Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ночь перед выборами
Выпустили меня за два дня до выборов. В пятницу, после обеда. Пока до дома добрался, уже ужинать надо. Никто меня у ворот тюрьмы не встречал. Не было ни журналистов, ни сторонников. Это и правильно. Зачем делать раскрутку тюрьме, хотя тюрьма — это то место, где куются революционные характеры. В детстве мы читали воспоминания большевиков и вождей о том, как они сидели в тюрьмах, как они боролись с тюремщиками, чтобы соблюдались права политических заключенных, основная вина которых заключается в том, что они призывали народ к новой жизни, чтобы не было богатых, а все были бедными.
Предвыборная новая столица была заклеена с головы до ног портретами основного кандидата, автобусные мониторы крутили его предвыборные выступления о том, что все у нас хорошо, что мы по уровню развития находимся впереди Америки и Германии, только они не подозревают об этом и вообще, мы в кольцо врагов и нам нужно сплотиться вокруг вождя, чтобы через каких-нибудь десять-пятнадцать лет построить общество всеобщего щастья.
— Ну и Вульф, — несколько обиженно думал я, — заварил кашу и в кусты. Ушёл туда, откуда пришёл. Фокусник и манипулятор людьми, хотя мне нравилось наблюдать за ним, когда он хулиганил в Борде перед нашим полетом на Тарбаган.
Выйдя из автобуса недалеко от дома, я увидел на остановке Велле Зеге Вульфа с какой-то женщиной.
— Катенька, познакомься, это мой товарищ Андре Северцев, кандидат в президенты страны, — сказал он, представляя мне женщину, — а это Катя — моя спасительница и добрая фея, — сказал он, представляя мне женщину. — А сейчас приглашай нас в гости, твои тебя уже ждут и стол накрывают с расчетом на нас.
Что же делать с этим Вульфом? Без мыла залезет во все щели и выражение такое, как будто ничего не произошло и всё в порядке вещей.
— Андре, выше голову, — балагурил он, — каждый порядочный человек в Билбордии должен либо посидеть в тюрьме, либо быть отправлен в ссылку. Вспомни, ваши Лунин и Стулин сидели в тюрьме. Сидели и в тюрьме, и были в ссылках. И ты там был, следовательно, у тебя великое будущее.
Дома меня встретили так, как будто я отлучался из дома на несколько часов по каким-то делам. Это и хорошо. Зато я сразу ушел в ванную и с удовольствием плескался под струями горячей воды, смывая с себя тюремный дух. В Билбордии два духа: тюремный и Билбордский, и оба друг друга стоят.
Стол был накрыт царский. Отварной картофель, селедка с луком колечками и маслом, сало соленое, ветчина, салаты из капусты, редьки, свёклы. Это на закуску, а горячим блюдом были мои любимые пельмени.
Застолье получилось веселым и сытным. Выпили мы немало с такой закуской, но пьяными не был никто. О выборах никто не проронил ни слова. Зато я веселил людей тюремными анекдотами. Вот, например.
Идет надзиратель по тюрьме и говорит:
— Сегодня у нас будет пасха, каждый получит по яйцу!
Все кричат:
— Ура, круто!!!
Надзиратель:
— Вот этим сапогом.
В одной камере сидят два вора. Один за то, что украл часы, а второй — корову.
Спец по коровам решил приколоть любителя чужих часов, спрашивает:
— Который час?
— Точно не знаю, но думаю, что как раз время доить коров.
На зоне один зек спрашивает другого:
— Ты политический?
— Да.
— А кем работал?
— Сантехником.
— А как вышло, что ты политический???
— Да вызвали меня как-то в горсовет. Раковина у них в туалете сломалась. Ну, я посмотрел и сказал, что пора менять всю систему...
Кто в тюрьме не сидел, тот всю эту лажу принимает за романтику и приключения, подпевает Шуфутинскому: "Владимирский централ, ветер северный". Как посидит, так вся романтика куда-то девается. Вот и у меня романтики тюремной нет, а вот был бы я при власти, то я запретил бы людей садить в тюрьму по пустякам. При коммунистах были профсоюзы, как школа коммунизма. Сейчас тюрьмы как школа преступного мира. И те, кто увеличивает количество заключенных, работают на преступный мир.
Гостей мы проводили до дверей, а потом я завалился спать. Уснул практически мгновенно.
В два часа ночи во дворе дома послышался звук громко работающего мотора. Такие моторы были на старых автомашинах. Говорят, что такие моторы специально разрабатывали для душегубок и труповозок, чтобы не было слышно голосов жертв, кричащих в последние мгновения перед смертью. Такие же машины любили представители карательных органов, выезжавших на аресты врагов народа, чтобы весь народ слышал, кто приехал и что их очередь будет несколько позже.
Внизу противно заскрипела дверь в нашем подъезде. Все время собирался смазать и все время до неё не доходили руки. А с другой стороны, кто бы меня предупредил, что это за мной пришли. А за мной ли.
Весь дом слышал, как с девятого этажа начал спускаться вызванный снизу лифт. Как он шел натужно, как бы нехотя, потому что не хотел везти вверх тех, кто в нем нуждался. Но там парни здоровые, им один хрен, что на третий этаж взбежать, что на двадцатый.
Наконец, лифт остановился на первом этаже. Судя по времени его стоянки, в него входили четыре человека. Лифт поехал вверх натужно и остановился на третьем этаже. Это за мной.
Через пятнадцать секунд зазвонил музыкальный звонок в мою квартиру.
Вошли четверо. В черных кожаных пальто, положенных по комплекту каждому водителю грузовой автомашины типа "Studebaker". И эта мода сохранилась до сегодняшнего дня. Такие пальто носят либо министры, либо чекисты. Интеллигенция сторонится такой вычурности.
Говорят, что когда Черчилль прилетел на конференцию в Ялту, то его встречала внушительная делегация в таких вот шоферских кожаных пальто. Он тогда улыбнулся и сказал, что его встречает делегация профсоюза автоводителей.
Старший в распахнутом пальто, из-под которого виднелись тупоносые хромовые сапоги со скрипом и темно-синие галифе с темно-синим, как его называют — васильковым, кантом.
— Северцев Андрей Васильевич? — спросил старший группы.
— Да, — сказал я.
— Оружие есть? — последовал следующий вопрос.
— Не заслужил, — сказал я, — именным оружием награждают только особо приближенных, а я все по дальним гарнизонам мотался.
— Ясно. Одевайтесь, последуете с нами, — поступила команда.
Узелок с сухарями, нательным бельем и мыльно-рыльными принадлежностями был собран заранее, а одеваются военные довольно быстро.
— Что в узелке? — спросил старший.
— Все, что положено по описи для арестанта, — сказал я и развязал узелок.
Немного постояв, покачиваясь с носка сапог на каблук и обратно, старший сказал:
— Забирайте, мало ли что.
Вероятно, что старший все-таки знакомился с историей органов госбезопасности и знал, что чекистов первой волны, уничтожившей первую волну врагов народа, уничтожили тоже как врагов народа. Так что, ни один палач не избежал участи своей жертвы, потому что следующему поколению палачей нужно было на что-то кормить семью. Когда нормальные жертвы исчезают, всегда принимаются за палачей. Молодежь, она, как правило, тупая и соображение у них просыпается только тогда, когда они наполучают полную корзину люлей и поймут, что служба и выслуживание это две большие разницы.
Поцеловав жену и дочь, я вышел из квартиры. Странно, что у меня не стали делать обыск. С одной стороны, это хорошо, а с другой стороны — это плохо. Хорошо — это могут везти на правёж, то есть на вынесение официального предостережения. А плохо — могли сразу вывезти на расстрельный полигон и там шлепнуть, как расстреляли коллективно все членов антифашистского еврейского комитета. У наших органов практика богатая, недаром все представители всех спецорганов большинства стран мира получали свои знания у нас и очень много афро-азиатских военных преступников очень хорошо говорят по-билбордянски.
Везли меня недолго. Минут пятнадцать. Глаза были закрыты, но я представлял дорогу, идущую мимо санатория с йодобромной водой. От санатория метров триста и поворот налево на государственные дачи. Если проехать еще метров триста, то там будет круглосуточный милицейский пост, который охраняет рекламный столб с портретами тандема и надписью, что жители города вместе с ними. А пост выставили потому, что один первый заместитель губернатора, поверил, что у власти сидит один человек и дал команду заменить плакат с двумя членами тандема на другой плакат с одним членом тандема. Через час первый заместитель губернатора стал бывшим, а около билборда поставили круглосуточный пост из полиционеров в гражданской одежде и на гражданской автомашине.
Въезд на дачи охраняется постом со шлагбаумом. Я слышал, как поднялся шлагбаум, и мы проехали. Так триста метров прямо, затем триста метров налево, затем поворот налево и движение по кругу на площадку перед центральным особняком для самых высокопоставленных гостей.
С завязанными глазами меня ввели в особняк, я спокойно поднялся на две ступеньки, потому что неоднократно бывал в этом особняке, и пошёл в холл, где меня повернули налево в обеденный зал.
Там был он. Мой главный конкурент. Прилетел в новую столицу инкогнито. Если бы не инкогнито, то в центре новой столицы не было бы ни одного человека. Все движение транспорта прекращено. Тишина. Пролетающие воробьи начинают беспокойно оглядываться и сталкиваться друг с другом, а потом падать на землю с разрывом сердца от страха. Даже колокола в центральном храме города звонили по-чекистски. Как по-чекистски? А вот возьмите два граненых стакана, налейте в них наполовину водки, возьмитесь рукой за горловину и стукните стаканы донышками. Получится такой же звук, как если бы вы на пляже стукнули одним камнем-голышом о другой. Вот и чекисты так чокаются стаканами, звуков звяканья стекла не слышно, и никто не подумает, что они пьют водку. Так вот, ничего этого не было. Просто в город приехал один человеке, как приезжают ежедневно десятки тысяч человек и также уезжают.
Я сидел на стуле, а конкурент, сцепив руки за спиной, неровно ходил передо мной. Затем он становился и сказал:
— Кто ты такой? Что тебе надо? Ты понимаешь, что мы здесь жили спокойно, по-семейному. Все было расписано, распределено и размерено. Парламент работал, отдыхал и выступал с разными идиотскими инициативами, чтобы никто не подумал, что они зря получают по полмиллиона в месяц и пенсию в размере семидесяти процентов от их зарплаты. Да за такие деньги любой баран станет просвещенным политиком и будет угадывать намерения власти, воплощая их в жизнь самым добросовестным образом. Выборы проходили с периодичностью смены времен года, мы даже увеличили сроки между выборами, чтобы не терзать людей необходимостью походов на избирательные участки. Зачем ходить, когда результат известен давно. И тут нарисовался ты. Вот скажи мне начистоту, зачем тебе эта должность? Ты гений? Ты Рузвельт или Наполеон? Вот ответь мне.
Вопрос мне был задан сложный. А зачем мне эта должность? Я о ней вообще не думал, просто она свалилась на меня слишком неожиданно. С другой стороны, каждый из нас думал так, что вот если бы он был президентом, то он сделал бы вот так, а не так, как это было сделано. Получается, что каждый вменяемый человек, да и невменяемые тоже, все хотят быть президентами, чтобы делать всё по-своему. К слову сказать, люди недалекие и малообразованные уверены в своей готовности президентствовать в любом государстве, а вот люди умные начинают сомневаться в своих способностях. Поэтому, например, в бою, умный начинает обдумывать, как провести бой с меньшими потерями, полный дурак вскакивает на бруствер, кричит: "Слушай мою команду! В атаку, вперед!" И все бегут за ним прямо под пулеметный огонь, и дурак этот обязательно остается в живых, положив за собой сотни трупов, которые могли бы остаться живыми, если бы командование взял на себя умный, провел маневр обхода огневой точки и уничтожения ее с тыла. Но. Дурака награждают, навешивают золотые эполеты и отвешивают пригоршню разных орденов, и получается этакий Антисуворов, который на всех углах кричит, что пуля дура, а штык молодец. Кибернетика — продажная девка империализма и прочую ересь, из-за которой страна наша самой последней мире сняла с себя лапти.
В Билбордии героями не становятся, героев назначают. Неужели вы думаете, что монах Пересвет и богатырь Челубей выехали перед рядами своих войск похвалиться силушкой своей немеряной, себя показать и людей посмотреть. Ханы и князья шибко не любят тех, кто вперед их выскакивают мускулами поиграть.
Наоборот, хан говорит Челубею:
— Езжай-ка, Челубеюшко, вперёд да поноси этих билбордян самыми последними словами, чтобы поняли они, что их никто не боится, что войско наше несметно и что дело наше правое и победа будет за нами.
И поехал Челубей палицей махать да жопу голую супротивнику показывать, типа мы вас вот так, а потом вот так и еще так.
А тут князь Митрий Иванович по прозвищу Донской говорит монаху Александру Пересвету, иноку Троице-Сергиевского монастыря:
— Давай-ка, Санёк, съезди, перекрести крестом эту басурманскую рожу, пусть знает наших.
— Есть! — крикнул монах Сашка, руку приложил к козырьку и помчался исполнять приказ, проявляя смекалку и инициативу.
Знал он, что Челубей воин нечестный. У него копье было на один метр длиннее, чем у всех. Пока противник тянулся к нему, как челубеево копье уже пронзало его. Придумал Сашка хитрость воинскую. Снял он себя доспехи, надел только рясу с крестом и поехал на бой. Сошлись они в поединке и пронзил его Челубей насквозь, а из седла не вышиб, зато Сашка Пересвет наколол его на копье, как энтомолог найденного жука в коллекцию, да и убил насмерть. После этого подъехал к своим войскам Пересвет и там умер. Вот после этого и началась сама битва. И приказал князь помнить Пересвета, а церковь его к лику святых причислила и день памяти его 7 сентября.
А сколько во время битвы было таких вот Челубеев и Пересветов? Не перечесть, а кто их помнит? Никто. А вот князь приказал помнить и их помнят.
Или ближний пример. А вот если бы Наталья Гончарова не понравилась царю-батюшке? Не был бы Пушкин при дворе, не причислили бы его к числу классиков, и царь не стал бы его личным цензором, и был бы Пушкин в числе многих поэтов, которые писали не хуже, но к лику избранных не причисленных.
Зато другой поэт, Лермонтов, сам выскочил со стихотворением на смерть поэта про надменных потомков и что они не смоют всей черной кровью поэта праведную кровь. Все аж остолбенели, а он заматерел и написал поэму "Сашка", замахнувшись на Самого:
Наш век смешон и жалок, — всё пиши
Ему про казни, цепи да изгнанья,
Про темные волнения души,
И только слышишь муки да страданья.
Такие вещи очень хороши
Тому, кто мало спит, кто думать любит,
Кто дни свои в воспоминаньях губит.
Впадал я прежде в эту слабость сам,
И видел от нее лишь вред глазам;
Но нынче я не тот уж, как бывало, -
Пою, смеюсь. — Герой мой добрый малый.
Получается, что и я тоже выскочил на бруствер и крикнул:
— Слушай мою команду!
Но не я же издал указ, где меня объявили преемником и затвердили кандидатуру на выборы. Чего же ко мне претензии предъявлять? Мне терять было нечего, поэтому я и ответил вопросом на вопрос:
— А кто меня назвал на всю страну преемником и кандидатом на должность президента? Ты. Поэтому и я сейчас спрашиваю, а какие ко мне претензии? Послезавтра будут выборы, они и скажут, кто будет дальше править.
Мой конкурент сел за стол, махнул рукой и сказал:
— Принесите сюда водки.
Стоявший наготове официант с офицерской выправкой подскочил к нему с подносом, на котором стояла рюмка водки, накрытая бумажным колпачком.
Конкурент посмотрел на них, да как ругнется матом:
— Вашу мать! Вы что не понимаете, что я без закуски не пью. Второе. Я не один за столом. Немедленно накрыть стол на две персоны в водочном варианте.
Приказание было исполнено в несколько минут. На столе появились разнообразные закуски и графинчик с водкой. Наливали в рюмки из одного графина. Значит, не отравят. Выпили, закусили. Хозяин махнул рукой, и все удалились. Выпили еще по рюмке.
— Значит так, — сказал хозяин, — выборы мне не выиграть. Ты хитро свою кампанию провёл, как будто тебя Бог сюда послал сменить меня на посту. Сколько мы людей ни болванили, а вот соскучились они по новому лицу и хоть им кол на голове теши, за тебя голосовать будут. Давай здесь, на поляне, договариваться. Вот здесь бумажка о передаче должности президента. Вот сам текст, место для подписей, сдал, принял. А вот это текст указа, где ты подтверждаешь мою неприкосновенность и неподсудность за все принятые решения. Подписывай, иначе у меня не будет другого выхода, кроме как убрать тебя. Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы. И по-джентльменски, дай слово, что мой самолет не будет сбит.
Я молча подписал два документа. Расписку о сдаче должности я положил к себе в карман, а указ номер один следующего президента мой конкурент положил к себе в карман.
— Ну, бывай, — сказал он, — не поминай лихом, — и ушел, громко стукнув дверью.
От этого звука я и проснулся.
За окном была суббота. День тишины.
Я потянулся и пошел на кухню, откуда доносились аппетитные запахи и негромкий разговор дочери и жены.
Зайдя на кухню, я чмокнул в щечку моих дам и моя дочь, химик по специальности вдруг сказала:
— Пап, а чего от тебя так спиртом пахнет? Ты когда пил в последний раз?
Принюхалась и жена:
— Точно. Ты что, с утра уже приложился? Странно, никогда ты с утра не пил, а тут на тебе...
Я сразу развернулся и пошел в комнату. Взял пиджак и сразу полез во внутренний карман слева, там, где всегда находились документы, удостоверяющие личность. Там лежали два вчетверо свернутых листа плотной канцелярской бумаги, на которых было напечатано:
АКТ приема-передачи должности президента.
Мы, нижеподписавшиеся Ф.И.О. и Ф.И.О. составили настоящий акт в том, что сего числа Ф.И.О. сдал, а Ф.И.О. принял должность президента страны. Претензии по должности не предъявлено. Подписи: Ф.И.О. и Ф.И.О. Наши с конкурентом подписи и дата на следующий день после выборов, то есть понедельник. И Указ президента от того же числа, что его предшественник ни суду, ни следствию не подлежит и имеет право устроить свою судьбу по своему собственному желанию.
Эх, лучше бы вторник. Но понедельник, так понедельник. Как это в песне? Видно в понедельник их мама родила, что они ни делают, не идут дела.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |