! Или такая привычка: что понравилось, то и должна получить?

О другом слое, скажем так официально, населения, доходы которого, ну, опять-таки скажем, заоблачные, я знала только понаслышке. Но что-то Костю не воспринимала как очень богатого или даже аристократа. Нет, аристократом он был — для меня. Но в другом смысле. Он был Осенью, и именно это придавало ему в моих глазах впечатление аристократизма. А так... Я видела его сильным мужчиной, к которому меня тянет. Я хотела быть всегда рядом с ним. Остальное не интересовало.

Или лучше быть в курсе?

Тот день, день примирения с Костей и сближения с его братишкой, словно стал дверью в две последующие недели.

Мелкий дождик, время от времени переходящий в морось или туман, назавтра прорвался в ураганные ливни, которые так били по всему живому и неживому, будто старались всё и всех размазать по земле.

С Костей мы виделись теперь каждый день, но коротко. Сначала его звонки были спокойны: "Встретимся?", затем перешли в лихорадочное: "У меня всего полчаса! Где?" Вечерами не виделись: он заканчивал рабочий день поздно и с досадой говорил, что на работе цейтнот, из-за которого он ничего не успевает. Вечерние — точней, даже ночные разговоры первой прерывала я, демонстративно зевая в трубку, нутром чуя, что ему необходимо выспаться, а ведь он всё никак не мог оторваться от мобильника, говоря со мной.

Потом я не выдержала, несколько даже испуганная этой его занятостью или одержимостью работой. Ещё больше меня напугало, что Костя начал худеть... Да что ж там у него!..

Михаил после нескольких телефонных звонков по мобильному быстро привык ко мне и начал часто болтать со мной об университете и о том, как проходят его учебные дни. Впечатление появилось такое, что друзей среди однокурсников у него маловато, и он обрадовался, что может поговорить со мной — почти как с близким человеком. Иногда мне было смешно с ним — иногда он доставал, особенно если звонил во время перепечатки. А ещё было впечатление, что своими звонками он старался загладить свою недавнюю ко мне недоброжелательность... Более того, он довольно часто стал появляться и в нашем доме, словно после того короткого, но информативного визита получил право быть гостем у нас. Впрочем, появлялся он вечером, и я уже успела запрячь его в работу — читать корявые почерки в рукописях для диктовки мне.

Именно у него я и спросила:

— Миша, что с Костей? У него спрашивать боюсь. Но он здорово похудел. Где он работает, в конце концов, что его там так ужасно загоняли?

Парень озадаченно спросил (чувств он точно скрывать не умел, и эта озадаченность большущим вопросительным знаком плавала в его реплике):

— А ты разве не знаешь — где?

— Нет. Он не говорил, а мне спрашивать как-то неудобно. Ну не умею я спрашивать, когда человек даже не намекает на свою работу! Ты мне скажи хоть, в какой сфере он работает?

— Строительный бизнес, — всё так же озадаченно сказал Михаил.

— Теперь понятно. Наверное, какую-нибудь стройку ведёт, — задумчиво сказала я. — В сроки, небось, не укладывается. Ладно. Будем иметь в виду.

Мне казалось, после пары реплик о старшем брате Михаил снова начнёт болтать об университете. Но он мгновенно отреагировал на мои последние слова. И на этот раз в его вопросе не плавала, а крепко стояла на ногах вооружённая до зубов и готовая немедля стрелять насторожённость:

— Что это значит — "буду иметь в виду"?

— Ничего особенного, — удивлённо ответила я. — Просто он обычно спрашивает, где мне удобней встретиться с ним. Теперь тот же вопрос буду ему задавать я. Ну, чтобы он времени зря не терял. В цейтноте это же нормально. У меня-то времени побольше, да и работа не ограничена по времени.

— А-а, вон что, — с чудовищно откровенным облегчением сказал Михаил и снова заговорил о своём.

Меня этот обмен репликами задел немного. Ощутимо поняла: Михаил почему-то тоже не хочет, чтобы я знала о работе Кости. В глубине душе до смущения и глуповатого смешка промелькнуло: "А если он киллером работает?" Хотя слова "работа" и "киллер", стоящие рядом, звучали тоже чудовищно.

Но что собиралась — я сделала. Примерно зная по предыдущим встречам, когда Костя бывает более-менее свободен, за полчаса слала эсэмэску: "Я в центре! Где тебя ждать?" А потом и вовсе уточняла: "Я недалеко от кафе такого-то! Встретимся?" В таких кафе мне иногда казалось, что я пещерная женщина, которая ждёт своего охотника, чтобы накормить его. Чаще мы встречались за остановку до кафе. Я садилась в машину, где меня обнимали, целовали, словно после нескольких лет расставания, а потом, с дрожью вырываясь из этих жадных объятий (хотя так не хотелось!), я шутливо сердилась:

— Я есть хочу! Я голодная!

И Костя поспешно вёз меня в кафе, где за пятнадцать-двадцать минут сметал с тарелок заказанное, а потом вёз меня до троллейбусной остановки, так как у меня всегда была необходимость прогуляться по магазинам.

Эти встречи почему-то отчётливо напоминали мне студенческие годы, когда надо было успеть перекусить между парами, чтобы не слушать потом раздражённых жалоб оголодавшего желудка.

Во всяком случае, я перестала беспокоиться, что Костя весь день бегает голодным. Хотя порой мне казалось, он разгадал мою наивную уловку, как заставить его поесть.

Основываясь на ответе Михаила, я вообразила Костю начальником какого-нибудь отдела на строительстве важного объекта, а то и двух объектов. Я буквально видела, как Костя ругается со снабженцами, совещается с архитекторами, нервничает из-за непогоды, мешающей стройке. В общем, смутное представление о происходящем и заставляло меня делать всё, чтобы работать ему было комфортней. Хочет видеть меня? Я — тоже. Не успевает поесть? А со мной — почему не посидеть в кафешке?

А ещё он звонил несколько раз на дню (работал даже в выходные!) и жадно расспрашивал, что я делала, делаю и буду делать. Эти беседы были коротки и быстро приучили меня заранее готовиться к ним. Я рассказывала ему, как в магазине пряталась от проливного дождя — такого сильного, что дома на той стороне дороги пропали! А потом вдруг тучи разбежались — и небо, в расползающемся окошке, косматом, из рваных серых туч, взглянуло на город таким высоким и холодно-синим!.. Рассказывала, как две кошки забежали во время дождя в магазин, и прячущиеся здесь же от дождя прохожие подходили к прилавкам, чтобы купить мокрым бедолагам то сосиску, то пакетик с кошачьим кормом... Рассказывала, как по дорогам бегут настоящие реки, которых не перепрыгнуть, отчего приходится ехать до конечной, чтобы потом ехать по своей стороне улицы и не переходить дорогу... Эти короткие звонки научили меня внимательно смотреть на происходящее вокруг и запоминать всё до малейшей подробности, чтобы потом рассказать Косте, что проходит мимо его внимания этой осенью.