Клуб Анонимных Некромантов

— Есть особые предпочтения? — Проникся Вася.

— Пойдем, я знаю, что ему нужно, — потащила его к подъезду Варя. Олег в это время запрыгнул в кабину к некро-водителю и старушке. Грузовик поехал в ночной город.

— Как думаешь, надолго он? И как будет добираться? — Спросил Василий у девушки.

— Сейчас без двадцати полночь... К половине первого, думаю, — посмотрела ведьма на часы. — Займешься уборкой? Я пока схожу в магазин. Раз уж с посудой беда, будем импровизировать. Вообще-то, Хольгу бы сейчас хороший такой говяжий стейк и красного вина, но... Ладно, что-нибудь придумаю.

Пока Вася всюду подметал, протирал пыль и мыл полы, Варвара вернулась из магазина с большим пакетом продуктов. На миг застыв в задумчивости посреди кухни и предсказуемо не обнаружив на ней стола, девушка проследовала в Васину комнату и, разорвав пакет пополам, разложила еду прямо на нем. Вася критически оглядел выложенную пищу и спросил: — Ну и где ты все это берешь?

— В магазине, — как на дурака посмотрела на него Варя.

— Воруешь? — В лоб спросил аспирант. С детства наблюдая подобные взгляды и еще целую палитру не менее унизительных другого плана, он выработал ментальную аллергию на подобное и сразу же либо уходил в себя, либо начинал огрызаться. С Варей уходить в себя было не обязательно — она, вроде бы, друг. А вот огрызнуться — это святое дело.

— Ворую, — пожала плечами девушка. — Зато честно. Мы, кажется, уже выясняли этот вопрос.

— Но как ты это делаешь? — Продолжал недоумевать аспирант. — Я понимаю, украсть жвачку или шоколадку, но вынести целый пакет, да еще фирменный? И, тем более, какой-то домашней продукции?

— Ты про отдел кулинарии не слышал никогда, что ли? — Хихикнула девушка. — Вся эта "домашняя" продукция готовится в супермаркете и там же реализуется. Что касается "как"... Ты хоть примерно представляешь себе, что значит "ходить по свече"?

— Ну, мне Олег в общих чертах объяснил... — Вася неуверенно пожал плечами. — Я не совсем понял... Почти ничего не понял, если честно

— Хорошо. Лекцию тебе зачитает тетя Ада, а я скажу кратко и тезисно, но на пальцах. Санкт-Петербург — старый город. Ты живешь практически в самом его центре. Если город старый, а в центре много людей, да еще была блокада, война и революции — люди умирали прямо посреди улиц. Или в домах, на месте которых теперь улицы. Короче, люди умирали, оставляя на месте смерти след своей свечи. Теперь представь себе: война, голод. Зима, мороз, снег все засыпал, очень холодно и хочется есть. По улике идет ребенок, еле переставляя ноги. Шатаясь, кутается в лохмотья, обрывки каких-то тряпок, которые просто не могут согреть его истощенное тело. Он не ел уже больше недели, мало спал и много мерз. В какой-то момент его внутренний огонь начинает гаснуть, предчувствуя скорую смерть. Наконец, остается один-единственный язычок пламени, не больше огонька на фитиле свечи. Он зажигается даже у тех, кто последние годы просто тлел. Этот огонек никогда больше не разгорится, это как последний проблеск сознания у умирающего — последний глоток воздуха, последний всплеск сил. Вот это и называется "свеча". Человек живет, пока горит свеча. Свеча горит, пока человек живет. Путь свечи начинается одинаково и у тех, кто почти погас давным-давно, и у тех, кто горел всю свою жизнь. Предчувствие смерти уравнивает всех. С того места, на котором стоял человек, когда зажегся лепесток, начинается "путь свечи". На том моменте, где человек умирает и его свеча гаснет навсегда, находится "выход". Поинтересуйся потом у Ады, она мне рассказывала о том, что раньше во многих народах верили, смерть задувает свечу. Смерть — это та, которая в балахоне.

Так вот, о чем это я? Ах да, и вот идет этот ребенок из последних сил, а потом не выдерживает и оседает в сугроб, и больше уже не двигается, и снежинки не таят, падая на его лицо, а мимо него...

— Все, все, все, я понял! — Закричал Вася, перебивая ведьму. — Ты ничего получше не смогла придумать? Зачем мне такое рассказывать? Как тебе вообще такое в голову пришло?

— Ты — некромант. Смирись с этим, — жестко ответила Варвара. — К тому же, я ничего не придумывала. На том месте, где шел тот ребенок, теперь стоит супермаркет, а конкретно на месте его смерти — овощной отдел. Я просто прихожу в магазин, набираю в руки того, что мне нужно, а затем из точки смерти ухожу в начало пути того мальчика, за угол дома. А фирменные пакеты просто иногда покупаю и ношу в рюкзаке, чтобы не нести все в руках. Таких дорожек в городе множество.

— Эм... Удобно... — Сраженный напором, Вася притих и опустился на пол напротив девушки.

— Весьма, если ты готов каждый раз чувствовать все, что ощущают умирающие, — изогнула бровь девушка. — Ты же не думал, что все будет так просто? Проходя по свече, некромант сам умирает вместе с "проводником", погибшим много лет назад. И так — каждый раз.

— Сколько же раз ты умирала? — Оцепенел аспирант.

— Бесконечное количество раз. Разными способами, — Варя прервалась, услышав, как в замке входной двери звенит ключ. — Кажется, Олег вернулся. Отложим этот жизнеутверждающий диалог на потом.

— Вы только посмотрите, уже в комнате закрылись! — Послышался въедливый голос Ефросиньи. — Не успела я уехать, и в моем доме тут же устроили бордель!

— Зачем ты опять ее привел сюда? — Спросил Вася у вернувшегося Хольгерта, отметив его бледность и глубокие круги под глазами.

— Это не я, она сама, — отмахнулся медиум. — Нас подвез ее внук, бабка говорит, что забыла что-то.

— Забирайте и уходите, — произнес Вася вслед старухе, бодро направившейся в кухню по еще влажному полу, оставляя за собой грязные следы.

— Что, серьезно? — Через пару мгновений опешил Хольг. — Вы приехали сюда, чтобы забрать... Мусорное ведро?

— Зря я его выносил, — нервно хихикнул Вася. — А ведь еще помыть хотел... Ладно, все забрали? Тогда вам пора.

— Чтоб тебе пусто было! — Выругалась Ефросинья с ведром под мышкой и запустила Васе в лоб связкой ключей. Вася, туповато наблюдая за летящим в голову снарядом, был приведен в чувство лобовым столкновением, но к тому моменту старуха уже шваркнула за собой дверь так, что в квартире этажом ниже залаяла собака.

— Вот коза старая, — потер голову аспирант, наклоняясь за ключами. — А это что? Блин, жжется!

— Ого, бабуля забыла свою цепочку с крестиком и кулоном, — Варя задумчиво посмотрела на юношу. — Дай-ка сюда. Хм. А вот я совершенно спокойно могу брать в руки. Олег?

— Никаких проблем. Я-то уж подумал грешным делом, что бабка потеет кислотой. — Олег не менее задумчиво посмотрел на Васю, затем пересекся взглядом с Варей. Оба словно обменялись мысленно парой фраз и отвернулись друг от друга. — Так, вы как хотите, а мы с паучком давно мечтаем прилечь.

— Я правильно понимаю, это захват территории? — Опешил Василий.

— Абсолютно верно! — Кивнул Хольг, направляясь в комнату. Добавил через плечо: — Ты же не выгонишь десять пушистых лапок, набор хелицеров и комплект педипальп на улицу?

— У птицеедов восемь лапок, — поправил Вася. — И я раньше никогда не оценивал пауков как набор конечностей. Они, мне кажется, как-то более целостны.

— Правильно, восемь. А еще две — мои, — согласился Олег уже из комнаты, но решил не развивать тему членистоногих. — О, курица! Варь, а где виски, о котором наш самый грозный некромант сегодня в электричке говорил? Или вы вчера все выпили?

— В рюкзаке посмотри, — крикнула из ванной ведьма, выуживая из под батареи половую тряпку и затирая бабкины следы. — Стаканы на пакете.

— Вижу. Ребята, идите сюда, а то вам ничего не достанется — все смету, — Олег с шипением открыл бутылку колы и налил себе в пластиковый стаканчик. Виски, видимо, глотнул прямо из бутылки. Послышалось шуршание и звук разламываемой курицы-гриль. — Зачем ты сыр взяла? Ты же не любишь его, а я так вообще терпеть не могу.

— Сыр люблю я, — Вася отобрал у Олега кусок и вгляделся. — Боже, что это? Я такого не ел никогда... Двенадцать месяцев выдержки в пещере? Сколько же он стоит?

— Понятия не имею, — отмахнулась ведьма, открывая пакет чипсов и откусывая колбасу прямо от батона. — Но когда я хожу в этот супермаркет, я очень, очень голодная, даже если перед выходом поела. Так что обычно я беру все самое дорогое. А в первые пару минут это вообще не я.

— Блокадный Ленинград? — понимающе спросил Олег.

— Он самый, — Варя на миг помрачнела, а затем отняла у Хольга бутылку виски. — Как всегда, первый глоток — за Никиту.

— Кто такой Никита? — Не понял Вася, делая подобие бутерброда из половины булочки, куска куриной грудки и сыра.

— Свеча, — коротко ответил Олег. — Варь, спасибо. Я знаю, как тебе это неприятно...

— Угу, — ведьма сделала еще несколько внушительных глотков алкоголя, а затем отпила из стакана газировки. — На самом деле, мне кажутся особенно циничными эти шутки судьбы — спустя годы супермаркет, в котором всегда есть еда, поставили на том месте, где от голода умер ребенок.

— А вы что-нибудь кроме виски пьете? — Решил сменить тему Вася. — Спасибо за сыр, кстати. Очень мило, что ты запомнила. Заботливо.

— У меня свойство такое: заботиться и запоминать, — хихикнула девушка, которую явно начал забирать алкоголь, упавший на усталость и пустой желудок. — Я же старшая дочь в бедной семье, а теперь еще и круг подкармливаю. Олег любит виски, ты любишь сыр, Любомир обожает сдобное печенье, а тетя Ада клубнику и копченую селедку. А Къяарваль... А Къяарваль не ест, но любит разные забавные колоды карт. Игрок.

— А что любишь ты? — Полюбопытствовал Олег.

— Оу, — Варвара отпила еще один большой глоток из бутылки, которую Олег тут же отобрал и спрятал за спину. — Хольг, а что люблю я?

— Понятия не имею, я же не ты, — Олег отвел глаза и, на миг задумавшись, сам глотнул виски. Явно опьяневшая Варя осторожно подсела к Хольгу и прижалась к нему боком. Он покосился на аспиранта, затем перевел взгляд на девушку:

— Прости, но ты не в моем вкусе.

— А кто в твоем вкусе? — обиженно отпрянула ведьма.

— Вискарь, — коротко ответил Олег.

— Это все очень мило, но я жутко устала и мне пора, — Варвара решительно вскочила с пола и закинула рюкзак на плечо. Вася был готов поклясться, что у нее глаза на мокром месте. — Провожать не надо, как-нибудь найду выход. Олег, на пару слов?

Олег красноречиво посмотрел на Васю и, тяжело вздохнув, отправился вслед за девушкой.

— Может, погуляем завтра? — услышал Василий из коридора.

— Ты издеваешься? Я ж сказал, что в моем вкусе не ты, а виски.

— А ты выпей. И с собой захвати. И будет счастье нам обоим, — дрожащим то ли от гнева, то ли от слез голосом ответила ведьма.

В коридоре хлопнула дверь, воцарилась тишина. Вернувшийся Олег с непроницаемым выражением лица смотрел в стену, прикладываясь к бутылке. Вася раскладывал по оставшимся коробкам кучу одежды, вываленную бабкой из шкафа прямо на пол.

— Не томи. Что ты хочешь сказать? — Не выдержал, наконец, Хольг.

— Ты — засранец, — пожал плечами Вася. — Но — это не мое дело.

— Согласен как с первым, так и со вторым, — медиум отсалютовал аспиранту бутылкой. — Скоро ты меня поймешь. Это она все как-то барахтается, но скоро дойдет и до нее.

— Может, ей легче будет понять, если ты все нормально объяснишь, а не будешь ее унижать? — Предположил филолог.

— Да не унижаю я ее, она сама этим с упоением занимается, а такие как ты ее поддерживают еще, — огрызнулся Олег. — Ну куда уж яснее-то сказать? Не важно, что чувствует она или что чувствую я. Все равно фигня выйдет.

— Значит, ты, все-таки, тоже что-то чувствуешь? — Изогнул бровь Захарченко.

— Тебя Варька покусала? — Разозлился Олег. — Или ты тоже прямые слова принимаешь за намеки и игры? Долго и счастливо живут лишь по отдельности. В твоем возрасте пора это уже понимать.

— Я потерял свой огонь пару дней назад и пока ничего особенного не заметил, — пожал плечами Вася. — Даже курица еще некоторое время бегает после того, как ей отрубят голову.

— А если ей отрубят ноги — уже не бегает, — отвернулся Олег.

— Ты мог бы просто порадовать ее, сходив с ней прогуляться, — покачал головой аспирант, закрывая одноразовый контейнер с салатом и заворачивая курицу обратно в фольгу. — Помогай давай.

— Хочешь порадовать человека — съешь перед смертью пластиковую игрушку и удиви того, кто будет вскрывать твое тело. Все любят киндер-сюрприз, — фыркнул медиум, собирая в обрывки пакета пустую пачку от чипсов, куриные кости и пакетики от булочек. — Думаешь, все дело в моем эгоизме? Типа, использую влюбленную в меня девочку, мучаю ее?

— Не знаю. Я вас пару дней всего наблюдаю, хоть и кажется, что уже год знакомы... Я никогда не любил, так что мне сложно разбираться в этой вашей каше. Но то, что ты на добро и заботу хамством отвечаешь — это очевидно. — Вася закинул в мусорный пакет стаканчики и понес остатки пищи в холодильник. — Виски в морозилку убрать?

— Оставь, ему жить осталось — полчаса максимум. О чем это мы? Ах да. Многие думают, что никогда не любили, — пожал плечами Олег. — Мне проще, я в этом уверен.

— Угу, а еще многие думают, что никогда в жизни не пробовали собачьего мяса, — вскипел аспирант, удаляясь на кухню. — Но ты в подобном тоже, наверное, уверен.

В квартире воцарилась тишина. Вася убрал продукты в холодильник, затем, подумав, вынес мусор на улицу. Затянутое тучами небо не пропускало свет ни единой звезды, во дворе поднялся ветер, моросил мелкий дождь. Было неуютно. Пришлось вернуться в квартиру. Порозовевший после еды Олег сидел на полу, прислонившись спиной к стене и накачивался алкоголем. На упыря он был уже не похож, максимум на студента-двоечника в разгар сессии. Помолчав еще пару минут, Василий решил возобновить разговор:

— Ты, в принципе, можешь не отвечать, но это было бы честно. Что там за история с рождением у тебя такая мрачная? Кто качал твою колыбель? — аспирант осторожно забрал из руки Хольга почти допитую бутылку и убрал за рюкзак, валявшийся в углу комнаты. — Меня сложно чем-то напугать, я свою мать убил...

— Да что ты говоришь, — пьяно хохотнул Олег. — Думаешь, такой весь из себя бедный и несчастный, обделенный, не оцененный никем? У тебя было двадцать пять лет на то, чтобы почувствовать себя живым, хоть и несчастным. А у меня такого шанса не было. Что, думаешь, у тебя самая страшная история?

А как тебе такой вариант: женщина рожает ребенка и умирает родами. Знакомо? Нет, погоди, слушай дальше, раз уж спросил. Так вот, она умирает родами, долго и мучительно, не теряя сознания до конца. Потому что ей некому передать свой дар, потому что никого из родственников рядом нету. Никого! Кроме ее сына, который еще даже свет не увидел, но уже обречен, заранее. Где были родственники в это время? Почему никто не захотел облегчить ее страдания? Почему они вообще оставили беременную женщину в чертовой глухой деревне, где самой молодой повитухе уже крепко за семьдесят?

Она умирала трое суток, трое! И никак не могла умереть — дар не пускал. И под конец она сдалась. И передала его мне. Мой огонь угас, так и не затлев даже. Я никогда не чувствовал на лице прикосновения первых весенних солнечных лучей так, как его ощущают всякие романтики среднего пубертатного периода. Я никогда ни к кому не привязывался, никогда никого не любил. Я выкладываюсь на полную, пытаясь что-то ощутить, но я просто не знаю, что именно ощущать я должен.